Там в витрине был выставлен револьвер, на который я, проходя мимо, всякий раз заглядывался. Он выглядел как настоящее орудие убийства.
Как обычно, я встал перед витриной и прижался носом к стеклу. Внезапно сильный шлепок по спине чуть не заставил меня подпрыгнуть. Казалось, по мне выстрелили. Поворачиваясь, я услышал добродушный голос: «Что ты, черт возьми, здесь делаешь? Генри, старина, как поживаешь?»
Передо мной стоял Тони Марелла. Изо рта торчит потухшая сигара, мягкая шляпа франтовато заломлена набок, маленькие глазки озорно поблескивают, как и в прежние времена.
Поговорили о том о сем. Как и положено, вспомнили с нежностью школьные годы, а потом он задал вопрос: «А чем ты теперь занимаешься?»
Я кратко пожаловался на судьбу.
— Плохи дела, Генри. Я даже не подозревал, что ты в таком положении. Почему не дал мне знать? Со мной всегда можно связаться. — Он обнял меня за плечи. — Как ты смотришь на то, чтобы пойти куда-нибудь выпить? Может, я смогу что-нибудь для тебя сделать.
Я попытался объяснить, что помочь мне невозможно.
— Только время зря потратишь, — сказал я.
— Ладно, отдохни, — отмахнулся Тони. — Я же знаю тебя как облупленного. Да будет тебе известно, что я всегда восхищался тобой, старина, и даже завидовал. У каждого бывают в жизни темные полосы. Здесь рядом есть уютное местечко. Зайдем туда — перекусим и выпьем.
«Уютное местечко» оказалось баром (с улицы его не заметить!), где моего друга хорошо знали и выделяли среди прочих клиентов. Он меня представил даже чистильщику обуви.
— Мой школьный дружок, — говорил он. — Настоящий писатель, ей-богу! Нет, вы видали такое?
Мне он сунул в руку бокал с шампанским.
— Пей вот это! Джо, сделай нам пару сандвичей с ростбифом… да не жалей соуса… и лука. Ты как любишь, Генри? Черт, ты даже представить себе не можешь, до чего я рад нашей встрече! Я часто вспоминал о тебе: как он там, что поделывает? Может, смотался в Европу? А ты, оказывается, тут, под самым носом. Вот смешно!
Дальше все продолжалось в том же духе. Тони просто цвел, он заказывал напитки, покупал сигары, интересовался результатом последних скачек, приветствовал новых гостей, тут же представлял меня им, занимал наличные у бармена, делал телефонные звонки и тому подобное. Динамо-машина — да и только! С первого взгляда ясно: парень что надо! Для каждого найдет доброе слово — радость жизни и доброжелательность так и переполняли его.
Наконец, обняв одной рукой меня за плечи, а другой облокотившись на стойку, он заговорил, понизив голос:
— А теперь, Генри, поговорим о деле. У меня сейчас непыльная работенка. Если хочешь, могу и тебе что-нибудь подыскать. Ничего особенного, но какое-то время продержаться сможешь. Пока не подыщешь получше. Что ты на это скажешь?
— Замечательно, — ответил я. — А что за работа?
Оказалось, в Управлении парками, где Тони работал секретарем Главного инспектора. Это означает, пояснил Тони, что он занимается всей черновой работой, а начальник снимает сливки. Такая вот вещь — политика, добавил он. Грязное дело. Все время кто-нибудь норовит всадить нож в спину.
— Не надейся, что приступишь к работе завтра или послезавтра, — прибавил Тони. — Тут надо соблюдать правила игры. Но я сегодня же занесу твое имя в нужные списки. Однако может пройти месяц, прежде чем я позвоню. Сумеешь столько продержаться?
— Думаю, да, — ответил я.
— О деньгах не беспокойся, — сказал он. — Могу одолжить сколько нужно.
