— Вы думаете, генерал, что в городе мне грозит какая-то опасность?
— Предположим… хотя это трудно предположить…
— Черт возьми, — воскликнул король, — а все же предположим!
— Предположим, что Шампионне успел предупредить коменданта замка Святого Ангела и что якобинцы следят за воротами.
— Это возможно, — воскликнул король, — вполне возможно! Так едем же!
— Едем! — согласился Макк.
— Но куда же вы, генерал?
— Я веду вас, государь, к единственным городским воротам, где вас не могут ожидать, потому что они выходят на дорогу, ведущую в противоположную сторону от Неаполя; я имею в виду Народные ворота, они, кстати, ближайшие отсюда. Нам важно выбраться из Рима как можно скорее; выехав из города, мы проедем вдоль земляного вала и четверть часа спустя окажемся у ворот Сан Джованни.
— Французы, видно, хитрющие бестии, если им удалось одолеть такого молодца, как вы, генерал.
Беседуя так, они доехали до конца Рипетты.
Король остановил лошадь Макка, поймав ее за повод.
— Смотрите-ка, генерал, — сказал он, — какие-то люди валом валят в город через Народные ворота. Кто это?
— Если бы можно было пройти за пять часов тридцать миль, я сказал бы, что это бегут солдаты вашего величества.
— Они и есть, генерал. Они и есть. Ах, вы плохо знаете этих молодцов: когда речь идет о том, как бы спастись, у них на пятках вырастают крылья.
Король не ошибся — то был головной отряд бегущей армии; неаполитанцы мчались со скоростью более двух льё в час и теперь уже начали вступать в Рим. Король проехал мимо них, подняв воротник плаща, и они его не узнали.
Выехав за город, кавалькада повернула направо вдоль крепостной стены Аврелиана, миновала ворота Сан Лоренцо, потом ворота Маджоре и добралась, наконец, до знаменитых ворот Сан Джованни, где королю за семнадцать дней до этого были так торжественно поднесены ключи от города.
— А теперь, государь, вот дорога, — сказал Макк. — Через час вы достигнете Альбано, а там уже будете вне опасности.
— Вы покидаете меня, генерал?
— Ваше величество, долг предписывал мне прежде всего позаботиться о короле. Теперь мой долг — заботиться об армии.
— Хорошо. Желаю успеха. Но, как бы ни сложились обстоятельства, мне хотелось бы, чтобы вы помнили: я не желал войны, не я оторвал вас от дел — если таковые были у вас в Вене — и вызвал в Неаполь.
— Увы, это совершеннейшая правда, ваше величество, и я готов свидетельствовать, что все случилось по воле королевы. А теперь — да хранит вас Бог!
Макк поклонился королю и послал лошадь в галоп, направляясь обратно по той же дороге.
— А ты, — прошептал король, вонзая шпоры в бока лошади и гоня ее во весь опор в сторону Альбано, — а ты отправляйся ко всем чертям, идиот!
Как видите, со времени Государственного совета король не изменил мнения о своем главнокомандующем.
Несмотря на все старания десяти солдат, сопровождавших короля и герцога д'Асколи, им пришлось значительно отстать от знатных всадников, у которых лошади были гораздо лучше, не говоря уже о том, что король, охваченный страхом, не склонен был мешкать. К тому же надо заметить, что, сколь бы высокого мнения ни придерживался Фердинанд относительно своих подданных, он не считал этот эскорт достаточным, в случае если в пути встретится опасность. Когда король и его спутник достигли подъема к Альбано, десять солдат из охраны уже давно повернули обратно.
Всю дорогу королем владел панический страх. Нигде в мире не найти местности, которая, особенно по ночам, принимала бы такой фантастический облик, какой принимает римская равнина с ее разрушенными акведуками, что кажутся вереницами гигантов, шествующих в потемках; с ее надгробиями, вдруг выступающими то слева, то справа от дороги; с ее таинственными звуками, похожими на стоны обитающих здесь призраков. Фердинанд поминутно приближался к герцогу и, подобрав поводья своей лошади, словно готовя ее к прыжку через ров, спрашивал:
— Ты видишь, д'Асколи?.. Слышишь, д'Асколи?..
