Тогда мы имеем дело не с
недоразвитым, а с ложным суждением. Такие ложные суждения могут существовать
в трех формах: в одних суждениях субъект заключает в себе только часть
основания предиката, в других субъект заключает в себе полное основание
предиката и кроме того лишние, вовсе к предикату не относящиеся элементы,
наконец, в третьих суждениях заключается и первая, и вторая ошибка, так как
их субъект в одних отношениях неполон, а в других отношениях осложнен
ненужными элементами. Такие отступления от идеала могут навести на мысль,
что теории, развиваемые нами, ложны. В самом деле, если субъект суждения не
заключает в себе полного основания для предиката, то каким образом могло
возникнуть ложное суждение? Ведь если основание не полно, то следствие
совсем не может возникнуть, а потому, согласно нашей теории, при таких
условиях ложные суждения вовсе не могли бы появиться на свет. В ответ на это
нужно заметить следующее: такие сомнения могут явиться лишь у того, кто
поймет нашу теорию присутствия самой действительности в процессе знания в
таком смысле, будто мы утверждаем, что сама реальная жизнь без всякой помощи
познающего субъекта уже образует суждение. На деле мы утверждаем нечто иное:
действительность с ее отношениями в самом деле присутствует в акте суждения,
но еще не создает его целиком, для этого акта необходим еще познающий
субъект вместе с его деятельностями внимания, сравнивания, припоминания и
т.п. Отсюда возникает возможность следующих явлений в сфере знания: положим,
объект S не есть основание для P и потому в нем нет объективного принуждения
для мышления о P, однако к этому S могут присоединяться из сферы познающего
лица добавочные условия c, напр., страсти, деятельность фантазии,
ассоциации, создавшиеся под влиянием одностороннего личного опыта и т.п.,
таким образом, что в мышлении данного лица за переживаниями S ??c необходимо
будет следовать P, так что S ??c есть основание для перехода от них к
представлению P. (Напр., в суждении "люди с асимметрическим типом лица суть
преступники" субъект не заключает в себе основания для предиката, но
нетрудно себе представить, что односторонний личный опыт, эстетические
симпатии и антипатии и т.п. могут побудить иного человека с жаром защищать
этот тезис.)
Таким образом разрешаются все мнимые противоречия. Процесс суждения более
сложен, чем само обсуждаемое явление: он заключает внутри себя как часть
обсуждаемое явление, т.е. объективное содержание субъекта, предиката и их
связи между собою. При этом истинное суждение характеризуется тем, что
предикат его без всякой помощи со стороны познающего лица следует из
субъекта суждения, так что познающему лицу остается только опознать это
отношение путем сосредоточения своего внимания на нем, путем сравнивания и
т.п. Наоборот, ложь является в том случае, если содержание суждения
обусловливается не только объективными, но и субъективными факторами. В этом
смысле мы можем повторить слова Гегеля: "Когда я мыслю, я отрешаюсь от своих
субъективных особенностей, погружаясь в предмет, предоставляю мысли
развиваться из самой себя, и я мыслю дурно, если прибавляю что-нибудь от
самого себя"275.
Строго говоря, ложное суждение вовсе не есть суждение: в нем предикат
следует не просто из субъекта S, а из субъекта вместе с некоторым
дополнением c, вовсе не входящим в содержание суждения. Такое психическое
явление может быть процессом ассоциации идей, процессом фантазирования и
т.п., но только не процессом суждения, и внимательное наблюдение состава
этого процесса может показать опытному психологу, что в нем нет налицо того
специфического элемента объективного следования предиката из субъекта;
который характерен для суждения. Однако нельзя не признать, что нужна
огромная наблюдательность, чтобы отличить по психологическому составу такие
комбинации представлений от суждений.
