Двое, четверо,
шестеро... всего десять человек. Заложниками оставались одиннадцать
мальчишек вместе с учительницей Натальей Ефимовой.
Долго обсуждалась процедура пересадки из автобуса в самолет. Наконец,
казалось бы, решение принято...
Зайцев: Павел, я хотел бы уточнить некоторые вопросы. Мы с тобой
определились, что дети идут до самолета, становятся в две линейки у трапа
и вы в это время поднимаетесь на борт. Так?
Якшиянц: Знаете, что я вам скажу. В дальнейшем вы представьте все это
нам делать. Так будет спокойнее. Потому что можно придумать и другие
хитрости.
Зайцев: Павел, мы же с тобой договорились основательно. Все, что вы
просили, мы сделали, требования выполнили. Ты согласен со мной?
Якшиянц: Я согласен с тем решением, которое я принял.
Зайцев: Павел, мы с тобой так не договаривались.
Якшиянц: Мы договаривались, что дети останутся здесь.
Зайцев: Правильно, будут стоять у входного люка в две шеренги. Так
или нет?
Якшиянц: Был такой момент. Но ситуация изменилась...
Зайцев: Павел, давай, раз уж определились, будем держать слово.
Якшиянц: Почему не даете с женой попрощаться по рации?
Зайцев: Ее нет, она уехала домой, к ребенку.
Якшиянц: Понятно...
Зайцев: Павел, как мы все-таки определимся с детьми? Давай оставим
вариант, который обговорили?
Якшиянц: Вы считаете, он самый безопасный?
Зайцев: Но мы же договорились, что будем поступать таким образом.
Дети выстроятся у самолета, вы пройдете, а дети уйдут к нам.
Якшиянц: Так и будет. Только часть детей останется в автобусе.
Зайцев: Повтори, я тебя не понял.
Якшиянц: Часть детей останется в автобусе.
Бандит обманул. За одиннадцать часов переговоров он не раз клялся в
честности, вспоминал Родину, честь, жену, дочь, но обманул нагло и
коварно. Вместе с экипажем заложниками вновь оставались дети.
Террористы проводили детей в самолет, прикрываясь ими на случай
нападения. В самолет заходили так: сначала летчик, потом ребенок, а уж за
ним бандит. Не забыли Шереметьева.
Последним поднялся на борт Муравлев. Произвел салют из обреза в
воздух и дико захохотал от радости.
Бандит Герман Вишняков, по-хозяйски оглядев самолет, сказал, что
знаком с машиной, в прошлом служил в десанте, прыгал с парашютом.
Еще один, не говоря ни слова, прошел в хвост самолета и занял там
боевую позицию.
И тут новое требование Якшиянца: Шереметьев должен остаться в
самолете заложником вместо детей.
Зачем это сделали бандиты, остается только гадать, ведь в заложниках
у них недостатка не было. Может, ждали, что сорвется офицер КГБ. За время
их общения Якшиянц без конца тыкал Шереметьеву в грудь оружием, грубил,
дерзил. Но Евгений Григорьевич молча делал свое дело, старался казаться
спокойным, сдержанным, невозмутимым. И на сей раз он только до боли сжал
зубы, сказал, мол, сходит в штаб, доложит, и назад с ответом.
Ухмыльнулся бандит:
- Утебя что, шеф, жены нет, детей, родителей? А может, утебя две
жизни?
В штабе, услышав об этом, дали прямой провод на Москву, на комитет.
Оттуда передали: в данном случае приказать не могут. Что ж, пришлось идти
без приказа. Понимал, иначе бандиты не отпустят детей.
Когда поднимался на борт, у входа стоял вооруженный Муравлев. Не
оборачиваясь, быстро зашептал:
- Как отец, а? Как? Что еще говорит?
- Одумайся, пока не поздно. Не позорь фамилии.
- Поздно. Передайте, пусть простит, если сможет. Шереметьев прошел в
салон, кивнул Якшиянцу на детей, которые, словно стайка испуганных
воробьев, жались к учительнице.
