е. целая вселенная в миниатюре.
Гипотеза прирожденных идей не только решает вопрос, как возможно
трансцендентное адекватное знание. Она пытается ответить еще и на другие
вопросы, напр., на вопрос, как возможно всеобщее и необходимое знание. И
рационалисты, и эмпиристы полагали, что всеобщее и необходимое знание
возможно лишь там, где есть аналитические суждения. Но эмпиристы не могут
объяснить, как возможны такие суждения в отношении к фактам внешнего мира:
материалы знания о внешнем мире складываются, по их мнению, из разрозненных
ощущений S, P и т.п., и никакой анализ не может показать связи S с P.
Рационалисты имеют право смотреть на процессы знания иначе. Если в душе от
природы содержатся сложные понятия, каковы, напр., понятия субстанции,
пространства, числа и т.п., и если эти понятия содержат в себе неразрывное
единство своих элементов, то, высказывая о них суждения путем разложения их
на части, мы должны сознавать эти суждения как необходимые: в предикате они
высказывают то, что уже чувствуется в субъекте (в прирожденном понятии) как
его необходимая составная часть.
Наконец, и самое сильное возражение против эмпиризма, состоящее в том,
что при субъективности всех материалов знания не могло бы быть даже и
догадки о существовании внешнего мира, не страшно для рационалистов. Они
всегда могут сослаться на прирожденную идею существования внешнего мира.
Правда, на это можно ответить, что в опытном знании мы имеем дело вовсе не с
абстрактною мыслью о существовании внешнего мира, в опытном знании перед
нами встают не мысли, а объекты, вещи как что-то необходимое, чуждое нашей
душе, между тем согласно теории знания рационалистов это невозможно. Они
строят всю познавательную деятельность из состояний познающего субъекта, из
его принадлежностей: опыт дает лишь субъективные ощущения, а прирожденные
идеи образуют систему необходимых мыслей субъекта; сколько бы мы ни
комбинировали этот материал, из него не получается конкретные объекты,
которые как не-я противостоят мне в опыте. Философия Декарта не может
ответить на возникающий здесь труднейший из философских вопросов, но стоит
только рационалистам расширить гипотезу прирожденных идей до последних
пределов, именно утверждать, что все знание прирождено, и они могут
справиться даже и с этою проблемою, хотя бы чисто внешним образом. Для этого
нужно допустить, что по поводу всякого взаимоотношения между я и не-я в
познавшем субъекте возникают из недр его духа не просто мысли, а
мысли-объекты, т.е., процессы, повторяющие в виде копии всю внешнюю
действительность как она есть. Именно этот смысл имеет лейбницевская
гипотеза монад-микрокосмов, удваивающая мир или, вернее, умножающая его во
столько раз, сколько есть монад.
Непосредственной цели своей - показать, как возможно трансцендентное
знание с всеобщим а необходимым значением, - эта гипотеза достигает, однако
полного удовлетворения она доставить не может. Слишком очевидно, что она не
может быть обоснована, что она многое предполагает и в то же время
застраховывает себя от возражений только тем, что предположения ее по самому
существу своему не могут быть подвергнуты опытной проверке: ведь она
предполагает, что копия, находящаяся в субъекте, и оригинал вне субъекта не
могут быть поставлены рядом и подвергнуты сличению ни в одном человеческом
сознании. Между тем требование эмпирического обоснования в настоящем случае
не есть только методологическая придирка. Оно обусловливается сознанием
противоречивости и неразрешимости самой проблемы, поставленной теориею
знания рационалистов. И в практической жизни, и в науке мы на каждом шагу
определяем отношение между каким-либо данным a и x, но при этом разрешимая
задача характеризуется тем, что в ней x не есть нечто абсолютно неизвестное;
для разрешимости задачи необходимо, чтобы было известно какое-либо отношение
x к третьему явлению b, связанному определенным образом с a. Совсем иной
характер имеет проблема теории знания рационалистов: они хотят построить
теорию трансцендентного знания: это значит, что они задаются целью построить
учение о соотношении между a (познавательный процесс в я) и некоторым
абсолютным x (мир вне познавательного процесса). Ссылки на то, что не только
знание прирождено, но и сама гипотеза прирожденности, знания тоже
прирождена, нисколько не сделали бы эту гипотезу более убедительною. Они
только избавили бы ее от чересчур грубого противоречия и в лучшем случае
лишь показывали бы, что в силу врожденной склонности мы принуждены мыслить
эту гипотезу, но вовсе не ручались бы за истинность ее.