Согласно произведенному нами анализу связи между субъектом и предикатом,
в истинном суждении предикат имеет свое полное, т.е. достаточное основание в
субъекте суждения. Это положение есть не что иное, как закон достаточного
основания. Оно управляет не только отношениями между субъектом и предикатом
суждении, но и отношениями между целыми суждениями. Если какое-либо суждение
выводится из других суждений, то оно имеет достаточное основание в
объективном содержании этих суждений. Так как объективное содержание
суждения есть не копия реальности, а сама реальность, то закон достаточного
основания выражает собою не что иное, как опознанную, т.е. вошедшую в состав
суждения необходимость самой действительности. Против этого сближения нам
могут заметить, что необходимость действительности есть железный,
ненарушимый закон природы, тогда как закон достаточного основания есть
норма, которая может быть нарушена и выполнение которой лишь рекомендуется
тому, кто стремится к истине. Однако это возражение само заключает в себе
свое опровержение. Оно показывает, что закон достаточного основания можно
рассматривать, с одной стороны, как норму, а с другой стороны, как закон
природы, состоящий в следующем: всякое истинное суждение есть суждение, в
котором субъект заключает в себе полное основание предиката.
Мы обосновываем необходимость суждений на необходимости самой
действительности, т.е. на природе самих познаваемых вещей. Можно ли таким
путем объяснить необходимость суждений? Ведь необходимость действительности
признается почти всеми, а между тем ссылки на природу вещей при обосновании
необходимости суждений в наше время почти выходят из моды. В ответ на это
надо заметить, что на самом деле и в наше время, как и всегда, необходимость
суждения обосновывается на природе вещей, но теории знания, обособляющие я
от не-я, в конце своей эволюции, т.е. в философии Канта, должны были прийти
к мысли, что необходимость суждения основывается не на природе всех вещей
вообще, а на природе только той части мира, которая, согласно этой
гносеологии, имманентна процессу знания, именно на природе познавательной
способности, т.е. разума, рассудка и чувственности. Особенно ясна эта
тенденция в кантовском обосновании математики. По мнению Канта, суждения
математики основываются на созерцании пространства и времени, но
пространство и время суть формы чувственности самого познающего субъекта,
следовательно, сознавая пространственные и временные отношения, познающий
субъект познает свою собственную природу, и, так как она необходима, то он
не может отделаться от нее, не может даже мысленно допустить неосуществление
ее форм. Эту же самую мысль развиваем и мы, но только расширяем и дополняем
ее двумя следующими положениями. Процесс знания содержит в себе не только
природу познающего субъекта, но и природу самих познаваемых вещей, так как я
и транссубъективный мир не обособлены друг от друга, а равноправно
координированы друг другу в процессе знания;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
недоразвитым, а с ложным суждением. Такие ложные суждения могут существовать
в трех формах: в одних суждениях субъект заключает в себе только часть
основания предиката, в других субъект заключает в себе полное основание
предиката и кроме того лишние, вовсе к предикату не относящиеся элементы,
наконец, в третьих суждениях заключается и первая, и вторая ошибка, так как
их субъект в одних отношениях неполон, а в других отношениях осложнен
ненужными элементами. Такие отступления от идеала могут навести на мысль,
что теории, развиваемые нами, ложны. В самом деле, если субъект суждения не
заключает в себе полного основания для предиката, то каким образом могло
возникнуть ложное суждение? Ведь если основание не полно, то следствие
совсем не может возникнуть, а потому, согласно нашей теории, при таких
условиях ложные суждения вовсе не могли бы появиться на свет. В ответ на это
нужно заметить следующее: такие сомнения могут явиться лишь у того, кто
поймет нашу теорию присутствия самой действительности в процессе знания в
таком смысле, будто мы утверждаем, что сама реальная жизнь без всякой помощи
познающего субъекта уже образует суждение. На деле мы утверждаем нечто иное:
действительность с ее отношениями в самом деле присутствует в акте суждения,
но еще не создает его целиком, для этого акта необходим еще познающий
субъект вместе с его деятельностями внимания, сравнивания, припоминания и
т.п. Отсюда возникает возможность следующих явлений в сфере знания: положим,
объект S не есть основание для P и потому в нем нет объективного принуждения
для мышления о P, однако к этому S могут присоединяться из сферы познающего
лица добавочные условия c, напр., страсти, деятельность фантазии,
ассоциации, создавшиеся под влиянием одностороннего личного опыта и т.п.,
таким образом, что в мышлении данного лица за переживаниями S ??c необходимо
будет следовать P, так что S ??c есть основание для перехода от них к
представлению P. (Напр., в суждении "люди с асимметрическим типом лица суть
преступники" субъект не заключает в себе основания для предиката, но
нетрудно себе представить, что односторонний личный опыт, эстетические
симпатии и антипатии и т.п. могут побудить иного человека с жаром защищать
этот тезис.)
