Я и сам при случае был не прочь разыграть незнакомого с техникой человека - послать двоих с носилками за шплинтом, заставить смотреть искру, которая якобы уходит в костыль. Однако сейчас это меня не развеселило…
Я не обиделся на то, что летчики не дождались меня, оставили одного ковыряться в тарелке с давно остывшим вторым и ушли. Даже не обратил на это внимания. Скорее бы добраться до землянки, завалиться в уголке нар на солому, закрыть глаза и ни о чем не думать… Видно, сказалось вчерашнее переутомление или здорово прохватило на морозе, пока раздетый добирался до КП после посадки…
Вот и землянка, шагов десять осталось. «Чего это Орещенко прямо на меня прется?!» - я попытался обойти сержанта, но тот остановил меня.
- А, товарищ младший лейтенант! А я тебя как раз ищу!
«Ну, сейчас какое-нибудь задание даст…» Сержант Орещенко был секретарем комсомольского бюро полка и частенько-таки старался «подбросить» комсомольское поручение офицерам, особенно летчикам. Техники ведь и так все время проводят с младшими авиаспециалистами.
- Мы на бюро посоветовались, думаем, что можно рекомендовать тебя в партию. Воюешь порядочно, два самолета сбил… Да и парторг говорил о тебе. Пиши заявление, проси рекомендацию. - Орещенко пошел на КП полка, оглянулся и на ходу крикнул: - Завтра же мне заявление отдашь!
Я молча прошел в землянку, пробрался в угол, залез на нары и улегся навзничь. Думать о предстоящем не хотелось, голова закружилась во все убыстряющемся темпе, да и вообще мысли сразу исчезли. Сколько так пролежал? Минуту? Час?
Очнулся оттого, что кто-то сильно дергал меня за ногу. Я открыл глаза. У ног стоял Королев.
- Что это тебя не добудишься сегодня?! Вареный какой-то! Пошли на стоянку. Все уже ушли, вылет сейчас.
Я встал, проверил за голенищем унта карту и пошел за Виктором. После отдыха состояние значительно улучшилось, и, кажется, никто ничего не заметил. Только Волков внимательнее, чем обычно, посмотрел на меня, когда я не смог сразу влезть на крыло. Николай помог надеть парашют, усадил в кабину, хотел что-то спросить, но тут дали команду запускать.
- От винта!
- Есть от винта! - ответил Волков и спрыгнул с плоскости…
Шестерка истребителей без набора высоты шла к Кировограду. Тяжелые свинцовые облака, простирающиеся на высоте пятисот метров, не давали возможности идти вверх, превращали середину короткого зимнего дня в сумерки. Кое-где от облаков к земле протянулись косые полосы падающего снега, даль скрывалась - или это только казалось? - за густой дымкой.
Я шел крайним слева. По привычке, но без обычного при подходе к линии фронта напряжения, посматривал по сторонам. В полете снова разболелась голова, я безразлично воспринял даже сообщение наземной радиостанции наведения о подходе шестидесяти «Ю-87» и десяти «Ме-109». Автоматически выполнил команду Ар-хипенко: «Разворот влево на девяносто!» - и оказался после этого маневра вместе с Королевым на правом фланге.
Почти тотчас же из синей дымки впереди вынырнули темные туши «Юнкерсов».
- Атакуем! - передал Архипенко и повел группу в атаку на «лаптежников» прямо в лоб.
