Кант в одном месте считает счастьем для логики, а именно для того
агрегата определений и положений, который обычно носит название логики, то,
что она сравнительно с другими науками достигла столь раннего завершения; со
времени Аристотеля она, по его словам, не сделала ни одного шага назад, но
также и ни одного шага вперед; последнего она не сделала потому, что она,
судя по всему, казалась законченной и завершенной. - Но если со времени
Аристотеля логика не подверглась никаким изменениям, - и в самом деле при
рассмотрении новых учебников логики мы убеждаемся, что изменения сводятся
часто больше всего лишь к сокращениям, - то мы отсюда должны сделать скорее
тот вывод, что она тем более нуждается в полной переработке; ибо
двухтысячелетняя непрерывная работа духа должна была ему доставить более
высокое сознание о своем мышлении и о своей чистой сущности в самой себе.
Сравнение образов, до которых поднялись дух практического и религиозного
миров и дух науки во всякого рода реальном и идеальном сознании, с образом,
который носит логика (его сознание о своей чистой сущности), являет столь
огромное различие, что даже при самом поверхностном рассмотрении не может не
бросаться тотчас же в глаза, что это последнее сознание совершенно не
соответствует тем взлетам и недостойно их.
И в самом деле, потребность в преобразовании логики чувствовалась давно.
Следует сказать, что в той форме и с тем содержанием, с каким логика
излагается в учебниках, она сделалась предметом презрения. Ее еще тащат за
собой больше из-за смутного чувства, что совершенно без логики не обойтись,
и из-за сохранившегося еще привычного, традиционного представления о ее
важности, нежели из убеждения, что то обычное содержание и занятие теми
пустыми формами ценны и полезны.
Расширение, которое она получила в продолжение некоторого времени
благодаря [добавлению] психологического, педагогического и даже
физиологического материала, в дальнейшем почти все признали искажением.
Большая часть этих психологических, педагогических, физиологических
наблюдений, законов и правил все равно, даны ли они в логике или в
какой-либо другой науке, сама по себе должна представляться очень плоской и
тривиальной. А уж такие, например, правила, что следует продумывать и
подвергать критическому разбору прочитанное в книгах или слышанное, что тот,
кто плохо видит, должен помочь своим глазам, надевая очки (правила,
дававшиеся в учебниках по так называемой прикладной логике и притом с
серьезным видом разделенные на параграфы, дабы люди достигли истины),-такие
правила должны казаться излишними всем, кроме разве автора учебника или
преподавателей, не знающих, как растянуть слишком краткое и мертвенное
содержание логики 22.
Что же касается этого содержания, то мы уже указали выше, почему оно так
плоско. Его застывшие определения считаются незыблемыми и ставятся лишь во
внешнее отношение друг с другом. Оттого, что в суждениях и умозаключениях
оперируют главным образом количественной стороной определений и исходят из
нее, все оказывается покоящимся на внешнем различии, на голом сравнении, все
становится совершенно аналитическим способом [рассуждения] и лишенным
понятия вычислением. Дедукция так называемых правил и законов, в особенности
законов и правил умозаключения, немногим лучше, чем перебирание палочек
разной длины для сортирования их по величине или чем детская игра, состоящая
в подборе подгоняемых друг к другу частей различным образом разрезанных
картинок. - Поэтому не без основания приравнивали это мышление к счету и в
свою очередь счет - к этому мышлению. В арифметике числа берутся как нечто
лишенное понятия, как нечто такое, что помимо своего равенства или
неравенства, т. е. помимо своего совершенно внешнего отношения, не имеет
никакого значения, - берутся как нечто такое, что ни само по себе, ни в
своих отношениях не есть мысль. Когда мы механически вычисляем, что три
четверти, помноженные на две трети, дают половину, то это действие содержит
примерно столь же много или столь же мало мыслей, как и соображение о том,
возможен ли в данной фигуре тот или другой вид умозаключения.
Дабы эти мертвые кости логики оживотворялись духом и получили, таким
образом, содержимое и содержание, ее методом должен быть тот, который
единственно только и способен сделать ее чистой наукой. В том состоянии, в
котором она находится, нет даже предчувствия научного метода. Она имеет,
можно сказать, форму опытной науки. Опытные науки для того, чем они должны
быть, нашли свой особый метод, метод дефиниции и классификации своего
материала, насколько это возможно. Чистая математика также имеет свой метод,
который подходит для ее абстрактных предметов и для количественного
определения, единственно в котором она их рассматривает. Главное об этом
методе и вообще о подчиненном характере той научности, которая возможна в
математике, я высказал в предисловии к "Феноменологии духа", но он будет
рассмотрен нами более подробно в рамках самой логики. Спиноза, Вольф и
другие впали в соблазн применить этот метод также и к философии и сделать
внешнее движение лишенного понятия количества движением понятия, что само по
себе противоречиво. До сих пор философия еще не нашла своего метода. Она
смотрела с завистью на системное построение математики и, как мы сказали,
заимствовала у нее ее метод или обходилась методом тех наук, которые
представляют собой лишь смесь данного материала, исходящих из опыта
положений и мыслей, или выходила из затруднения тем, что просто отбрасывала
всякий метод. Но раскрытие того, что единственно только и может быть
истинным методом философской науки, составляет предмет самой логики, ибо
метод есть осознание формы внутреннего самодвижения ее содержания. В
"Феноменологии духа" я дал образчик этого метода применительно к более
конкретному предмету, к сознанию (позднее же - применительно и к другим
конкретным предметам и соотвественно частям философии). Там я показал формы
сознания, каждая из которых при своей реализации разрешает (auflost) в то же
время самое себя, имеет своим результатом свое собственное отрицание, - и
тем самым перешла в некоторую более высокую форму. Единственное, что нужно
для научного прогресса (Fortgang) и к совершенно простому пониманию чего
следует главным образом стремиться, - это познание логического положения о
том, что отрицательное равным образом и положительно или, иначе говоря,
противоречащее себе не переходит в нуль, в абстрактное ничто, а по существу
лишь в отрицание своего особенного содержания, или, другими словами, такое
отрицание есть не отрицание всего, а отрицание определенной вещи, которая
разрешает самое себя, стало быть, такое отрицание есть определенное
отрицание и, следовательно, результат содержит по существу то, из чего он
вытекает; это есть, собственно говоря, тавтология, ибо в противном случае он
был бы чем-то непосредственным, а не результатом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281