- Финтишь, Паша. Обещал же пацанов на земле оставить. Отпусти!..
- Ты Тамару приведи, тогда отпущу. Без нее взлета не будет, и дети
тут останутся.
Что ответить бандиту? Даже если бы и можно было высказать все в лицо,
где же найти такие слова? Как определить глубину человеческого падения? Да
и человек ли перед ним? По виду вроде смахивает: голова, ноги, руки, а по
нутру - зверь, монстр, исчадие ада.
Но кто бы он ни был - надо идти уговаривать Тамару Фотаки, жену
Якшиянца. Вновь Тамару просили Пономарев, Зайцев, Шереметьев. Не
соглашалась, отказывалась. "Я не хочу к нему возвращаться. Ненавижу! "
Больше часа прошло с тех пор, как покинул борт Евгений Григорьевич. И вот,
наконец, жена Якшиянца возвращается с ним в самолет. Павел отводит ее в
конец салона, что-то возбужденно говорит, объясняет. Тамара тоже не
молчит, просит отпустить детей.
- Черт с тобой! - орет бандит и подбегает к Шереметьеву: - Молись,
твоя взяла. Выгружай детей.
Наташа с Тамарой начинают спускать на землю вконец измученных
ребятишек. Внизу их принимает Бочков, другие сотрудники группы. Подходить
чекистам к трапу опасно, поэтому они стояли с другой стороны самолета, так
и считали спускающихся детишек. Один, два... пять... одиннадцать.
Последней сошла учительница.
Наступило временное облегчение. За много часов тяжелейшей
психологической дуэли - первая победа. Все дети живы, вырваны из рук
мясника. На борту в качестве заложников остались экипаж и Женя Шереметьев.
Но они - взрослые, закаленные люди, бывавшие не раз в переделках, они
выдюжат. Теперь с бандитами говорить попроще.
"Альфа" была готова к штурму. Группа захвата, засевшая в пожарном
депо, находилась там почти сутки. Ребята были в любую минуту готовы
пожертвовать собой, чтобы уничтожить бандитов, освободить заложников.
Однако пока не пришло их время.
Бочков принес к трапу самолета три мешка денег. Якшиянц все больше
нервничал, грозил, тыкал пистолетом в лицо Шереметьеву. Он никак не мог
поверить, что операция удалась, их выпустят, они взлетят.
Запущены двигатели. Якшиянц мечется по салону. Шереметьев опускается
на пол самолета. Пистолет в грудь, команда: "Руки за голову!" Евгений
Григорьевич повинуется. Но вот в проем двери влетает мешок с деньгами.
Бочков кричит снизу:
- Павел, отдай Шереметьева!
- Гони "бабки"!
Еще один мешок падает к ногам Якшиянца.
- Всему есть мера терпенья, слышишь? Давай Шереметьева!
- Еще мешок! - требует бандит.
Когда на борту оказываются все три мешка, он выглядывает в дверь:
- Не хочет Шереметьев выходить, понял!
- Ах ты, подонок! - взрывается Бочков. - Да тебе, сволочи, вообще
верить нельзя. Веди мне Шереметьева, я с ним поговорю.
Бандит растерялся. За полсуток увещеваний так с ним никто не
разговаривал. Шереметьева вытолкнули к дверям, Бочков и Кирсанов приняли
его внизу.
Все ушли, у самолета остался один Бочков. Присутствие его у трапа
нервировало бандитов, они боялись штурма. На этом Бочков и сыграл. Через
члена экипажа передал требование: соблюдать договоренность, вернуть
автомат.
На сей раз они подчинились быстро - выбросили на полосу автомат.
Бочков подобрал его, стер снег с приклада: "Так-то легче с вами
разговаривать..."
Он до последнего был уверен, сейчас группа захвата пойдет на штурм.
Самолет знакомый: успеют они выстрелить, не успеют - это уж не столь
важно. Скрутят их ребята, сомнений нет.
