Это одно из грубейших нарушений. «Погорели» с поличным! Все онемели. Хирсели смотрит на меня. Я развожу руками, пробую улыбнуться и объясняю ему, как бы переходя на шутку: «Гражданин начальник, тут одни москвичи и ленинградцы – без трамвая не могут!» Нам повезло: начальник прииска был наделен чувством юмора и рассмеялся вместе со всеми. Мы отделались легким наказанием. Но благоприятный выход из ситуаций такого рода чаще всего случался благодаря не интеллекту колымского руководства, а прочной репутации самой бригады. Ее бросали на прорывы, на обеспечение быстрого обустройства шахты с богатым содержанием золота, нередко именно от нее во многом зависело выполнение плана прииском и всем управлением. С нами приходилось считаться.
Маленькие начальники предпочитают со мной не связываться, даже когда я позволяю себе вещи, для осужденного недопустимые. Однажды я долго провозился в шахте, поднимаюсь на поверхность весь мокрый и грязный. Ко мне цепляется начальник режима: кто разрешил задерживаться? «Я тебя больше не выпущу!» Я достаю пропуск, рву и швыряю ему в лицо. Это ЧП! Меня вызывает Федор Михайлович Боровик: «Ты что, с ума сошел?!»
Полковник Племянников вызывает к себе меня и начальника режима, задержавшего меня. Тот к нему является выпивший. Племянников посадил его на десять суток, но тот и второй раз явился по вызову не вполне трезвый. Его из органов выгнали. И хотя никаких моих заслуг в его снятии нет, случившееся еще больше укрепляет среди младшего и среднего звена начальников репутацию нашей бригады как неприкасаемой.
В ночь под новый, 1956 год Племянников почти приказывает мне быть на новогоднем карнавале в Центральном клубе. Мои товарищи приносят у кого что есть – костюм, белую рубашку, галстук. Попасть осужденному в Центральный клуб – все равно как человеку с улицы оказаться на правительственном приеме в Москве.
Мне в голову не могло прийти, что там я встречу Розу.
Мы пришли на вечер с Петькой Дьяковым, тоже приодетым. У входа оперуполномоченный Мажуна. Он знал, кто мы. У него округлились глаза: «Вы куда?!» «Пошел ты…» – оттолкнул я его. Оперуполномоченный был наслышан о том, как к нашей бригаде относится руководство, и не стал скандалить.
Мы входим в залитый светом зал со сверкающей новогодней елкой. Большинство гостей – офицеры из разных лагерей, районное руководство, много девушек. Голова идет кругом, гремит музыка, все в масках, в серпантине. Танцевать я не могу, когда-то во Владивостоке девчонки учили меня вальсу и танго, но я сомневаюсь, вспомню ли. А тут объявили «дамский вальс» и какая-то маска подплывает ко мне и начинает кружить. «Туманов, вы не узнаете меня?»
Это была Роза Скокова. Оказывается, она вышла замуж за сусуманского судью, у нее двое детей, с чем я ее искренне поздравил. «Мы еще увидимся, Туманов? Мой муж будет рад познакомиться с тобой». – «Конечно, Роза. Никогда я не видел судью, кроме как через решетку и ближе, чем за три метра».
На новогоднем вечере, несмотря на всю его для меня необычность и новизну, я чувствовал себя уверенно, и жалел только о том, что не умею хорошо танцевать. Меня не пугали чуть насмешливые взгляды танцующих молодых офицеров, но я страшно боялся выглядеть смешным в глазах женщин. Этот страх поубавился после вальса с Розой.
Сверкают разноцветные огни, кружатся пары, гремит оркестр, вызывая в памяти бесшабашные вечера в кругу друзей-моряков во владивостокском ресторане «Золотой Рог». Но этот сусуманский, карнавал оказался самым счастливым в моей жизни.
В ту сумасшедшую ночь я встретил Римму – свою будущую жену.
Еще танцуя с Розой, я поглядываю на компанию девушек, которые нарасхват у молоденьких офицеров и у высоких чинов. На вечере много мужчин и в штатском. Судя по всему, командированные; сотрудники МВД из Москвы. Разогревшись от водки, чувствуя себя хозяевами положения, они приглашают танцевать юных сусуманских красавиц.
