Но на деле вышло не так. Чем больше он начинал раздумывать, тем все больше приходил к убеждению, что несправедливо поступил с женой, бросив ее по одному ни на чем не основанному подозрению.
Неужели Жанна могла так вдруг из чистой, честной женщины сделаться обманщицей, отдаться совершенно незнакомому человеку? Да и герцог де Роган не мог в одну минуту изменить высоким правилам чести, которыми всегда отличался, и так низко поступить с человеком, спасшим ему жизнь.
Граф и раньше сознавал в глубине души несправедливость свою к жене, которую всегда любил, а после разлуки полюбил еще больше, но, чтобы оправдать себя в собственных глазах, окружил графиню целой сетью шпионов, от которых узнавал о каждом шаге, каждом движении и слове графини; но он только думал, что это так, на самом же деле люди графини были слишком ей преданы, чтобы выдать ее даже мужу, их любимому господину.
— Нет, — сказал он себе после описанного происшествия у садовой калитки с мнимым герцогом де Роганом, — я совсем сумасшедший! Капитан говорил правду; тут какая-то тайна, которая непременно разъяснится; и я всеми силами помогу этому; поеду к герцогу и попрошу у него объяснения; если он мне в нем откажет, тогда плохо ему придется!
В то время как граф дю Люк, лежа у себя в спальне, пришел к этому заключению, к нему вдруг вошли, несмотря на энергичное сопротивление Мишеля, Ватан, Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе.
Капитан сейчас же заметил его бледность и утомленное выражение лица.
Поговорив и спросив о здоровье, они сказали графу, что Дубль-Эпе принес кое-какие известия.
— Расскажи-ка, крестник, — обратился к нему капитан.
— Вчера, — начал молодой человек, — у меня обедали пятеро вельмож: шевалье де Гиз, маркиз де Лафар, граф де Ланжак и граф де Теминь.
— Как! Да ведь господин де Теминь в армии? — удивился граф.
— Нет, граф, он вчера инкогнито приехал в Париж.
— Но кто же был пятый? Вы мне назвали только четверых.
— Пятый, граф, был отец Жозеф, одетый в светское платье. К ним почти вслед за тем присоединился еще граф де Сент-Ирем с сестрой, мадмуазель Дианой. Передам вам вкратце их разговор. Епископ Люсонский послал графа де Теминя в Париж покончить со всеми гугенотами, которые только есть в городе. В провинции дело идет, по-видимому, не так, как здесь; реформаты энергично сопротивляются; королевские войска начинают терпеть поражение. В то же время де Люинь, видимо, надоедает королю и впадает в немилость, а епископ Люсонский быстро идет в гору; поговаривают, что он скоро будет первым министром. Епископ Люсонский убежден, что наступила минута нанести решительный удар, который он так давно готовит. И в это время королевские войска займут Кастр и Монтобан.
— Ну, это не так легко, — заметил капитан.
— Особенно после того, как герцог де Роган подкрепил их, — добавил граф. — Так мятеж не замедлит вспыхнуть?
— Сегодня же ночью, господин граф.
— Как? Уже?
— Да ведь давно все готово. Сегодня вечером в Париж войдет полк швейцарцев; в Луврских казармах уже стоят две роты стрелков и рота карабинеров. Сегодня вечером также будет большая процессия: монахи всех орденов крестным ходом, с зажженными свечами пойдут в часовню Святой Марии, к Новому мосту, в аббатство Сен-Жермен-де-Прэ, останавливаясь на некоторое время у каждой церкви, затем отправятся в собор Нотр-Дам и вернутся оттуда в Сен-Жер-мен-Л'Осерруа. Это приказал епископ Парижский, чтоб призвать благословение Божие на королевские войска и испросить королю помощь для истребления еретиков, смущающих государство. Между монахами будет много дворян с оружием под рясой.
— Славно придумали! — рассмеялся капитан. — Это похоже на процессию Лиги.