— Не надо, — запротестовал я. — Как-нибудь выкручусь…
— Странный ты парень, — сказал Тони, сжимая мою руку. — Со мной не надо церемониться. Держись проще… Когда занимаешься политикой, деньги сами к тебе идут. Бедных политиков не бывает. Как это получается — другой вопрос. Я пока в грязные дела не влезал. А это нелегко… Ну ладно. Не хочешь брать сейчас, заходи, если будешь на мели. И помни — в любое время.
Я пожал ему руку.
— Может, еще на посошок?
Я кивнул, соглашаясь.
— Я вот о чем подумал. Пока суд да дело, я мог бы взять тебя на работу могильщиком… для начала. Не возражаешь? Всего на неделю или чуть больше. Сам прослежу, чтоб ты сильно не надрывался. А потом переведу тебя в контору. Соглашайся, ты снимешь тяжесть с моей души. Послушай, а ведь я могу тебя и по делу использовать. Ты прирожденный писатель, а писанина — половина моей работы.
При выходе из кафе он прибавил:
— Не бросай писать, Генри. Это твое настоящее дело. Имей я твой талант, никогда не полез бы в политику. Мне все приходится добывать с бою. Сам знаешь… кто я такой?… итальяшка, даго…
Мы обменялись рукопожатием.
— Обещай, что теперь не пропадешь, хорошо? И передай привет отцу. Ну, до встречи!
— Пока, Тони!
Я подождал, пока он поймает такси. Когда он отъезжал, я помахал ему на прощание.
Вот так повезло! Встретил самого Тони Мареллу! И это в тот момент, когда думал, что погибаю.
8
Какие все-таки сюрпризы порой преподносит нам жизнь! Можно проклинать все на свете или молиться, ныть или трещать, как попугай, — и все без толку. А потом, когда ты почти сдался и приготовился к неизбежному, западня вдруг открывается, Сатурн меняет направление и все проблемы отпадают сами собой. Или тебе так кажется.
Вот так неожиданно и буднично Стася объявила мне однажды, когда Моны не было дома, что она от нас съезжает. Не услышь я это непосредственно от нее, ни за что бы не поверил.
Я был так потрясен и обрадован, что даже не поинтересовался, почему она так поступает. А сама Стася не торопилась открыть причину. Только намекнула, что сыта по уши Мониной страстью к показухе, но вряд ли это было единственным поводом для столь внезапного решения.
— Может, немного пройдемся? — предложила Стася. — Хочется на прощание поговорить с тобой наедине. Я уже собрала вещи.
Когда мы вышли из дома, она поинтересовалась, не буду ли я против, если мы погуляем по мосту. «Конечно, нет», — заверил ее я. Да предложи она сейчас отправиться пешком в Уайт-Плейнс , я и то согласился бы не задумываясь.
Узнав, что Стася нас покидает, я тут же проникся к ней симпатией. Странная женщина, но вовсе не плохая. Остановившись, чтобы закурить, я бросил на нее оценивающий взгляд. Такое выражение лица, как у нее, могло быть у вернувшегося с войны солдата армии Конфедерации. Потерянный взгляд, говорящий, однако, о несломленном духе. Человек без корней — живет сама по себе.
Некоторое время мы шли молча. Только у самого моста язык у нее развязался. Стася заговорила мягко и проникновенно. И без всякой рисовки. Как будто исповедовалась перед собакой. Смотрела она прямо перед собой, словно хотела запомнить дорогу.
Стася сказала, что, учитывая обстоятельства, я вел себя далеко не худшим образом. Ситуация действительно невыносимая. Будь мы даже ангелами, нам все равно не справиться. Можно было и раньше это понять. Стася также призналась, что в их отношениях с Моной много игры. Она любит Мону, конечно, любит, но не сходит с ума. Чего нет — того нет. Скорее уж Мона сходит. Да и вообще это не любовь, а потребность в друге. Они обе очень одиноки. В Европе все могло сложиться по-другому. Но теперь поздно об этом думать. Когда-нибудь, она верит, ей удастся все же туда поехать, но одной.
— А сейчас куда ты? — спросил я.
— Наверное, в Калифорнию. Куда же еще?
— А почему не в Мексику?
Это вариант, согласилась Стася, но туда она поедет позже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94