Силуэты «Юнкерсов» росли в прицеле. Один из них был немного в стороне от центральной марки. Немного подвернуть, самую малость, - и бить!.. Но не было силы сделать это микроскопическое движение. «Только бы не оторваться от Витьки!.. - осталась единственная мысль. И промелькнула вторая: - Зря я, наверное, полетел. Чем тут помогу?..» - но думать об этом было поздно…
Истребители проскочили «лаптежников» и тут же развернулись на сто восемьдесят градусов для атаки в хвост. Дальше все слилось в какой-то сумбурный сон, в котором все скрывается в тумане и только отдельные кадры как бы останавливаются и успевают запечатлеться в сознании, но нет силы двинуть даже пальцем. Впереди мелькали «Юнкерсы», они даже проходили через центр прицела, но не было сил нажать гашетку. Хвост самолета Виктора - вот единственная цель, которую я боялся упустить. «Только бы не оторваться…» При каждом маневре в глазах темнело, я все терял из виду, потом из черного тумана снова выплывал хвост «ястребка» Королева, а дальше за ним туши «Юнкерсов». В один из моментов такого просветления немного сбоку я увидел на темном фоне облаков яркий огонь факела и даже не понял сначала, что это горит один из «лаптежников». Потом такой же факел вспыхнул чуть подальше, а в наушниках раздался голос Бургонова:
- «Мессера» справа!
«Только удержаться!..» - даже не думая об этом, я понимал, что в бою с истребителями придется маневрировать куда энергичнее.
Королев резко развернулся вправо и перешел в пикирование. Темнота… Сквозь туман на белом фоне снега проступает клубящееся ярко-оранжевое пламя, скрывающееся в черных клубах дыма. Королева впереди не было. «Потерял…» - и тут же увидел Виктора, который разворачивался с набором высоты влево.
Темнота, прояснение… Больше ничего не осталось в памяти от продолжавшегося дальше воздушного боя…
Наконец мотор выключен… Рукавом гимнастерки - до кармана под лямками не доберешься - вытер пот с лица, стал медленно расстегивать карабины парашюта. Открыл дверцу, попытался вылезть на крыло, но так и не смог.
- Что с вами, товарищ командир? Не ранены? - взобрался на плоскость Николай. - Помочь?
- Ничего… Помоги вылезть…
- Может, лучше посидите немного, остынете в кабине, а то опять мокрый на мороз выйдете…
- Ладно, тут недалеко…
Волков с Карпушкиным помогли мне слезть на землю.
- Теперь я сам как-нибудь… - и пошел заплетающимся шагом, едва переставляя непослушные ватные ноги.
- На КП не пойдете? - догнал меня Николай. - Туда все летчики пошли.
- Нет, заболел что-то…
В землянке никого не было, печка давно потухла, но я ничего не заметил. Снова забрался на нары, лег и провалился в небытие… .
- Что с тобой? - толкнул меня в бок Королев. Я чуть слышно застонал, не раскрывая глаз.
- Слышишь, нет? Что у тебя? - Виктор осторожно потряс меня за плечо.
- А, что такое? Вылет? - Я приподнялся на нарах. Рука случайно коснулась ладони Королева.
- Какой вылет?! Ты ж горишь просто… Волков говорил, что ты заболел, я не поверил. В бою держался хорошо - и на тебе…
- Ничего… Сейчас уже лучше.
- Кой черт лучше! Федор, нужно послать кого-нибудь за Иваном Ивановичем.
- Давай, Цыган, пошли, здеся, кого… Бургонов вышел и тут же вернулся. Королев продолжал разговаривать со мной.
- А я думающего это ты на КП не пришел. Разговор у меня к тебе есть. Орещенко говорил с тобой?
- Говорил… Ладно, потом поговорим… Минут через пятнадцать пришел полковой врач Смольников Иван Иванович.
- Ну, где тут у вас больной? Что с тобой, Женя? - подошел он к нарам. - Болеть вздумал? Не стоит. Это ты всегда успеешь, - шутил он, нащупывая пульс. - О, да у тебя температура приличная. Разве так можно летать? Я думаю, нельзя. Давай-ка померяем. Градусник поставим - и все пройдет! Знаешь, один говорил: «Доктор, поставьте трубочку, она все оттягивает. Как поставите - сразу легче становится!»
Иван Иванович всегда был среди летчиков, принимал участие в их немудреных розыгрышах, непритворно любил эту молодежь, которую, пожалуй, до войны и не допустили бы по годам к кабине боевого самолета. Летчики чувствовали его любовь и платили ему взаимностью.
