Неудивительно поэтому, что в
девятнадцатом веке мыслители, склонные к эмпиризму, напр., Бен, Спенсер,
Мах, отводят в познавательной деятельности первое место акту сравнивания.
Наконец, по мнению кантианцев, когда мы констатируем наличность причинной
связи, то объект знания не находится вне процесса знания, он еще ближе к
процессу знания, чем это утверждаем мы, так как, по мнению кантианца, этот
объект сам есть знание, он сам есть познавательный процесс (категориальный
синтез причинности); однако, без сомнения, всякий кантианец согласится, что
для констатирования "это - причинная связь" нужна не только наличность
причинного синтеза, но еще и отличение его от синтеза субстанциальности,
взаимодействия и т.п., причем в этом акте отличения и констатирования
объектом знания служит этот синтез, который и узнается, таким образом, как
существующий.
Если знание есть переживание, сравненное с другими переживаниями, и
объектом знания служит само сравниваемое переживание, то это значит, что
объект познается именно так, как он есть: ведь в знании присутствует не
копия, не символ, не явление познаваемой, вещи, а сама эта вещь в оригинале.
Отсюда получается ряд чрезвычайно важных для всей теории знания выводов, но
значение их в полном объеме можно выяснить только после решения одного
недоумения, вызываемого данным определением знания. Знание рассматривается
всегда как деятельность я. Если объектом знания служит мир не-я, то каким
образом он может быть дан в оригинале познающему субъекту? Этим вопросом об
отношении я к не-я в процессе знания мы и займемся теперь.
II. Я и не-я
Чтобы обсудить вопрос об отношении я к не-я в процессе знания, нужно
точно определить, что следует называть этими словами, значит, нужно иметь
знание о мире я и мире не-я. Воспользоваться какими-нибудь готовыми
представлениями о них не может та гносеология, которая задалась целью
избегать догматических предпосылок, она должна сама исследовать эти понятия.
Путь такого исследования намечен уже в начале этой главы. Знание есть
переживание, сравненное с другими переживаниями; значит, теперь необходимо
сравнить между собою все процессы, события, явления, вещи и т.п. и найти то
коренное различие между ними, благодаря которому весь мир распадается на мир
я и мир не-я. Само собою разумеется, здесь нет речи о я как о субстанции, о
материи, духе и т.п.; нам нужно только распределить все процессы в две
различные группы, а внутреннее строение этих групп, напр., вопрос о том, не
составляет ли группа я субстанциальное единство высшего порядка, не
интересует нас здесь47.
Признаки, отличающие одни процессы от других, могут быть троякими:
во-первых, они могут быть качественными, таково, напр., различие между
красным и зеленым цветом; во-вторых, они могут быть количественными, таково,
напр., различие между началом и концом звучания камертона; наконец,
в-третьих, процессы могут различаться не сами по себе, а по какому-нибудь
отношению к другим процессам, явлениям или вещам, таково, напр., различие
между северным и южным полюсом магнита. Я и не-я глубоко отличаются друг от
друга, обособление этих двух сфер и сознательно, и безотчетно руководит всем
нашим поведением; поэтому трудно себе представить, чтобы различие между
процессами я и не-я было только количественным, или чтобы оно узнавалось по
отношению этих процессов к каким-либо другим процессам, скорее всего
существует какой-нибудь качественный непосредственно сознаваемый признак,
придающий специфическую окраску этим двум сферам жизни. Вероятно, этот
признак так же прост и неописуем, как и краснота или зеленость. Так как он
должен окрашивать все процессы я в отличие от всех процессов не-я, то он
наверное с трудом отличается нами от самого содержания переживаний и не
отмечен особым термином, хотя именно под его влиянием возникло знание о том,
что мир состоит из я и не-я. Если мы найдем этот признак, то мы назовем его
описательно словами "чувствование принадлежности мне" и "переживание
данности мне", или чувствование субъективности и переживание
транссубъективности, а переживания, окрашенные этими признаками, мы назовем
"моими" и "данными мне" переживаниями. Нетрудно заметить, что такие различия
между переживаниями в самом деле существуют. Если пред нами находится
высокая белая стена, резко выделяющаяся на фоне голубого неба, и если,
смотря на нее, мы станем припоминать, на какой выставке была картина из
итальянской жизни, воспроизводящая этот контраст между небом и стенами
домов, то несомненно усилия припоминания окрашены совершенно иным
чувствованием, чем стена: стена переживается как что-то чуждое мне,
навязанное мне извне, а усилия припоминания живо окрашены чувствованием
близости ко мне48, без всяких теорий, без всякого изучения этих процессов,
руководствуясь непосредственною отметкою, лежащею на них, мы считаем одно
переживание "моим", а другое относим к чуждому миру не-я, и наверное еще ни
одному человеку на основании непосредственного чувства не приходило в
голову, что белая стена входит в состав его я, а усилия припоминания
принадлежат голубому небу. Правда, всякий сторонник субъективного идеализма
утверждает, что стена есть его субъективное восприятие и больше ничего;
однако, это утверждение есть плод теоретизирования, которое приводит к
неразрешимому противоречию именно в вопросе о познании внешнего мира; к тому
же эти теории начинают с уверенности в наличности мира не-я, причем отличают
я от не-я, руководясь именно указанными выше чувствованиями и только
впоследствии с помощью косвенных соображений стараются внести внешний мир в
сферу я.
