Вдобавок, даже назови я их вам, пользы вам от этого не будет.
— Польза получилась бы та, что их бы поймали.
— Вы так полагаете? Ну что ж, я назову вам человека, который их знает; если угодно — обратитесь к нему.
— А кто это такой?
— Паскуале Де Симоне. Сказать, где он живет? Бассо Порто, на углу Каталонской улицы.
— Сбир королевы! — зашептали вокруг.
— Благодарю, друг мой, — сказал офицер, — протокол мой готов.
Потом он обратился к патрулю:
— Теперь — в дорогу! Мы потеряли здесь целый час! Послышались лязг оружия и удаляющиеся мерные шаги. Чирилло остался возле раненого.
— Заметили вы, как они поспешили удрать? — спросил сбир.
— Заметил, — отвечал Чирилло. — И понимаю, что вы не хотели сказать ничего, что принесло бы вред вашим товарищам, но мне вы, надеюсь, не откажетесь сообщить кое-какие сведения, которые никого не порочат и интересны только мне?
— Вам-то, доктор, я все охотно расскажу. Вы хотели мне помочь и помогли бы, если бы это было возможно. Но торопитесь, я все больше слабею; спрашивайте поскорее, что вы хотите знать, а то у меня язык заплетается, это, как говорится, начало конца.
— Всего несколько вопросов. Тот молодой человек, которого Паскуале Де Симоне подкарауливал, чтобы убить, был французский офицер?
— По-видимому, это был француз. Но по-неаполитански он говорил не хуже нас с вами.
— Он умер?
— Не решусь утверждать, могу только сказать, что если и жив, так тяжело ранен.
— Вы видели, как он упал?
— Видел, но не особенно отчетливо, сам я уже лежал на земле и был занят не столько им, сколько самим собою.
— А все-таки что же вы видели? Постарайтесь припомнить: мне крайне важно узнать, что сталось с этим юношей.
— Так вот, я видел, что он свалился у калитки сада, где пальма, и мне показалось, будто калитка отворилась и женщина в белом платье повлекла его за собой. Однако, может быть, это было видение и я принял за женщину в белом ангела смерти, спустившегося с небес за его душой.
— А больше вы ничего не видели?
— Видел. Видел Беккайо, — он бежал, обхватив голову руками; кровь совсем залила ему глаза.
— Благодарю вас, друг мой. Я узнал все, что хотел. И к тому же мне как будто послышался…
И Чирилло напряг слух.
— Да, это священник с колокольчиком. Я тоже слышал… Когда этот колокольчик приближается ради тебя, его слышишь издалека.
Наступило молчание; колокольчик звенел все ближе.
— Итак, — обратился сбир к Чирилло, — всему конец, не правда ли? О земном уже думать нечего?
— Вы доказали мне, что вы настоящий мужчина, и я скажу вам, как мужчина мужчине: вы еще успеете примириться с Богом — но и только.
— Аминь! — промолвил сбир. — А теперь еще одну, последнюю ложечку вашего снадобья, чтобы у меня хватило сил продержаться до конца: мне очень плохо.
Чирилло исполнил просьбу умирающего.
— Теперь сожмите мне руку, да покрепче. Чирилло сжал его руку.
— Покрепче, — повторил сбир, — я не чувствую. Чирилло изо всех сил стиснул его уже бесчувственную ладонь.
— Перекрестите меня. Бог свидетель, я хотел сделать это сам, но не могу.
Чирилло перекрестил его, а раненый совсем ослабевшим голосом прошептал: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь!»
В эту минуту в дверях показался священник, предшествуемый мальчиком, который был послан за ним: в левой руке мальчик нес крест, в правой — святую воду, а сам священник нес причастие.
При его появлении все стали на колени.
— Меня звали сюда? — спросил он.