— Да, — отвечал Дубль-Эпе, — только теперь в некоторых местах — например, на Новом мосту, около Бронзового Коня, возле дома Дубль-Эпе, у театра Шута, около улицы Дофина будут стоять дворяне и солдаты, переодетые в разные костюмы, и по данному сигналу бросятся с криком: «Да здравствует Религия!»
— А что будет сигналом?
— Ссора в толпе, которая будет стоять у театра Шута.
— Примем к сведению, — произнес капитан. — Но я во всем этом не вижу участия графа де Сент-Ирема и его милой сестрицы.
— Граф будет у театра Шута, — сказал Дубль-Эпе, — и начнет ссору, а мадмуазель Диана заявила, что берет на себя помешать капитану Ватану и графу дю Люку, если б они вздумали действовать.
— Скажите, пожалуйста! — воскликнул капитан. — Интересно посмотреть, как бы она это устроила!
— Да, — нахмурил брови, граф. — Вы все сказали, Дубль-Эпе?
— Почти, граф. Чтобы представить все это королю в более серьезном виде и оправдать сильные репрессивные меры необходимостью защищаться против насилий гугенотов, будет устроено несколько баррикад и сожжено три-четыре дома.
— Значит, план неприятеля нам известен, — заключил граф. — А какими силами мы располагаем?
— У меня, — доложил капитан, — пятьдесят человек в особняке Делафорса, столько же в особняке Телюссона; наконец, в моем распоряжении от трехсот двадцати до трехсот пятидесяти надежных молодцов, которые должны в очень недолгом времени соединиться под начальством герцога де Рогана.
— А у вас, Клер-де-Люнь?
— Я, граф, предоставляю в ваше распоряжение жителей всех Дворов Чудес в Париже, всех шалопаев и Тунеядцев предместий и всевозможных мошенников. Я и сам не знаю, сколько их, знаю только, что очень много. Им терять нечего; они могут тут только выиграть.
— А я бы посоветовал вам все-таки, Клер-де-Люнь, выбрать из них людей почестнее; все равно их будет больше чем достаточно.
— Согласен с вами, граф, но остальные все равно пойдут за ними; этот народ за милю чует добычу.
— Ну, в таком случае, пусть будет, что будет! План наш должен быть совершенно одинаков с планом наших врагов. Около каждой группы их будет стоять группа наших, которые будут кричать: «Долой католиков!»
— Отлично! — с восторгом вскричал капитан. — И у меня есть своя мысль; не знаю, понравится ли она вам. Я хоть и на сильном подозрении у мессира Дефонкти, но он не взял еще обратно назначения меня начальником двора, и я этим сегодня воспользуюсь: сниму везде, где встречу, маленькие караулы и соединю их в большие; таким образом я ослаблю неприятеля и ударю на него его же собственными силами. Эти полицейские такие глупцы, что, право, ничего и не заметят.
— Ну, уж это вы шутите, капитан!
— Нисколько, милый друг; я ведь знаю солдат: это не люди, а автоматы; если б солдаты рассуждали, так и армии бы не существовало, и побед бы не было.
— Ну, действуйте, как знаете, капитан. Даю вам полную свободу. Я вас больше не удерживаю, господа. Теперь два часа, вам немного остается времени, чтоб принять необходимые меры и не дать неприятелю застать нас сегодня вечером врасплох.
Он встал и проводил их до передней.
— Я вам не все сказал, — шепнул ему на пороге Дубль-Эпе. — Подождите меня, граф, я должен сообщить вам одну вещь наедине.
— Хорошо, — тоже шепотом отвечал Оливье, — когда вы придете?
— Через несколько минут.
И капитан, уже подошедший к входной двери, обернулся к Оливье.
— Милый Оливье, — сказал он, — мне бы хотелось переговорить с вами. Чертовская угроза мадмуазель де Сент-Ирем не выходит у меня из головы.
— Ба! Да неужели вас это может беспокоить?