Вот и сейчас он моментально включился в общий разговор, смеялся, и только в глазах, когда он смотрел на меня, иногда проскальзывала тревога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Я не обиделся на то, что летчики не дождались меня, оставили одного ковыряться в тарелке с давно остывшим вторым и ушли. Даже не обратил на это внимания. Скорее бы добраться до землянки, завалиться в уголке нар на солому, закрыть глаза и ни о чем не думать… Видно, сказалось вчерашнее переутомление или здорово прохватило на морозе, пока раздетый добирался до КП после посадки…
Вот и землянка, шагов десять осталось. «Чего это Орещенко прямо на меня прется?!» - я попытался обойти сержанта, но тот остановил меня.
- А, товарищ младший лейтенант! А я тебя как раз ищу!
«Ну, сейчас какое-нибудь задание даст…» Сержант Орещенко был секретарем комсомольского бюро полка и частенько-таки старался «подбросить» комсомольское поручение офицерам, особенно летчикам. Техники ведь и так все время проводят с младшими авиаспециалистами.
- Мы на бюро посоветовались, думаем, что можно рекомендовать тебя в партию. Воюешь порядочно, два самолета сбил… Да и парторг говорил о тебе. Пиши заявление, проси рекомендацию. - Орещенко пошел на КП полка, оглянулся и на ходу крикнул: - Завтра же мне заявление отдашь!
Я молча прошел в землянку, пробрался в угол, залез на нары и улегся навзничь. Думать о предстоящем не хотелось, голова закружилась во все убыстряющемся темпе, да и вообще мысли сразу исчезли. Сколько так пролежал? Минуту? Час?
Очнулся оттого, что кто-то сильно дергал меня за ногу. Я открыл глаза. У ног стоял Королев.
- Что это тебя не добудишься сегодня?! Вареный какой-то! Пошли на стоянку. Все уже ушли, вылет сейчас.
Я встал, проверил за голенищем унта карту и пошел за Виктором. После отдыха состояние значительно улучшилось, и, кажется, никто ничего не заметил. Только Волков внимательнее, чем обычно, посмотрел на меня, когда я не смог сразу влезть на крыло. Николай помог надеть парашют, усадил в кабину, хотел что-то спросить, но тут дали команду запускать.
- От винта!
- Есть от винта! - ответил Волков и спрыгнул с плоскости…
Шестерка истребителей без набора высоты шла к Кировограду. Тяжелые свинцовые облака, простирающиеся на высоте пятисот метров, не давали возможности идти вверх, превращали середину короткого зимнего дня в сумерки. Кое-где от облаков к земле протянулись косые полосы падающего снега, даль скрывалась - или это только казалось? - за густой дымкой.
Я шел крайним слева. По привычке, но без обычного при подходе к линии фронта напряжения, посматривал по сторонам. В полете снова разболелась голова, я безразлично воспринял даже сообщение наземной радиостанции наведения о подходе шестидесяти «Ю-87» и десяти «Ме-109». Автоматически выполнил команду Ар-хипенко: «Разворот влево на девяносто!» - и оказался после этого маневра вместе с Королевым на правом фланге.
Почти тотчас же из синей дымки впереди вынырнули темные туши «Юнкерсов».
- Атакуем! - передал Архипенко и повел группу в атаку на «лаптежников» прямо в лоб.
Силуэты «Юнкерсов» росли в прицеле. Один из них был немного в стороне от центральной марки. Немного подвернуть, самую малость, - и бить!.. Но не было силы сделать это микроскопическое движение. «Только бы не оторваться от Витьки!.. - осталась единственная мысль. И промелькнула вторая: - Зря я, наверное, полетел. Чем тут помогу?..» - но думать об этом было поздно…
Истребители проскочили «лаптежников» и тут же развернулись на сто восемьдесят градусов для атаки в хвост. Дальше все слилось в какой-то сумбурный сон, в котором все скрывается в тумане и только отдельные кадры как бы останавливаются и успевают запечатлеться в сознании, но нет силы двинуть даже пальцем. Впереди мелькали «Юнкерсы», они даже проходили через центр прицела, но не было сил нажать гашетку. Хвост самолета Виктора - вот единственная цель, которую я боялся упустить. «Только бы не оторваться…» При каждом маневре в глазах темнело, я все терял из виду, потом из черного тумана снова выплывал хвост «ястребка» Королева, а дальше за ним туши «Юнкерсов». В один из моментов такого просветления немного сбоку я увидел на темном фоне облаков яркий огонь факела и даже не понял сначала, что это горит один из «лаптежников». Потом такой же факел вспыхнул чуть подальше, а в наушниках раздался голос Бургонова:
- «Мессера» справа!