— Да, отец мой, — ответил умирающий, — жалкий грешник собирается отдать Богу душу, если только она у него есть, и в этом трудном деле он хотел бы, чтобы вы помогли ему своей молитвой, а вашего благословения он даже не решается просить, так как сознает, что недостоин его.
— В благословении, сын мой, я не отказываю никому, — отвечал священник, — а чем грешнее человек, тем больше он в нем нуждается.
Он пододвинул стул к изголовью и сел, держа дароносицу в руках и приложив ухо к губам умирающего.
Чирилло уже ничего не оставалось делать возле этого несчастного, которому он по возможности облегчил предсмертные минуты: врач сделал свое дело, теперь настала очередь священника. Чирилло удалился, торопясь на место схватки, чтобы убедиться, что сбир сказал ему правду относительно Сальвато Пальмиери.
Местность эта нам знакома. Увидев пальму, изящные ветви которой колыхались над апельсиновыми и лимонными деревьями, Чирилло узнал дом кавалера Сан Феличе.
Сбир очень точно описал место происшествия. Чирилло направился прямо к калитке, за которой — как видел сбир, или как ему показалось — скрылся раненый; Чирилло осмотрел калитку и увидел на ней какие-то пятна.
Но являлись ли эти черные потеки следами крови или просто сырости? У Чирилло не было платка — он оставил его у женщины, которая промывала рану сбира; он снял с себя галстук, смочил один конец его водой из Львиного фонтана, потом вернулся к калитке и потер то место, что казалось самым темным.
Неподалеку отсюда, в направлении дворца королевы Джованны, перед статуей Мадонны светилась лампада.
Чирилло поднялся на каменную приступку и поднес галстук к огоньку.
Сомнений не оставалось: на ткани была кровь.
— Сальвато Пальмиери здесь, — прошептал он, протянув руку к жилищу кавалера Сан Феличе, — но жив ли он или мертв? Это я узнаю сегодня же.
Он повернулся назад и, проходя мимо дома, куда отнесли раненого сбира, заглянул в окно.
Раненый только что скончался; дон Микеланджело Чикконе молился у его изголовья.
Когда Доменико Чирилло входил к себе, на церкви Пие ди Гротта пробило три часа.
XXII. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОВЕТ
Помимо заседаний, которые проводились у королевы, в той самой темной комнате, куда мы ввели нашего читателя, и которые более всего напоминали тайные судилища инквизиции, во дворце еженедельно происходило четыре обычных заседания Совета: по понедельникам, средам, четвергам и пятницам.
В состав Государственного совета входили следующие лица.
Король — в тех случаях, когда важность обсуждаемых вопросов делала его присутствие необходимым.
Королева, присутствовавшая здесь по праву, которое мы уже объяснили.
Генерал-капитан Джон Актон, председатель Совета.
Князь Кастельчикала, министр иностранных дел, мореходства и торговли, а в свободное время также шпион-доносчик и судья.
Бригадный генерал Джованни Баттиста Ариола, военный министр, человек умный и сравнительно порядочный.
Маркиз Саверио Симонетти, министр юстиции.
Маркиз Фердинандо Коррадино, министр вероисповеданий и финансов, который был бы самым бездарным министром, если бы не Саверио Симонетти, также заседавший там, не являл собою еще более совершенного примера бездарности.
В случаях необходимости к этим господам добавляли маркиза де ла Самбука, князя Карини, герцога ди Сан Николо, маркиза Бальтазара Чито, маркиза дель Галло и генералов Пиньятелли, Колли и Паризи.
В отличие от короля, из десяти заседаний обычно посещавшего только одно, королева неизменно присутствовала на всех; правда, часто она, казалось, просто слушала обсуждение, расположившись поодаль от стола, где-нибудь в углу или у окна вместе со своей любимицей Эммой Лайонной, которую она брала с собой в зал заседаний в качестве своей неотъемлемой принадлежности, имевшей не больше значения, чем сопутствовавшая Фердинанду его любимая испанская ищейка Юпитер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269
— Польза получилась бы та, что их бы поймали.