— Друг мой, я тысячу раз лучше буду иметь дело с десятью мужчинами, чем с одной женщиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Неужели Жанна могла так вдруг из чистой, честной женщины сделаться обманщицей, отдаться совершенно незнакомому человеку? Да и герцог де Роган не мог в одну минуту изменить высоким правилам чести, которыми всегда отличался, и так низко поступить с человеком, спасшим ему жизнь.
Граф и раньше сознавал в глубине души несправедливость свою к жене, которую всегда любил, а после разлуки полюбил еще больше, но, чтобы оправдать себя в собственных глазах, окружил графиню целой сетью шпионов, от которых узнавал о каждом шаге, каждом движении и слове графини; но он только думал, что это так, на самом же деле люди графини были слишком ей преданы, чтобы выдать ее даже мужу, их любимому господину.
— Нет, — сказал он себе после описанного происшествия у садовой калитки с мнимым герцогом де Роганом, — я совсем сумасшедший! Капитан говорил правду; тут какая-то тайна, которая непременно разъяснится; и я всеми силами помогу этому; поеду к герцогу и попрошу у него объяснения; если он мне в нем откажет, тогда плохо ему придется!
В то время как граф дю Люк, лежа у себя в спальне, пришел к этому заключению, к нему вдруг вошли, несмотря на энергичное сопротивление Мишеля, Ватан, Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе.
Капитан сейчас же заметил его бледность и утомленное выражение лица.
Поговорив и спросив о здоровье, они сказали графу, что Дубль-Эпе принес кое-какие известия.
— Расскажи-ка, крестник, — обратился к нему капитан.
— Вчера, — начал молодой человек, — у меня обедали пятеро вельмож: шевалье де Гиз, маркиз де Лафар, граф де Ланжак и граф де Теминь.
— Как! Да ведь господин де Теминь в армии? — удивился граф.
— Нет, граф, он вчера инкогнито приехал в Париж.
— Но кто же был пятый? Вы мне назвали только четверых.
— Пятый, граф, был отец Жозеф, одетый в светское платье. К ним почти вслед за тем присоединился еще граф де Сент-Ирем с сестрой, мадмуазель Дианой. Передам вам вкратце их разговор. Епископ Люсонский послал графа де Теминя в Париж покончить со всеми гугенотами, которые только есть в городе. В провинции дело идет, по-видимому, не так, как здесь; реформаты энергично сопротивляются; королевские войска начинают терпеть поражение. В то же время де Люинь, видимо, надоедает королю и впадает в немилость, а епископ Люсонский быстро идет в гору; поговаривают, что он скоро будет первым министром. Епископ Люсонский убежден, что наступила минута нанести решительный удар, который он так давно готовит. И в это время королевские войска займут Кастр и Монтобан.
— Ну, это не так легко, — заметил капитан.
— Особенно после того, как герцог де Роган подкрепил их, — добавил граф. — Так мятеж не замедлит вспыхнуть?
— Сегодня же ночью, господин граф.
— Как? Уже?
— Да ведь давно все готово. Сегодня вечером в Париж войдет полк швейцарцев; в Луврских казармах уже стоят две роты стрелков и рота карабинеров. Сегодня вечером также будет большая процессия: монахи всех орденов крестным ходом, с зажженными свечами пойдут в часовню Святой Марии, к Новому мосту, в аббатство Сен-Жермен-де-Прэ, останавливаясь на некоторое время у каждой церкви, затем отправятся в собор Нотр-Дам и вернутся оттуда в Сен-Жер-мен-Л'Осерруа. Это приказал епископ Парижский, чтоб призвать благословение Божие на королевские войска и испросить королю помощь для истребления еретиков, смущающих государство. Между монахами будет много дворян с оружием под рясой.
— Славно придумали! — рассмеялся капитан. — Это похоже на процессию Лиги.
