Он быстро схватывал суть дела, имел несомненный дар мгновенно ориентироваться в любой обстановке и, к тому же, был искренним патриотом своей страны. Он часто бывал опрометчивым и иногда жестоким и не раз вовлекал Италию в явные авантюры, аморальные и бессмысленные. Он был настолько ленив, что отказывался читать документ, если в нем было больше одной страницы. На трассах для игры в гольф и на вечеринках, устраивавшихся его богатыми друзьями из высшего римского общества, он проводил ровно столько же времени, сколько и в своем служебном кабинете во дворце Киджи. Он безответственно относился к своим обязанностям, о чем свидетельствовал, например, Рафаэле Гварилья, посол Италии в Париже с 1938 по 1940 год. Единственное распоряжение, которое было получено от Чиано посольством в этот период, предписывало подыскать французскую гувернантку для собственных детей. Но, тем не менее, он имел и немало достоинств, которые редко можно было отыскать среди фашистских бонз. Он был умен, сметлив, смел, впечатлителен и, несмотря на пристрастие к позе и претенциозности, по-своему обаятелен. Он был любящим сыном и братом; он был сильно привязан к своим детям, которых очень любил; и хотя у него было много друзей как среди мужчин, так и среди женщин, он не переставал испытывать глубокое чувство к своей жене. «Он был типичным прохвостом, — писал о нем лорд Ванситтарт, который в первый раз встретился с ним в 1934 году, — но это качество не такой уж и большой грех под этим солнцем. Он любил женщин и был неравнодушен к карьере; многие другие имеют эти наклонности характера, но не всем удается их успешно реализовать на практике. Он обладал приятной внешностью и был неплохо развит физически, время от времени он проявлял известное чувство юмора… Он был не прочь повеселиться и слишком любил жизнь, чтобы омрачать ее неприятностями; и отвращение жизнелюбца к войне вызывает гораздо больше уважения, чем антипатия к ней пацифиста, поскольку оно более практично».
Дино Альфиери, которому в качестве посла Италии в Германии позднее предстояло хорошо узнать Чиано, нарисовал подобный, хотя и более приукрашенный, портрет своего коллеги.
«Несмотря на свойственные ему непостоянство и непоследовательность, иногда приводившие его собеседников в полнейшее замешательство, Чиано был добродушным и щедрым человеком. Он всегда с радостью приходил на помощь друзьям и ему доставляла особое удовольствие возможность сообщить им первым хорошую новость… В его речи слегка чувствовалось тосканское построение фразы, беседу он вел, как правило, весьма живо, а его язык отличался выразительностью и точностью. Он мог быть то серьезным, то парадоксально остроумным. Или насмешливым, а иногда даже и немного циничным… По своей природе он был чрезвычайно жизнерадостным, эксцентричным, любознательным, ироничным и сентиментальным. Его гибкий ум немедленно находил на все готовый ответ».
Не все признавали его столь остроумным и обаятельным, как Альфиери, но мало кто испытывал к нему неприязнь и уж никто не мог заявить, что он ничтожный человек. Однако на немцев он произвел менее благоприятное впечатление. В своих официальных меморандумах он осторожно оценивал положительную сторону сложившихся у него отношений с ними. На самом деле эти отношения вообще не сложились. Немцы посчитали его поверхностным и тщеславным человеком, к тому же стремившимся навязать свои интересы, что часто выглядело просто абсурдным. Однажды Уильям Ширер, американский иностранный корреспондент, во время пребывания в Берлине описал его как «клоуна, веселившего публику весь вечер. Безо всяких на то причин он, бывало, вскакивал с места и отдавал салют. Я не мог не обратить внимание на то, каким нервозным человеком показал себя Чиано. Он без конца двигал челюстями, хотя во рту у него и не было жевательной резинки».
Однако его первый официальный визит в Берлин в октябре 1936 года, месяц спустя после визита Ганса Франка в Рим, был довольно успешным. Риббентроп, возненавидивший Чиано, пока еще не заменил Нейрата на посту министра иностранных дел Германии, а Гитлер, который вскоре также проникся неприязнью к зятю Муссолини, принимал его в Берхтесгадене с почтительным уважением, граничившим со льстивостью. Он не скрывал радости, прочитав те дружеские послания Муссолини, которые привез Чиано. «Муссолини, — произнес фразу фюрер, которая не могла не понравиться зятю дуче, — является величайшим государственным деятелем во всем мире, с которым никто даже близко не может сравниться». Скороговоркой Гитлер высказался о международном положении, упомянул о растущей угрозе со стороны большевизма и отметил в утешение ускоренный темп перевооружения Германии. «Каждая конкретная проблема, — писал потом Чиано, — немыслимо долго разжевывалась Гитлером, а каждый свой вывод он повторял несколько раз, прибегая к различным словосочетаниям». Из сумбура многословия, обрушившегося на Чиано, он, тем не менее, вынес впечатление, что Гитлер в отношении Великобритании пока еще не пришел к окончательному решению и в настоящее время даже не исключает возможности заключения с нею того или иного соглашения. Муссолини, как никогда обозленный на Великобританию после того, как Хайле Селассие был приглашен на коронацию короля Георга VI, именно подобного соглашения и опасался и стремился во что бы то ни стало добиться того, чтобы англо-германское сближение не состоялось. Он с явным облегчением узнал от Чиано, что, несмотря на неопределенную позицию Гитлера, такое соглашение вряд ли будет иметь место, что Гитлер убежден в намерении Англии продолжать активно противодействовать им, и лишь объединившись, они будут обладать мощью, достаточной для того, чтобы нанести поражение Великобритании. «Через три года, — заявил Гитлер, — Германия будет готова, через четыре года — более чем готова; если же мне дадут пять лет, то это будет только к лучшему… Англичане считают, что сегодня в мире существуют две страны, ведомые авантюристами, Германия и Италия. Но во главе Англии также были авантюристы, когда она создала свою империю. Сегодня она находится под правлением ничтожных, некомпетентных людей». Несколько месяцев спустя, в сентябре 1937 года, на конференции в Нионе Великобритания совершила очередной выпад против Муссолини, подписав соглашение с Францией о защите торговых судов в Средиземном море, где якобы испанские, а на самом деле итальянские подводные лодки «совершают акты пиратства» в пользу Франко. И вновь Гитлер, осудив эту запоздалую, но необходимую попытку демократических стран эффективно объединиться против нарастающей мощи стран «оси», выразил Муссолини свое сочувствие.
Ибо также, как и Муссолини, стремившийся воспрепятствовать соглашению между Германией и Великобританией, мысль о котором в те годы постоянно витала в голове Гитлера, фюрер в свою очередь стремился воспрепятствовать возобновлению дружеских отношений между Италией и Великобританией в ущерб интересам Германии. Имея в виду эту проблему, а также для того, чтобы подчеркнуть особое значение солидарности стран «оси», Гитлер в 1937 году неоднократно направлял в Рим своих представителей, чьи визиты, казалось, прошли внешне в достаточно дружеской атмосфере. Но ни один из этих визитов не принес заметного успеха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115