Отрицать существование отмеченных нами различий между переживаниями
нельзя; однако можно утверждать, что эти различия не составляют первичного
критерия при определении я и не-я, можно утверждать, что первичный критерий
заключается в количественных различиях или в отношениях между процессами, а
указанный нами качественный критерий есть производный, сравнительно менее
важный признак. Несостоятельность этого возражения обнаружится позже, когда
будет показано, что другие критерии явно или скрыто уже предполагают
существование качественного различия между процессами и устанавливают
понятие я, легко приводящее к заблуждениям. Однако заняться этим вопросом
можно будет только тогда, когда выяснятся все перемены в понятии я и не-я,
происходящие от последовательного применения нашего критерия; поэтому мы
предположим теперь, что этот критерий правилен, и посмотрим, что из этого
выйдет.
К области мира не-я, согласно нашему критерию, нужно причислить прежде
всего все содержание так называемых внешних восприятий, поскольку они
состоят из ощущений, пространственных отношений, движений, "данной"
объединенности (таково, напр., единство звуков в мелодии или единство
свойств камня) и т.п. Все органические ощущения, напр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
девятнадцатом веке мыслители, склонные к эмпиризму, напр., Бен, Спенсер,
Мах, отводят в познавательной деятельности первое место акту сравнивания.
Наконец, по мнению кантианцев, когда мы констатируем наличность причинной
связи, то объект знания не находится вне процесса знания, он еще ближе к
процессу знания, чем это утверждаем мы, так как, по мнению кантианца, этот
объект сам есть знание, он сам есть познавательный процесс (категориальный
синтез причинности); однако, без сомнения, всякий кантианец согласится, что
для констатирования "это - причинная связь" нужна не только наличность
причинного синтеза, но еще и отличение его от синтеза субстанциальности,
взаимодействия и т.п., причем в этом акте отличения и констатирования
объектом знания служит этот синтез, который и узнается, таким образом, как
существующий.
Если знание есть переживание, сравненное с другими переживаниями, и
объектом знания служит само сравниваемое переживание, то это значит, что
объект познается именно так, как он есть: ведь в знании присутствует не
копия, не символ, не явление познаваемой, вещи, а сама эта вещь в оригинале.
Отсюда получается ряд чрезвычайно важных для всей теории знания выводов, но
значение их в полном объеме можно выяснить только после решения одного
недоумения, вызываемого данным определением знания. Знание рассматривается
всегда как деятельность я. Если объектом знания служит мир не-я, то каким
образом он может быть дан в оригинале познающему субъекту? Этим вопросом об
отношении я к не-я в процессе знания мы и займемся теперь.
II. Я и не-я
Чтобы обсудить вопрос об отношении я к не-я в процессе знания, нужно
точно определить, что следует называть этими словами, значит, нужно иметь
знание о мире я и мире не-я. Воспользоваться какими-нибудь готовыми
представлениями о них не может та гносеология, которая задалась целью
избегать догматических предпосылок, она должна сама исследовать эти понятия.