Мое внимание привлекает девушка, к которой чаще, чем к другим, подходят кавалеры. Она в нарядном платье с атласной отделкой шоколадного цвета и таким же отложным воротничком. Я нахожу место у колонны, неподалеку от стайки девушек, несколько раз порываюсь подойти к понравившейся мне, но меня постоянно опережают, и я не без ревности наблюдаю, как мою избранницу кружат другие. В очередной раз, когда девушку снова уводят у меня из-под носа, я приглашаю одну из ее подруг. Ее зовут Инна. Она разговорчива и догадлива, к концу танца, почти ничего не спрашивая, я уже кое-что знаю. Имя девушки, заинтересовавшей меня, – Римма, приехала на Колыму по распределению, окончила торговый техникум, работает в райцентре товароведом. Вся компания девчонок из торговли, вместе живут в общежитии, недалеко от клуба. «Она у нас серьезная, – предупреждает Инна. – Комсомольский секретарь!»
Я еще не знал, как с ней себя вести, о чем говорить, но, проводив Инну на место и потянув время, пока не зазвучит новый танец, я с первыми аккордами поворачиваюсь к Римме. Девушка улыбается в ответ и идет со мной танцевать.
Гремит музыка, я кружу девушку, стараясь не наступить ей на ноги чужими полуботинками. Римма улыбается так же мило, как она это делала, танцуя с другими.
– Давно здесь? – спрашиваю я.
– Нет, не очень.
– Нравится?
– В общем, здесь ничего, только публика какая-то…
– Вы думаете? – Я изображаю крайнее удивление. – Разве есть разница между публикой в Сочи и в Сусумане?
– Ну что вы! – смеется Римма. – Знаете, сколько здесь бывших заключенных?
– Да, мне говорили, – киваю я.
– Вы, наверное, еще не успели присмотреться.
– Почему же, немножко в курсе, – успокаиваю Римму.
Мы кружимся в вальсе. Это лучший из всех вальсов, которые я знаю. Я никого не замечаю, но время от времени со мной здоровается кто-нибудь из танцующих рядом. Это неудивительно, многие сусуманские офицеры и вольнонаемные знают меня в лицо. Римма все понимает по-своему. Она уверена, что я какой-то новый молодой начальник или командированный москвич. Во всяком случае, человек воспитанный, порядочный, со мной ей можно быть спокойной. Танец кончился, мы стоим в стороне, продолжаем разговор. Кто-то подходит к нам и приглашает Римму на танец – одет тоже прилично, но по лицу вижу, что из сидевших.
– Извините, – говорит Римма, – я устала. Он отошел, что-то бормоча, косясь на меня и на Римму. Нам обоим понятно, что он недоволен.
– Какой невоспитанный, – говорю я Римме. – А еще комсомолец.
– Почему вы думаете, что он комсомолец? – спрашивает она.
Я говорю первое, что приходит в голову:
– Кажется, мы с ним из одной организации.
– А часто вы здесь бываете?
– Нет, – отвечаю, – я нездешний.
– Вам, – говорит Римма, – надо быть осторожным. Особенно по вечерам. В поселке кого только нет. Полно рецидивистов. А вы такой доверчивый.
– Почему вы думаете, что доверчивый?
– По лицу видно.
– Лицо бывает обманчивым.
– У меня интуиция!
После вечера Римма разрешает ее проводить. Женское общежитие УРСа в получасе ходьбы, почти рядом с КОЛПом. Я столько раз проходил мимо этого бревенчатого здания, не подозревая, что когда-нибудь буду стремиться сюда. Скоро я познакомлюсь с ее подругами, все понимающими и всегда готовыми оставить нас наедине. Комендант общежития – бывшая заключенная, милая и смешная пьянчужка Александра Сергеевна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Маленькие начальники предпочитают со мной не связываться, даже когда я позволяю себе вещи, для осужденного недопустимые. Однажды я долго провозился в шахте, поднимаюсь на поверхность весь мокрый и грязный. Ко мне цепляется начальник режима: кто разрешил задерживаться? «Я тебя больше не выпущу!» Я достаю пропуск, рву и швыряю ему в лицо. Это ЧП! Меня вызывает Федор Михайлович Боровик: «Ты что, с ума сошел?!»