Но д'Асколи, более храбрый, а потому не столь взволнованный, смотрел и, прислушиваясь и качая головой, отвечал:
— Ничего не вижу, государь, ничего не слышу, государь.
Тогда Фердинанд с обычным своим цинизмом добавлял:
— Я говорил Макку, что не уверен в своей отваге; ну, а теперь я уже не сомневаюсь: я отнюдь не храбр.
Так они доехали до Альбано; на это потребовалось меньше часа. Было около полуночи. Все ворота были заперты, в том числе и ворота почтовой конторы.
Герцог д'Асколи узнал контору по вывеске на воротах; он спешился и стал громко стучаться.
Почтмейстер, мирно спавший уже больше трех часов, явился, как обычно бывает в таких случаях, не в духе, но д'Асколи произнес магические слова, отворяющие все запоры:
— Не беспокойтесь, вам хорошо заплатят. Лицо почтмейстера сразу же засияло.
— Что прикажете подать вашим превосходительствам? — спросил он.
— Карету, трех почтовых лошадей и возницу, — такого, чтобы вез нас поживее, — сказал король.
— Через четверть часа все это будет к услугам ваших превосходительств. Стал накрапывать дождик; почтмейстер предложил:
— Не угодно ли господам в ожидании пройти ко мне в комнату?
— Конечно, конечно, — ответил король. — Комнату, поскорее комнату!
— Как поступить с лошадьми ваших превосходительств?
— Поставь их в конюшню. За ними приедут от моего имени, от имени герцога д'Асколи, понял?
— Понял, ваше превосходительство. Герцог д'Асколи взглянул на короля.
— Я знаю, что говорю, — промолвил Фердинанд. — Пойдемте, нечего терять время.
Хозяин отвел их в комнату, зажег две свечи.
— Но у меня имеется только кабриолет, — сказал он.
— Кабриолет так кабриолет, был бы прочный.
— Отличный кабриолет, на нем хоть до самой преисподней доедете.
— А мне только на полдороги до преисподней, так что и этот сойдет.
— Значит, ваши превосходительства покупают у меня кабриолет?
— Нет, они оставляют тебе, дурак, пару лошадей, а цена им полторы тысячи дукатов.
— Значит, лошади остаются мне?
— Если их у тебя не потребуют. Если же потребуют — тебе заплатят за кабриолет. Но действуй попроворнее.
— Сию минуту, ваше превосходительство.
Тут почтмейстер, увидел короля без плаща, всего в орденах, попятился от изумления, кланяясь ему до земли.
— Ну вот, теперь все будет исполнено немедленно, ордена вашего величества произвели должное впечатление, — сказал герцог.
— Ты думаешь, д'Асколи?
— Сами видели, ваше величество, еще немного — и человек побежал бы на четвереньках.
— А знаешь, дорогой мой д'Асколи, что тебе предстоит сделать? — произнес король самым ласковым голосом.
— Мне, государь?
— Да нет, ты, пожалуй, не захочешь.
— Государь, — серьезно возразил д'Асколи, — я захочу всего, чего захочет ваше величество.
— Да, знаю, ты мне предан; знаю, ты мой единственный друг, и только у тебя я могу просить такой услуги.
— Это что-то очень трудное?
— Столь трудное, что будь ты на моем месте, а я на твоем, не знаю, сделал ли бы я для тебя то, что собираюсь просить тебя сделать для меня.
— Государь, но ведь это же не довод, — возразил д'Асколи, чуть улыбнувшись.
— Ты, кажется, сомневаешься в моей дружбе? Это нехорошо, — сказал король.
— В данную минуту, государь, важно, чтобы вы не сомневались во мне, — с достоинством заметил герцог.
— Вот когда ты дашь мне такое доказательство, ручаюсь тебе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269