Хотя что тут толковать, проще сказать словами международных
документов: воздушные террористы - злейшие враги человечества.
Но, видимо, не всем по нутру такое определение, коли оскверняют
памятники погибшим и оскорбляют живых. Хотя верно и то, что только из
нашей страны угоняют самолеты, дабы убежать за границу. Может быть,
тбилисские художники и актеры тогда, в восемьдесят третьем, и вправду
хотели покинуть "империю", боролись за свободу? Что ж, попытаемся
разобраться. Для этого восстановим события того дня.
18 ноября 1983 года. Тбилисский аэропорт. Ахматгер ГАРДАПХАДЗЕ,
командир экипажа, рассказывает:
- Я работал пилотом-инструктором Грузинского управления гражданской
авиации. 18 ноября мы летели из Тбилиси. В Батуми должны были
дозаправиться и следовать дальше, на Киев-Ленинград.
Мне пришлось исполнять обязанности командира экипажа, но сидел я в
правом кресле второго пилота. В левом кресле находился Станислав Габараев,
которого мне пришлось в этом полете вводить в строй в качестве командира
экипажа. С нами летел проверяющий - заместитель начальника
летно-штурманского отдела Грузинского управления гражданской авиации Завен
Шабартян. Станислав ГАБАРАЕВ, пилот:
- У нас в гражданской авиации есть такое понятие: "первый полет на
вводе в строй командира". Для меня был именно такой полет. В остальном -
все обычно. Если не считать, что в этот день отменили рейс самолета Як-40
на Батуми и пассажиры, прошедшие регистрацию, оказались у нас на борту.
Как выяснилось позже, угонщики готовили нападение именно на Як-40 и полет
на Ту-134 явился для них в какой-то мере неожиданностью.
Владимир ГАСОЯН, штурман:
- Кабина в Ту-134 маленькая, тесная. Бортинженер сидит на откидном
кресле между первым и вторым пилотом. Шабартяну и сесть-то было негде, он
стоял за спиной бортинженера Анзора Чедия.
Мы уже прошли Кутаиси и были на предпосадочной прямой, выпустили
шасси, но в это время по радио сообщили: в Батуми внезапный боковой ветер.
Там такое нередко случается. Нам приказали идти на запасной аэродром.
Командир принял решение вернуться в Тбилиси.
А. ГАРДАПХАДЗЕ:
- Сделали разворот над Кобулети. И в этот момент условный стук в
дверь. Так стучатся бортпроводницы. Шабартян посмотрел в глазок и увидел
лицо второй бортпроводницы Вали Крутиковой. Он не заметил, что у нее
разбита голова.
Оказывается, когда выпускали шасси, преступники подумали, что мы
снижаемся в Батуми, там ведь до Турции рукой подать, и приступили к
захвату самолета. Оглушили обеих бортпроводниц и те не успели нажать
кнопку "Нападение", трижды выстрелили в штурмана Плотко, который летел в
отпуск и был в форме работника гражданской авиации. Они приняли его за
члена экипажа. Потом Валю Крутикову, оглушенную и избитую, подтащили к
дверям пилотской кабины. С. ГАБАРАЕВ:
- Шабартян открыл дверь и получил в лицо пять пуль. Я услышал
несколько хлопков и даже не подумал, что это могут быть выстрелы.
Оказывается, в полете, на высоте, они звучат совсем иначе, чем на земле.
Звук примерно такой, словно кто-то рядом открывает шампанское.
Только когда Шабартян вскрикнул, я повернулся к нему. Увидел, как он
упал за кресло, а в кабину ворвались двое молодых ребят. Потом узнал: это
были Кахи Ивериели и Гия Табидзе. Ивериели подскочил ко мне и приставил к
горлу револьвер. Табидзе сорвал с командира наушники и ткнул в висок ствол
пистолета "ТТ". Лица, перекошенные злобой, мат, истошные вопли: "Самолет
захвачен! Берите курс на Турцию! Иначе мы всех вас перестреляем!"
А. ГАРДАПХАДЗЕ:
- Бортинженер Анзор Чедия повернулся к ним и спросил: "Что вы хотите?