Таким образом разрешаются все мнимые противоречия. Процесс суждения более
сложен, чем само обсуждаемое явление: он заключает внутри себя как часть
обсуждаемое явление, т.е. объективное содержание субъекта, предиката и их
связи между собою. При этом истинное суждение характеризуется тем, что
предикат его без всякой помощи со стороны познающего лица следует из
субъекта суждения, так что познающему лицу остается только опознать это
отношение путем сосредоточения своего внимания на нем, путем сравнивания и
т.п. Наоборот, ложь является в том случае, если содержание суждения
обусловливается не только объективными, но и субъективными факторами. В этом
смысле мы можем повторить слова Гегеля: "Когда я мыслю, я отрешаюсь от своих
субъективных особенностей, погружаясь в предмет, предоставляю мысли
развиваться из самой себя, и я мыслю дурно, если прибавляю что-нибудь от
самого себя"275.
Строго говоря, ложное суждение вовсе не есть суждение: в нем предикат
следует не просто из субъекта S, а из субъекта вместе с некоторым
дополнением c, вовсе не входящим в содержание суждения. Такое психическое
явление может быть процессом ассоциации идей, процессом фантазирования и
т.п., но только не процессом суждения, и внимательное наблюдение состава
этого процесса может показать опытному психологу, что в нем нет налицо того
специфического элемента объективного следования предиката из субъекта;
который характерен для суждения. Однако нельзя не признать, что нужна
огромная наблюдательность, чтобы отличить по психологическому составу такие
комбинации представлений от суждений.
Согласно произведенному нами анализу связи между субъектом и предикатом,
в истинном суждении предикат имеет свое полное, т.е. достаточное основание в
субъекте суждения. Это положение есть не что иное, как закон достаточного
основания. Оно управляет не только отношениями между субъектом и предикатом
суждении, но и отношениями между целыми суждениями. Если какое-либо суждение
выводится из других суждений, то оно имеет достаточное основание в
объективном содержании этих суждений. Так как объективное содержание
суждения есть не копия реальности, а сама реальность, то закон достаточного
основания выражает собою не что иное, как опознанную, т.е. вошедшую в состав
суждения необходимость самой действительности. Против этого сближения нам
могут заметить, что необходимость действительности есть железный,
ненарушимый закон природы, тогда как закон достаточного основания есть
норма, которая может быть нарушена и выполнение которой лишь рекомендуется
тому, кто стремится к истине. Однако это возражение само заключает в себе
свое опровержение. Оно показывает, что закон достаточного основания можно
рассматривать, с одной стороны, как норму, а с другой стороны, как закон
природы, состоящий в следующем: всякое истинное суждение есть суждение, в
котором субъект заключает в себе полное основание предиката.
Мы обосновываем необходимость суждений на необходимости самой
действительности, т.е. на природе самих познаваемых вещей. Можно ли таким
путем объяснить необходимость суждений? Ведь необходимость действительности
признается почти всеми, а между тем ссылки на природу вещей при обосновании
необходимости суждений в наше время почти выходят из моды. В ответ на это
надо заметить, что на самом деле и в наше время, как и всегда, необходимость
суждения обосновывается на природе вещей, но теории знания, обособляющие я
от не-я, в конце своей эволюции, т.е. в философии Канта, должны были прийти
к мысли, что необходимость суждения основывается не на природе всех вещей
вообще, а на природе только той части мира, которая, согласно этой
гносеологии, имманентна процессу знания, именно на природе познавательной
способности, т.е. разума, рассудка и чувственности. Особенно ясна эта
тенденция в кантовском обосновании математики. По мнению Канта, суждения
математики основываются на созерцании пространства и времени, но
пространство и время суть формы чувственности самого познающего субъекта,
следовательно, сознавая пространственные и временные отношения, познающий
субъект познает свою собственную природу, и, так как она необходима, то он
не может отделаться от нее, не может даже мысленно допустить неосуществление
ее форм. Эту же самую мысль развиваем и мы, но только расширяем и дополняем
ее двумя следующими положениями. Процесс знания содержит в себе не только
природу познающего субъекта, но и природу самих познаваемых вещей, так как я
и транссубъективный мир не обособлены друг от друга, а равноправно
координированы друг другу в процессе знания;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104