Противоречивая задача, поставленная рационализмом, приводит в конечном
итоге к противоречивому результату, который может быть выражен в следующей
формуле; адекватное трансцендентное знание складывается исключительно из
таких материалов, которые возникают изнутри познающего духа, т.е. имманентны
ему по своему составу и происхождению. Эта формула прямо противоположна
конечному итогу эмпиризма, который мы выразили в следующем положении: все
материалы знания получаются благодаря воздействию на познающий субъект извне
(трансцендентны по условиям возникновения), поэтому знание не имеет
трансцендентного значения, все оно имеет имманентный (по составу), и притом
субъективный характер.
Противоречивые формулы, к которым пришли рационалисты и эмпиристы,
несмотря на свою противоположность, совпадают в одном признаке: противоречие
в них обусловлено столкновением понятий имманентности и трансцендентности,
которое является необходимым следствием предположения, что субъект и объект
обособлены друг от друга. Замечательно также, что в некотором другом очень
важном вопросе взгляды рационалистов и эмпиристов уже прямо совпадают: они
признают, что свои собственные чувства и идеи душа познающего субъекта
познает вполне адекватно, так, как они есть в действительности, и "душа
достигает этого без мук труда и дедукции, с первого взгляда, своею природною
способностью восприятия и различения"42. Здесь под словом восприятие
разумеется не воздействие идеи и чувства на душу и познавание путем
замещающих сигналов или копирования, а действительное восприятие, при
котором познаваемый объект находится в оригинале в самом процессе знания.
Познаваемый объект здесь имманентен процессу знания, между объектом и
субъектом нет непроходимой пропасти, они составляют одно целое в процессе
знания, а потому вопрос о трансцендентном значении знания не имеет здесь
смысла; вместе с этим, по крайней мере при решении этой частной проблемы,
исчезают все затруднения и противоречия в теории знания, а также разногласия
между рационализмом и эмпиризмом.
Таким образом, и противоречия внутри эмпиризма и рационализма, и
разногласия между ними, и согласие их в одном из пунктов теории знания
одинаково и определенно указывают на то новое направление, в котором должна
пойти гносеология, чтобы выйти из затруднения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Гипотеза прирожденных идей не только решает вопрос, как возможно
трансцендентное адекватное знание. Она пытается ответить еще и на другие
вопросы, напр., на вопрос, как возможно всеобщее и необходимое знание. И
рационалисты, и эмпиристы полагали, что всеобщее и необходимое знание
возможно лишь там, где есть аналитические суждения. Но эмпиристы не могут
объяснить, как возможны такие суждения в отношении к фактам внешнего мира:
материалы знания о внешнем мире складываются, по их мнению, из разрозненных
ощущений S, P и т.п., и никакой анализ не может показать связи S с P.
Рационалисты имеют право смотреть на процессы знания иначе. Если в душе от
природы содержатся сложные понятия, каковы, напр., понятия субстанции,
пространства, числа и т.п., и если эти понятия содержат в себе неразрывное
единство своих элементов, то, высказывая о них суждения путем разложения их
на части, мы должны сознавать эти суждения как необходимые: в предикате они
высказывают то, что уже чувствуется в субъекте (в прирожденном понятии) как
его необходимая составная часть.
Наконец, и самое сильное возражение против эмпиризма, состоящее в том,
что при субъективности всех материалов знания не могло бы быть даже и
догадки о существовании внешнего мира, не страшно для рационалистов. Они
всегда могут сослаться на прирожденную идею существования внешнего мира.
Правда, на это можно ответить, что в опытном знании мы имеем дело вовсе не с
абстрактною мыслью о существовании внешнего мира, в опытном знании перед
нами встают не мысли, а объекты, вещи как что-то необходимое, чуждое нашей
душе, между тем согласно теории знания рационалистов это невозможно. Они
строят всю познавательную деятельность из состояний познающего субъекта, из
его принадлежностей: опыт дает лишь субъективные ощущения, а прирожденные
идеи образуют систему необходимых мыслей субъекта; сколько бы мы ни
комбинировали этот материал, из него не получается конкретные объекты,
которые как не-я противостоят мне в опыте. Философия Декарта не может
ответить на возникающий здесь труднейший из философских вопросов, но стоит
только рационалистам расширить гипотезу прирожденных идей до последних
пределов, именно утверждать, что все знание прирождено, и они могут
справиться даже и с этою проблемою, хотя бы чисто внешним образом. Для этого
нужно допустить, что по поводу всякого взаимоотношения между я и не-я в
познавшем субъекте возникают из недр его духа не просто мысли, а
мысли-объекты, т.е., процессы, повторяющие в виде копии всю внешнюю
действительность как она есть. Именно этот смысл имеет лейбницевская
гипотеза монад-микрокосмов, удваивающая мир или, вернее, умножающая его во
столько раз, сколько есть монад.