" Договорить ему не дали, прозвучало несколько выстрелов, он упал, завис в
кресле.
Когда они ворвались, я правой рукой нащупал свой пистолет в кармане,
но вынуть его не мог. Так и держал руку в кармане.
У нас было три пистолета: у меня, у Габараева и у штурмана Гасояна. У
каждого по обойме - 8 патронов.
Гасоян сидел внизу, при закрытых шторках, все слышал, но стрелять не
мог: перед ним был бортинженер. Когда Чедия упал, сектор обстрела
открылся...
В. ГАСОЯН:
- Вижу: надо действовать. Спасти положение могу я один. Достал
пистолет, взвел курок и выстрелил в преступника, который держал под
прицелом командира. Террорист упал. Другой головой по сторонам вертит,
кричит: "Кто стрелял? Откуда?", но пистолет у виска Габараева держит.
Я тогда и в него два раза выстрелил. Как потом оказалось, ранил. Он
закричал и выскочил из кабины. За это время командир успел выхватить свой
пистолет.
А. ГАРДАПХАДЗЕ:
- Когда Табидзе упал, я развернулся в кресле и тоже начал стрелять.
Ивериели выбежал за дверь и спрятался за холодильник. Началась
перестрелка. Мы вдвоем с Гасояном стреляли, а у них, пожалуй, стволов пять
было.
У нас патроны уже кончаются, и я думаю: "Надо закрыть дверь". Но как?
В проходе лежит Шабартян, на нем Табидзе - то ли убитый, то ли раненый.
Говорю Гасояну: "Оттащи их от двери, я тебя прикрою." В это время
Валя Крутикова очнулась, приподняла голову. Они ее тоже у дверей оглушили.
Гасоян говорит ей: "Валя, помоги их оттащить".
Крутикова полулежа, полусидя вцепилась в Табидзе и оттащила его к
кухне. Шабартян был еще жив, попытался сам заползти в кабину, Гасоян помог
ему.
Я продолжал стрелять, чтобы прикрыть их, а Габараев вел самолет.
С. ГАБАРАЕВ:
- Во время перестрелки я управлял самолетом. Ахматгер крикнул мне:
"Переходи на ручное управление, создавай перегрузки!" Я так и сделал:
резко бросал машину по курсу и по высоте, чтобы сбить с ног преступников.
Над Гори командир израсходовал последний патрон. У Гасояна патроны
кончились еще раньше. Он взял мой пистолет и опять вел огонь. Мне
показалось, что стрельба продолжалась вечность, а прошло, наверное, не
больше пяти минут.
Валя захлопнула двери кабины, а сама осталась в салоне с бандитами.
В. ГАСОЯН:
- Шабартян пришел в себя, кричит: "Володя, посмотри, у меня глаз
вытек или нет?" Глянул на него и содрогнулся: все лицо в крови, во лбу
пулевое отверстие, в горле рана - из нее кровь так и хлещет. Я достал
платок, прижал его к ране на горле. Платок сразу пропитался кровью.
Туг опять началась стрельба. Бандиты стреляли в дверь, хотели сбить
замок.
Что делалось в салоне, не знаю. Думали: раз так жестоко с экипажем
обошлись - ни слова не говоря, застрелили Чедия и тяжело ранили Шабартяна,
то и в салоне всех перестреляли.
Шабартян кричит: "Не могу, ребята, спасите! Не хочу умирать!" Достал
документы, деньги, командиру протягивает, просит: "Передай жене". Господи,
о чем говорит! Чувствовал, что умирает.
Командир его успокаивал, как мог, держись, мол, Завен, сейчас сядем,
тебе окажут помощь.
При Гамсахурдиа находились некоторые, спрашивали: зачем я стрелял в
людей? Посмотрели бы они в ту минуту на Шабартяна. До конца дней не забыть
мне его лицо.
А. ГАРДАПХАДЗЕ:
- Когда захлопнули дверь, я надел наушники, вышел на связь, передал,
что на нас совершено бандитское нападение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70