Я видел во Флориде много церквей. Они невелики и современны по архитектуре. Практичные американцы во второй половине XX века страдают гигантоманией только тогда, когда с ее помощью можно заработать доллары. Вы-
сокие церкви прибылей не приносят. Куда более огромны, чем церкви, здешние здания банков, страховых компаний, роскошных отелей.Каждое утро Форт-Лодердейд просыпается от звона колоколов. Они звучат ежечасно, а по воскресеньям устраиваются даже концерты колокольной музыки. Церковь изобретательна, думал я, слушая перезвон, и неустанно ищет все новые пути к душе человека. Но вскоре я узнал, что музыка колоколов звучит не с церковной колокольни, а с башни банка «Атлантик федерал сейвинг». Каждый день, каждый час банк звоном своих колоколов напоминает живущим в окрестностях о своем существовании, призывает пользоваться его услугами, зовет включиться в охоту за долларами, обещает радости, но приносит разочарования, рекламирует богатство, но сталкивает в пропасть нужды, пробуждает надежды, но приводит к полному неверию в завтрашний день.
РАЗВЕ ЖИЗНЬ —БИЗНЕС!
Банкир — это человек, одалживающий вам зонтик, когда ярко светит солнце, и отбирающий его в тот самый момент, когда начинается дождь. Марк Твен
Под кучей денег может быть погребена человеческая душа. Натаниель Тагора
Египетские фараоны строили пирамиды. Они делали это не потому, что любили геометрические фигуры, а потому, что хотели остаться жить в веках, навечно сохранить свой след на земле.
Фараоны XX века, построившие в Нью-Йорке небоскребы, отрицают, что следуют по стопам египетских фараонов. И аргументы их воистину вески: пирамиды-де предназначались для мертвых, а Рокфеллер-центр — для живых; мумии в саркофагах лежат в немой тишине, а в районе небоскребов нет покоя ни днем ни ночью.
Сижу на скамейке, смотрю по сторонам: бьет прозрачная струя воды из разинутого рта металлической рыбы; бесконечным потоком идут мимо меня люди. Лица разные, но все они какие-то невыразительные, ничего не прочтешь на них. «Американский образ жизни» учит с детства надевать маску.
В одном из штатов мне однажды довелось присутствовать на съезде владельцев ресторанов. Разглядывая сидевших передо мной дельцов, я изумился: можно было подумать, что они глядят на эстраду, а не обсуждают весьма важные для них денежные вопросы. Волнение и степень заинтересованности выдавало только нервное подрагивание рук.
В Америке нельзя показать, что ты слаб, что попал в беду или остался без денег. Мне почти не приходилось встречать американца, который признался бы в том, что сосед богаче его. А сказать такую вещь американцу в глаза было бы верхом бестактности.
Выглядеть благополучно, делать вид; что у тебя в кармане куча долларов, необходимо в обществе, где всем правят деньги. Стоит тебе показать, что ты обессилел — а это то же самое, что обеднел,—и пропало уважение, тебя отшвырнут, сомнут, затопчут.
Надеть маску — что ж, это не так уж трудно. Особенно женщине. Ну что может рассказать лицо американки, обработанное косметологом-чародеем, который и подрежет, и подтянет кожу, так что семидесятилетняя бабуся, когда она сидит за столом, спрятав руки, сойдет за девушку, едва окончившую колледж. Ну а мужчина может спрятать свой возраст за темными очками.
Еще Эзоп говорил, что язык дан человеку, чтобы прятать его мысли. В Америке полон смысла был бы другой вариант этой максимы: лицо дано человеку, чтобы укрывать от посторонних взглядов его внутренний мир.
Правда, тех, кто умеет владеть лицом, выдает походка. Тут воистину не скроешь ни своих бед, ни радостей. Походка человека, как это ни парадоксально, весьма многозначительна, да притом еще и интернациональна: чтобы понять ее, не надобно ни слов, ни переводчиков. Как отличается походка человека, идущего в «Чейз Манхэттен банк», чтобы взять там свои деньги, от походки человека, который направляется туда с просьбой о кредите! Как просто отличить шаги человека, идущего на работу, от поступи безработного, который бродит в поисках заработка!
Сидевший рядом со мной мужчина в пестром пиджаке поднялся с места и медленно направился к водруженной на пьедестале глыбе полированного гранита. Покуда он сидел, мне казалось, что человек этот утомлен шумом и суетой большого города и присел отдохнуть, чтобы потом поспешить дальше по своим делам. Но стоило ему сделать несколько шагов, и я сразу понял: этот человек не знает, как убить время. По всему видно, он не беден — верно, есть свой счет в банке и можно жить на проценты с капитала — и потому у него одна забота: беречь себя, продлить свою жизнь, как можно дольше владеть временем, которое он не знает, куда девать. Он и ступал соответственно: ставил ноги, словно в вату, двигался медленно и плавно.
Подойдя вплотную к гранитной глыбе, «пестрый пиджак» начал читать покрытые позолотой буквы. Но надпись не произвела на него, видимо, никакого впечатления, и он направился дальше все тем же осторожным, размеренным и ленивым шагом.Следом за «пестрым пиджаком» возле меня зацокали каблучки. Девушка остановилась и нагнулась, чтобы разглядеть надпись. Талию ее так туго стягивал черный кожаный поясок, что мне показалось, она сейчас переломится. Пробежав глазами высеченные на граните слова, она подняла свое бледное личико к вершинам небоскребов, словно пытаясь прочесть там то, чего не нашла на камне, потом так же бездумно нырнула носом в сумочку и, вытащив пудреницу, принялась наводить красоту...
Почему «золотые слова» и подпись Джона Рокфеллера под ними не производят впечатления на американцев?
Да и что это, наконец, за надпись?
Джон Рокфеллер, основатель семейной «империи Рокфеллеров», перечитав то место в Библии, где господь бог с горы Синай возвестил через Моисея людям свои «десять заповедей», позавидовал всевышнему и решил не отставать. Он изрек и запечатлел на камне десять пунктов своего морального кодекса, которые должны были покорить американцев, а потом и все человечество, раскрыть перед ними мир «твердых» моральных убеждений, заставить поверить в то, что они могут существовать спокойно до тех пор, пока в мире не перевелись Рокфеллеры. Для этого надо было прежде всего сделать вид, что он уверовал сам, и потому свой кодекс Рокфеллер назвал «Я верую» и распорядился утвердить его в сердце своей «империи».
«Верую, что всякое право налагает ответственность, всякая возможность обязывает, а каждая собственность рождает чувство долга».
«Верую, что на земле не дано человеку полного счастья — лишь остановка на пути к иной, прекрасной жизни».
«Верую, что воздержание обязательно для человека».
«Верую в святость обещания: надо, чтобы слово человека было так же ценно, как денежный залог».
Не стану утомлять читателя остальными «верую» Рокфеллера, к которым американцы привыкли, как к грохоту надземки, как к бензиновой гари; они их воспринимают как очередную блажь денежного мешка, могущего себе все позволить. А ведь это не просто блажь. Нет, Джон Рокфеллер-старший был одним из самых умных и дальновидных представителей американского монополистического капитала.
Еще Бальзак писал, что денежные тузы, словно пауки в банке. Каждый изо всей мочи стремится выбраться на ружу по спинам других. Кому это удастся, тот умнее других, сильнее других и страшнее других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78