Путь такого исследования намечен уже в начале этой главы. Знание есть
переживание, сравненное с другими переживаниями; значит, теперь необходимо
сравнить между собою все процессы, события, явления, вещи и т.п. и найти то
коренное различие между ними, благодаря которому весь мир распадается на мир
я и мир не-я. Само собою разумеется, здесь нет речи о я как о субстанции, о
материи, духе и т.п.; нам нужно только распределить все процессы в две
различные группы, а внутреннее строение этих групп, напр., вопрос о том, не
составляет ли группа я субстанциальное единство высшего порядка, не
интересует нас здесь47.
Признаки, отличающие одни процессы от других, могут быть троякими:
во-первых, они могут быть качественными, таково, напр., различие между
красным и зеленым цветом; во-вторых, они могут быть количественными, таково,
напр., различие между началом и концом звучания камертона; наконец,
в-третьих, процессы могут различаться не сами по себе, а по какому-нибудь
отношению к другим процессам, явлениям или вещам, таково, напр., различие
между северным и южным полюсом магнита. Я и не-я глубоко отличаются друг от
друга, обособление этих двух сфер и сознательно, и безотчетно руководит всем
нашим поведением; поэтому трудно себе представить, чтобы различие между
процессами я и не-я было только количественным, или чтобы оно узнавалось по
отношению этих процессов к каким-либо другим процессам, скорее всего
существует какой-нибудь качественный непосредственно сознаваемый признак,
придающий специфическую окраску этим двум сферам жизни. Вероятно, этот
признак так же прост и неописуем, как и краснота или зеленость. Так как он
должен окрашивать все процессы я в отличие от всех процессов не-я, то он
наверное с трудом отличается нами от самого содержания переживаний и не
отмечен особым термином, хотя именно под его влиянием возникло знание о том,
что мир состоит из я и не-я. Если мы найдем этот признак, то мы назовем его
описательно словами "чувствование принадлежности мне" и "переживание
данности мне", или чувствование субъективности и переживание
транссубъективности, а переживания, окрашенные этими признаками, мы назовем
"моими" и "данными мне" переживаниями. Нетрудно заметить, что такие различия
между переживаниями в самом деле существуют. Если пред нами находится
высокая белая стена, резко выделяющаяся на фоне голубого неба, и если,
смотря на нее, мы станем припоминать, на какой выставке была картина из
итальянской жизни, воспроизводящая этот контраст между небом и стенами
домов, то несомненно усилия припоминания окрашены совершенно иным
чувствованием, чем стена: стена переживается как что-то чуждое мне,
навязанное мне извне, а усилия припоминания живо окрашены чувствованием
близости ко мне48, без всяких теорий, без всякого изучения этих процессов,
руководствуясь непосредственною отметкою, лежащею на них, мы считаем одно
переживание "моим", а другое относим к чуждому миру не-я, и наверное еще ни
одному человеку на основании непосредственного чувства не приходило в
голову, что белая стена входит в состав его я, а усилия припоминания
принадлежат голубому небу. Правда, всякий сторонник субъективного идеализма
утверждает, что стена есть его субъективное восприятие и больше ничего;
однако, это утверждение есть плод теоретизирования, которое приводит к
неразрешимому противоречию именно в вопросе о познании внешнего мира; к тому
же эти теории начинают с уверенности в наличности мира не-я, причем отличают
я от не-я, руководясь именно указанными выше чувствованиями и только
впоследствии с помощью косвенных соображений стараются внести внешний мир в
сферу я.
Отрицать существование отмеченных нами различий между переживаниями
нельзя; однако можно утверждать, что эти различия не составляют первичного
критерия при определении я и не-я, можно утверждать, что первичный критерий
заключается в количественных различиях или в отношениях между процессами, а
указанный нами качественный критерий есть производный, сравнительно менее
важный признак. Несостоятельность этого возражения обнаружится позже, когда
будет показано, что другие критерии явно или скрыто уже предполагают
существование качественного различия между процессами и устанавливают
понятие я, легко приводящее к заблуждениям. Однако заняться этим вопросом
можно будет только тогда, когда выяснятся все перемены в понятии я и не-я,
происходящие от последовательного применения нашего критерия; поэтому мы
предположим теперь, что этот критерий правилен, и посмотрим, что из этого
выйдет.
К области мира не-я, согласно нашему критерию, нужно причислить прежде
всего все содержание так называемых внешних восприятий, поскольку они
состоят из ощущений, пространственных отношений, движений, "данной"
объединенности (таково, напр., единство звуков в мелодии или единство
свойств камня) и т.п. Все органические ощущения, напр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104