«Только удержаться!..» - даже не думая об этом, я понимал, что в бою с истребителями придется маневрировать куда энергичнее.
Королев резко развернулся вправо и перешел в пикирование. Темнота… Сквозь туман на белом фоне снега проступает клубящееся ярко-оранжевое пламя, скрывающееся в черных клубах дыма. Королева впереди не было. «Потерял…» - и тут же увидел Виктора, который разворачивался с набором высоты влево.
Темнота, прояснение… Больше ничего не осталось в памяти от продолжавшегося дальше воздушного боя…
Наконец мотор выключен… Рукавом гимнастерки - до кармана под лямками не доберешься - вытер пот с лица, стал медленно расстегивать карабины парашюта. Открыл дверцу, попытался вылезть на крыло, но так и не смог.
- Что с вами, товарищ командир? Не ранены? - взобрался на плоскость Николай. - Помочь?
- Ничего… Помоги вылезть…
- Может, лучше посидите немного, остынете в кабине, а то опять мокрый на мороз выйдете…
- Ладно, тут недалеко…
Волков с Карпушкиным помогли мне слезть на землю.
- Теперь я сам как-нибудь… - и пошел заплетающимся шагом, едва переставляя непослушные ватные ноги.
- На КП не пойдете? - догнал меня Николай. - Туда все летчики пошли.
- Нет, заболел что-то…
В землянке никого не было, печка давно потухла, но я ничего не заметил. Снова забрался на нары, лег и провалился в небытие… .
- Что с тобой? - толкнул меня в бок Королев. Я чуть слышно застонал, не раскрывая глаз.
- Слышишь, нет? Что у тебя? - Виктор осторожно потряс меня за плечо.
- А, что такое? Вылет? - Я приподнялся на нарах. Рука случайно коснулась ладони Королева.
- Какой вылет?! Ты ж горишь просто… Волков говорил, что ты заболел, я не поверил. В бою держался хорошо - и на тебе…
- Ничего… Сейчас уже лучше.
- Кой черт лучше! Федор, нужно послать кого-нибудь за Иваном Ивановичем.
- Давай, Цыган, пошли, здеся, кого… Бургонов вышел и тут же вернулся. Королев продолжал разговаривать со мной.
- А я думающего это ты на КП не пришел. Разговор у меня к тебе есть. Орещенко говорил с тобой?
- Говорил… Ладно, потом поговорим… Минут через пятнадцать пришел полковой врач Смольников Иван Иванович.
- Ну, где тут у вас больной? Что с тобой, Женя? - подошел он к нарам. - Болеть вздумал? Не стоит. Это ты всегда успеешь, - шутил он, нащупывая пульс. - О, да у тебя температура приличная. Разве так можно летать? Я думаю, нельзя. Давай-ка померяем. Градусник поставим - и все пройдет! Знаешь, один говорил: «Доктор, поставьте трубочку, она все оттягивает. Как поставите - сразу легче становится!»
Иван Иванович всегда был среди летчиков, принимал участие в их немудреных розыгрышах, непритворно любил эту молодежь, которую, пожалуй, до войны и не допустили бы по годам к кабине боевого самолета. Летчики чувствовали его любовь и платили ему взаимностью.
Вот и сейчас он моментально включился в общий разговор, смеялся, и только в глазах, когда он смотрел на меня, иногда проскальзывала тревога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55