— Вы так полагаете? Ну что ж, я назову вам человека, который их знает; если угодно — обратитесь к нему.
— А кто это такой?
— Паскуале Де Симоне. Сказать, где он живет? Бассо Порто, на углу Каталонской улицы.
— Сбир королевы! — зашептали вокруг.
— Благодарю, друг мой, — сказал офицер, — протокол мой готов.
Потом он обратился к патрулю:
— Теперь — в дорогу! Мы потеряли здесь целый час! Послышались лязг оружия и удаляющиеся мерные шаги. Чирилло остался возле раненого.
— Заметили вы, как они поспешили удрать? — спросил сбир.
— Заметил, — отвечал Чирилло. — И понимаю, что вы не хотели сказать ничего, что принесло бы вред вашим товарищам, но мне вы, надеюсь, не откажетесь сообщить кое-какие сведения, которые никого не порочат и интересны только мне?
— Вам-то, доктор, я все охотно расскажу. Вы хотели мне помочь и помогли бы, если бы это было возможно. Но торопитесь, я все больше слабею; спрашивайте поскорее, что вы хотите знать, а то у меня язык заплетается, это, как говорится, начало конца.
— Всего несколько вопросов. Тот молодой человек, которого Паскуале Де Симоне подкарауливал, чтобы убить, был французский офицер?
— По-видимому, это был француз. Но по-неаполитански он говорил не хуже нас с вами.
— Он умер?
— Не решусь утверждать, могу только сказать, что если и жив, так тяжело ранен.
— Вы видели, как он упал?
— Видел, но не особенно отчетливо, сам я уже лежал на земле и был занят не столько им, сколько самим собою.
— А все-таки что же вы видели? Постарайтесь припомнить: мне крайне важно узнать, что сталось с этим юношей.
— Так вот, я видел, что он свалился у калитки сада, где пальма, и мне показалось, будто калитка отворилась и женщина в белом платье повлекла его за собой. Однако, может быть, это было видение и я принял за женщину в белом ангела смерти, спустившегося с небес за его душой.
— А больше вы ничего не видели?
— Видел. Видел Беккайо, — он бежал, обхватив голову руками; кровь совсем залила ему глаза.
— Благодарю вас, друг мой. Я узнал все, что хотел. И к тому же мне как будто послышался…
И Чирилло напряг слух.
— Да, это священник с колокольчиком. Я тоже слышал… Когда этот колокольчик приближается ради тебя, его слышишь издалека.
Наступило молчание; колокольчик звенел все ближе.
— Итак, — обратился сбир к Чирилло, — всему конец, не правда ли? О земном уже думать нечего?
— Вы доказали мне, что вы настоящий мужчина, и я скажу вам, как мужчина мужчине: вы еще успеете примириться с Богом — но и только.
— Аминь! — промолвил сбир. — А теперь еще одну, последнюю ложечку вашего снадобья, чтобы у меня хватило сил продержаться до конца: мне очень плохо.
Чирилло исполнил просьбу умирающего.
— Теперь сожмите мне руку, да покрепче. Чирилло сжал его руку.
— Покрепче, — повторил сбир, — я не чувствую. Чирилло изо всех сил стиснул его уже бесчувственную ладонь.
— Перекрестите меня. Бог свидетель, я хотел сделать это сам, но не могу.
Чирилло перекрестил его, а раненый совсем ослабевшим голосом прошептал: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь!»
В эту минуту в дверях показался священник, предшествуемый мальчиком, который был послан за ним: в левой руке мальчик нес крест, в правой — святую воду, а сам священник нес причастие.
При его появлении все стали на колени.
— Меня звали сюда? — спросил он.