Поразило, когда лайнер стал выруливать на старт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
шестеро... всего десять человек. Заложниками оставались одиннадцать
мальчишек вместе с учительницей Натальей Ефимовой.
Долго обсуждалась процедура пересадки из автобуса в самолет. Наконец,
казалось бы, решение принято...
Зайцев: Павел, я хотел бы уточнить некоторые вопросы. Мы с тобой
определились, что дети идут до самолета, становятся в две линейки у трапа
и вы в это время поднимаетесь на борт. Так?
Якшиянц: Знаете, что я вам скажу. В дальнейшем вы представьте все это
нам делать. Так будет спокойнее. Потому что можно придумать и другие
хитрости.
Зайцев: Павел, мы же с тобой договорились основательно. Все, что вы
просили, мы сделали, требования выполнили. Ты согласен со мной?
Якшиянц: Я согласен с тем решением, которое я принял.
Зайцев: Павел, мы с тобой так не договаривались.
Якшиянц: Мы договаривались, что дети останутся здесь.
Зайцев: Правильно, будут стоять у входного люка в две шеренги. Так
или нет?
Якшиянц: Был такой момент. Но ситуация изменилась...
Зайцев: Павел, давай, раз уж определились, будем держать слово.
Якшиянц: Почему не даете с женой попрощаться по рации?
Зайцев: Ее нет, она уехала домой, к ребенку.
Якшиянц: Понятно...
Зайцев: Павел, как мы все-таки определимся с детьми? Давай оставим
вариант, который обговорили?
Якшиянц: Вы считаете, он самый безопасный?
Зайцев: Но мы же договорились, что будем поступать таким образом.
Дети выстроятся у самолета, вы пройдете, а дети уйдут к нам.
Якшиянц: Так и будет. Только часть детей останется в автобусе.
Зайцев: Повтори, я тебя не понял.
Якшиянц: Часть детей останется в автобусе.
Бандит обманул. За одиннадцать часов переговоров он не раз клялся в
честности, вспоминал Родину, честь, жену, дочь, но обманул нагло и
коварно. Вместе с экипажем заложниками вновь оставались дети.
Террористы проводили детей в самолет, прикрываясь ими на случай
нападения. В самолет заходили так: сначала летчик, потом ребенок, а уж за
ним бандит. Не забыли Шереметьева.
Последним поднялся на борт Муравлев. Произвел салют из обреза в
воздух и дико захохотал от радости.
Бандит Герман Вишняков, по-хозяйски оглядев самолет, сказал, что
знаком с машиной, в прошлом служил в десанте, прыгал с парашютом.
Еще один, не говоря ни слова, прошел в хвост самолета и занял там
боевую позицию.
И тут новое требование Якшиянца: Шереметьев должен остаться в
самолете заложником вместо детей.
Зачем это сделали бандиты, остается только гадать, ведь в заложниках
у них недостатка не было. Может, ждали, что сорвется офицер КГБ. За время
их общения Якшиянц без конца тыкал Шереметьеву в грудь оружием, грубил,
дерзил. Но Евгений Григорьевич молча делал свое дело, старался казаться
спокойным, сдержанным, невозмутимым. И на сей раз он только до боли сжал
зубы, сказал, мол, сходит в штаб, доложит, и назад с ответом.
Ухмыльнулся бандит:
- Утебя что, шеф, жены нет, детей, родителей? А может, утебя две
жизни?
В штабе, услышав об этом, дали прямой провод на Москву, на комитет.
Оттуда передали: в данном случае приказать не могут. Что ж, пришлось идти
без приказа. Понимал, иначе бандиты не отпустят детей.
Когда поднимался на борт, у входа стоял вооруженный Муравлев. Не
оборачиваясь, быстро зашептал:
- Как отец, а? Как? Что еще говорит?
- Одумайся, пока не поздно. Не позорь фамилии.
- Поздно. Передайте, пусть простит, если сможет. Шереметьев прошел в
салон, кивнул Якшиянцу на детей, которые, словно стайка испуганных
воробьев, жались к учительнице.