Непосредственной цели своей - показать, как возможно трансцендентное
знание с всеобщим а необходимым значением, - эта гипотеза достигает, однако
полного удовлетворения она доставить не может. Слишком очевидно, что она не
может быть обоснована, что она многое предполагает и в то же время
застраховывает себя от возражений только тем, что предположения ее по самому
существу своему не могут быть подвергнуты опытной проверке: ведь она
предполагает, что копия, находящаяся в субъекте, и оригинал вне субъекта не
могут быть поставлены рядом и подвергнуты сличению ни в одном человеческом
сознании. Между тем требование эмпирического обоснования в настоящем случае
не есть только методологическая придирка. Оно обусловливается сознанием
противоречивости и неразрешимости самой проблемы, поставленной теориею
знания рационалистов. И в практической жизни, и в науке мы на каждом шагу
определяем отношение между каким-либо данным a и x, но при этом разрешимая
задача характеризуется тем, что в ней x не есть нечто абсолютно неизвестное;
для разрешимости задачи необходимо, чтобы было известно какое-либо отношение
x к третьему явлению b, связанному определенным образом с a. Совсем иной
характер имеет проблема теории знания рационалистов: они хотят построить
теорию трансцендентного знания: это значит, что они задаются целью построить
учение о соотношении между a (познавательный процесс в я) и некоторым
абсолютным x (мир вне познавательного процесса). Ссылки на то, что не только
знание прирождено, но и сама гипотеза прирожденности, знания тоже
прирождена, нисколько не сделали бы эту гипотезу более убедительною. Они
только избавили бы ее от чересчур грубого противоречия и в лучшем случае
лишь показывали бы, что в силу врожденной склонности мы принуждены мыслить
эту гипотезу, но вовсе не ручались бы за истинность ее.
Противоречивая задача, поставленная рационализмом, приводит в конечном
итоге к противоречивому результату, который может быть выражен в следующей
формуле; адекватное трансцендентное знание складывается исключительно из
таких материалов, которые возникают изнутри познающего духа, т.е. имманентны
ему по своему составу и происхождению. Эта формула прямо противоположна
конечному итогу эмпиризма, который мы выразили в следующем положении: все
материалы знания получаются благодаря воздействию на познающий субъект извне
(трансцендентны по условиям возникновения), поэтому знание не имеет
трансцендентного значения, все оно имеет имманентный (по составу), и притом
субъективный характер.
Противоречивые формулы, к которым пришли рационалисты и эмпиристы,
несмотря на свою противоположность, совпадают в одном признаке: противоречие
в них обусловлено столкновением понятий имманентности и трансцендентности,
которое является необходимым следствием предположения, что субъект и объект
обособлены друг от друга. Замечательно также, что в некотором другом очень
важном вопросе взгляды рационалистов и эмпиристов уже прямо совпадают: они
признают, что свои собственные чувства и идеи душа познающего субъекта
познает вполне адекватно, так, как они есть в действительности, и "душа
достигает этого без мук труда и дедукции, с первого взгляда, своею природною
способностью восприятия и различения"42. Здесь под словом восприятие
разумеется не воздействие идеи и чувства на душу и познавание путем
замещающих сигналов или копирования, а действительное восприятие, при
котором познаваемый объект находится в оригинале в самом процессе знания.
Познаваемый объект здесь имманентен процессу знания, между объектом и
субъектом нет непроходимой пропасти, они составляют одно целое в процессе
знания, а потому вопрос о трансцендентном значении знания не имеет здесь
смысла; вместе с этим, по крайней мере при решении этой частной проблемы,
исчезают все затруднения и противоречия в теории знания, а также разногласия
между рационализмом и эмпиризмом.
Таким образом, и противоречия внутри эмпиризма и рационализма, и
разногласия между ними, и согласие их в одном из пунктов теории знания
одинаково и определенно указывают на то новое направление, в котором должна
пойти гносеология, чтобы выйти из затруднения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104