— Да, — отвечал Дубль-Эпе, — только теперь в некоторых местах — например, на Новом мосту, около Бронзового Коня, возле дома Дубль-Эпе, у театра Шута, около улицы Дофина будут стоять дворяне и солдаты, переодетые в разные костюмы, и по данному сигналу бросятся с криком: «Да здравствует Религия!»
— А что будет сигналом?
— Ссора в толпе, которая будет стоять у театра Шута.
— Примем к сведению, — произнес капитан. — Но я во всем этом не вижу участия графа де Сент-Ирема и его милой сестрицы.
— Граф будет у театра Шута, — сказал Дубль-Эпе, — и начнет ссору, а мадмуазель Диана заявила, что берет на себя помешать капитану Ватану и графу дю Люку, если б они вздумали действовать.
— Скажите, пожалуйста! — воскликнул капитан. — Интересно посмотреть, как бы она это устроила!
— Да, — нахмурил брови, граф. — Вы все сказали, Дубль-Эпе?
— Почти, граф. Чтобы представить все это королю в более серьезном виде и оправдать сильные репрессивные меры необходимостью защищаться против насилий гугенотов, будет устроено несколько баррикад и сожжено три-четыре дома.
— Значит, план неприятеля нам известен, — заключил граф. — А какими силами мы располагаем?
— У меня, — доложил капитан, — пятьдесят человек в особняке Делафорса, столько же в особняке Телюссона; наконец, в моем распоряжении от трехсот двадцати до трехсот пятидесяти надежных молодцов, которые должны в очень недолгом времени соединиться под начальством герцога де Рогана.
— А у вас, Клер-де-Люнь?
— Я, граф, предоставляю в ваше распоряжение жителей всех Дворов Чудес в Париже, всех шалопаев и Тунеядцев предместий и всевозможных мошенников. Я и сам не знаю, сколько их, знаю только, что очень много. Им терять нечего; они могут тут только выиграть.
— А я бы посоветовал вам все-таки, Клер-де-Люнь, выбрать из них людей почестнее; все равно их будет больше чем достаточно.
— Согласен с вами, граф, но остальные все равно пойдут за ними; этот народ за милю чует добычу.
— Ну, в таком случае, пусть будет, что будет! План наш должен быть совершенно одинаков с планом наших врагов. Около каждой группы их будет стоять группа наших, которые будут кричать: «Долой католиков!»
— Отлично! — с восторгом вскричал капитан. — И у меня есть своя мысль; не знаю, понравится ли она вам. Я хоть и на сильном подозрении у мессира Дефонкти, но он не взял еще обратно назначения меня начальником двора, и я этим сегодня воспользуюсь: сниму везде, где встречу, маленькие караулы и соединю их в большие; таким образом я ослаблю неприятеля и ударю на него его же собственными силами. Эти полицейские такие глупцы, что, право, ничего и не заметят.
— Ну, уж это вы шутите, капитан!
— Нисколько, милый друг; я ведь знаю солдат: это не люди, а автоматы; если б солдаты рассуждали, так и армии бы не существовало, и побед бы не было.
— Ну, действуйте, как знаете, капитан. Даю вам полную свободу. Я вас больше не удерживаю, господа. Теперь два часа, вам немного остается времени, чтоб принять необходимые меры и не дать неприятелю застать нас сегодня вечером врасплох.
Он встал и проводил их до передней.
— Я вам не все сказал, — шепнул ему на пороге Дубль-Эпе. — Подождите меня, граф, я должен сообщить вам одну вещь наедине.
— Хорошо, — тоже шепотом отвечал Оливье, — когда вы придете?
— Через несколько минут.
И капитан, уже подошедший к входной двери, обернулся к Оливье.
— Милый Оливье, — сказал он, — мне бы хотелось переговорить с вами. Чертовская угроза мадмуазель де Сент-Ирем не выходит у меня из головы.
— Ба! Да неужели вас это может беспокоить?
— Друг мой, я тысячу раз лучше буду иметь дело с десятью мужчинами, чем с одной женщиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118