- Финтишь, Паша. Обещал же пацанов на земле оставить. Отпусти!..
- Ты Тамару приведи, тогда отпущу. Без нее взлета не будет, и дети
тут останутся.
Что ответить бандиту? Даже если бы и можно было высказать все в лицо,
где же найти такие слова? Как определить глубину человеческого падения? Да
и человек ли перед ним? По виду вроде смахивает: голова, ноги, руки, а по
нутру - зверь, монстр, исчадие ада.
Но кто бы он ни был - надо идти уговаривать Тамару Фотаки, жену
Якшиянца. Вновь Тамару просили Пономарев, Зайцев, Шереметьев. Не
соглашалась, отказывалась. "Я не хочу к нему возвращаться. Ненавижу! "
Больше часа прошло с тех пор, как покинул борт Евгений Григорьевич. И вот,
наконец, жена Якшиянца возвращается с ним в самолет. Павел отводит ее в
конец салона, что-то возбужденно говорит, объясняет. Тамара тоже не
молчит, просит отпустить детей.
- Черт с тобой! - орет бандит и подбегает к Шереметьеву: - Молись,
твоя взяла. Выгружай детей.
Наташа с Тамарой начинают спускать на землю вконец измученных
ребятишек. Внизу их принимает Бочков, другие сотрудники группы. Подходить
чекистам к трапу опасно, поэтому они стояли с другой стороны самолета, так
и считали спускающихся детишек. Один, два... пять... одиннадцать.
Последней сошла учительница.
Наступило временное облегчение. За много часов тяжелейшей
психологической дуэли - первая победа. Все дети живы, вырваны из рук
мясника. На борту в качестве заложников остались экипаж и Женя Шереметьев.
Но они - взрослые, закаленные люди, бывавшие не раз в переделках, они
выдюжат. Теперь с бандитами говорить попроще.
"Альфа" была готова к штурму. Группа захвата, засевшая в пожарном
депо, находилась там почти сутки. Ребята были в любую минуту готовы
пожертвовать собой, чтобы уничтожить бандитов, освободить заложников.
Однако пока не пришло их время.
Бочков принес к трапу самолета три мешка денег. Якшиянц все больше
нервничал, грозил, тыкал пистолетом в лицо Шереметьеву. Он никак не мог
поверить, что операция удалась, их выпустят, они взлетят.
Запущены двигатели. Якшиянц мечется по салону. Шереметьев опускается
на пол самолета. Пистолет в грудь, команда: "Руки за голову!" Евгений
Григорьевич повинуется. Но вот в проем двери влетает мешок с деньгами.
Бочков кричит снизу:
- Павел, отдай Шереметьева!
- Гони "бабки"!
Еще один мешок падает к ногам Якшиянца.
- Всему есть мера терпенья, слышишь? Давай Шереметьева!
- Еще мешок! - требует бандит.
Когда на борту оказываются все три мешка, он выглядывает в дверь:
- Не хочет Шереметьев выходить, понял!
- Ах ты, подонок! - взрывается Бочков. - Да тебе, сволочи, вообще
верить нельзя. Веди мне Шереметьева, я с ним поговорю.
Бандит растерялся. За полсуток увещеваний так с ним никто не
разговаривал. Шереметьева вытолкнули к дверям, Бочков и Кирсанов приняли
его внизу.
Все ушли, у самолета остался один Бочков. Присутствие его у трапа
нервировало бандитов, они боялись штурма. На этом Бочков и сыграл. Через
члена экипажа передал требование: соблюдать договоренность, вернуть
автомат.
На сей раз они подчинились быстро - выбросили на полосу автомат.
Бочков подобрал его, стер снег с приклада: "Так-то легче с вами
разговаривать..."
Он до последнего был уверен, сейчас группа захвата пойдет на штурм.
Самолет знакомый: успеют они выстрелить, не успеют - это уж не столь
важно. Скрутят их ребята, сомнений нет.
Поразило, когда лайнер стал выруливать на старт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70