— Да, отец мой, — ответил умирающий, — жалкий грешник собирается отдать Богу душу, если только она у него есть, и в этом трудном деле он хотел бы, чтобы вы помогли ему своей молитвой, а вашего благословения он даже не решается просить, так как сознает, что недостоин его.
— В благословении, сын мой, я не отказываю никому, — отвечал священник, — а чем грешнее человек, тем больше он в нем нуждается.
Он пододвинул стул к изголовью и сел, держа дароносицу в руках и приложив ухо к губам умирающего.
Чирилло уже ничего не оставалось делать возле этого несчастного, которому он по возможности облегчил предсмертные минуты: врач сделал свое дело, теперь настала очередь священника. Чирилло удалился, торопясь на место схватки, чтобы убедиться, что сбир сказал ему правду относительно Сальвато Пальмиери.
Местность эта нам знакома. Увидев пальму, изящные ветви которой колыхались над апельсиновыми и лимонными деревьями, Чирилло узнал дом кавалера Сан Феличе.
Сбир очень точно описал место происшествия. Чирилло направился прямо к калитке, за которой — как видел сбир, или как ему показалось — скрылся раненый; Чирилло осмотрел калитку и увидел на ней какие-то пятна.
Но являлись ли эти черные потеки следами крови или просто сырости? У Чирилло не было платка — он оставил его у женщины, которая промывала рану сбира; он снял с себя галстук, смочил один конец его водой из Львиного фонтана, потом вернулся к калитке и потер то место, что казалось самым темным.
Неподалеку отсюда, в направлении дворца королевы Джованны, перед статуей Мадонны светилась лампада.
Чирилло поднялся на каменную приступку и поднес галстук к огоньку.
Сомнений не оставалось: на ткани была кровь.
— Сальвато Пальмиери здесь, — прошептал он, протянув руку к жилищу кавалера Сан Феличе, — но жив ли он или мертв? Это я узнаю сегодня же.
Он повернулся назад и, проходя мимо дома, куда отнесли раненого сбира, заглянул в окно.
Раненый только что скончался; дон Микеланджело Чикконе молился у его изголовья.
Когда Доменико Чирилло входил к себе, на церкви Пие ди Гротта пробило три часа.
XXII. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОВЕТ
Помимо заседаний, которые проводились у королевы, в той самой темной комнате, куда мы ввели нашего читателя, и которые более всего напоминали тайные судилища инквизиции, во дворце еженедельно происходило четыре обычных заседания Совета: по понедельникам, средам, четвергам и пятницам.
В состав Государственного совета входили следующие лица.
Король — в тех случаях, когда важность обсуждаемых вопросов делала его присутствие необходимым.
Королева, присутствовавшая здесь по праву, которое мы уже объяснили.
Генерал-капитан Джон Актон, председатель Совета.
Князь Кастельчикала, министр иностранных дел, мореходства и торговли, а в свободное время также шпион-доносчик и судья.
Бригадный генерал Джованни Баттиста Ариола, военный министр, человек умный и сравнительно порядочный.
Маркиз Саверио Симонетти, министр юстиции.
Маркиз Фердинандо Коррадино, министр вероисповеданий и финансов, который был бы самым бездарным министром, если бы не Саверио Симонетти, также заседавший там, не являл собою еще более совершенного примера бездарности.
В случаях необходимости к этим господам добавляли маркиза де ла Самбука, князя Карини, герцога ди Сан Николо, маркиза Бальтазара Чито, маркиза дель Галло и генералов Пиньятелли, Колли и Паризи.
В отличие от короля, из десяти заседаний обычно посещавшего только одно, королева неизменно присутствовала на всех; правда, часто она, казалось, просто слушала обсуждение, расположившись поодаль от стола, где-нибудь в углу или у окна вместе со своей любимицей Эммой Лайонной, которую она брала с собой в зал заседаний в качестве своей неотъемлемой принадлежности, имевшей не больше значения, чем сопутствовавшая Фердинанду его любимая испанская ищейка Юпитер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269