Полковник Племянников вызывает к себе меня и начальника режима, задержавшего меня. Тот к нему является выпивший. Племянников посадил его на десять суток, но тот и второй раз явился по вызову не вполне трезвый. Его из органов выгнали. И хотя никаких моих заслуг в его снятии нет, случившееся еще больше укрепляет среди младшего и среднего звена начальников репутацию нашей бригады как неприкасаемой.
В ночь под новый, 1956 год Племянников почти приказывает мне быть на новогоднем карнавале в Центральном клубе. Мои товарищи приносят у кого что есть – костюм, белую рубашку, галстук. Попасть осужденному в Центральный клуб – все равно как человеку с улицы оказаться на правительственном приеме в Москве.
Мне в голову не могло прийти, что там я встречу Розу.
Мы пришли на вечер с Петькой Дьяковым, тоже приодетым. У входа оперуполномоченный Мажуна. Он знал, кто мы. У него округлились глаза: «Вы куда?!» «Пошел ты…» – оттолкнул я его. Оперуполномоченный был наслышан о том, как к нашей бригаде относится руководство, и не стал скандалить.
Мы входим в залитый светом зал со сверкающей новогодней елкой. Большинство гостей – офицеры из разных лагерей, районное руководство, много девушек. Голова идет кругом, гремит музыка, все в масках, в серпантине. Танцевать я не могу, когда-то во Владивостоке девчонки учили меня вальсу и танго, но я сомневаюсь, вспомню ли. А тут объявили «дамский вальс» и какая-то маска подплывает ко мне и начинает кружить. «Туманов, вы не узнаете меня?»
Это была Роза Скокова. Оказывается, она вышла замуж за сусуманского судью, у нее двое детей, с чем я ее искренне поздравил. «Мы еще увидимся, Туманов? Мой муж будет рад познакомиться с тобой». – «Конечно, Роза. Никогда я не видел судью, кроме как через решетку и ближе, чем за три метра».
На новогоднем вечере, несмотря на всю его для меня необычность и новизну, я чувствовал себя уверенно, и жалел только о том, что не умею хорошо танцевать. Меня не пугали чуть насмешливые взгляды танцующих молодых офицеров, но я страшно боялся выглядеть смешным в глазах женщин. Этот страх поубавился после вальса с Розой.
Сверкают разноцветные огни, кружатся пары, гремит оркестр, вызывая в памяти бесшабашные вечера в кругу друзей-моряков во владивостокском ресторане «Золотой Рог». Но этот сусуманский, карнавал оказался самым счастливым в моей жизни.
В ту сумасшедшую ночь я встретил Римму – свою будущую жену.
Еще танцуя с Розой, я поглядываю на компанию девушек, которые нарасхват у молоденьких офицеров и у высоких чинов. На вечере много мужчин и в штатском. Судя по всему, командированные; сотрудники МВД из Москвы. Разогревшись от водки, чувствуя себя хозяевами положения, они приглашают танцевать юных сусуманских красавиц.
Мое внимание привлекает девушка, к которой чаще, чем к другим, подходят кавалеры. Она в нарядном платье с атласной отделкой шоколадного цвета и таким же отложным воротничком. Я нахожу место у колонны, неподалеку от стайки девушек, несколько раз порываюсь подойти к понравившейся мне, но меня постоянно опережают, и я не без ревности наблюдаю, как мою избранницу кружат другие. В очередной раз, когда девушку снова уводят у меня из-под носа, я приглашаю одну из ее подруг. Ее зовут Инна. Она разговорчива и догадлива, к концу танца, почти ничего не спрашивая, я уже кое-что знаю. Имя девушки, заинтересовавшей меня, – Римма, приехала на Колыму по распределению, окончила торговый техникум, работает в райцентре товароведом. Вся компания девчонок из торговли, вместе живут в общежитии, недалеко от клуба. «Она у нас серьезная, – предупреждает Инна. – Комсомольский секретарь!»
Я еще не знал, как с ней себя вести, о чем говорить, но, проводив Инну на место и потянув время, пока не зазвучит новый танец, я с первыми аккордами поворачиваюсь к Римме. Девушка улыбается в ответ и идет со мной танцевать.
Гремит музыка, я кружу девушку, стараясь не наступить ей на ноги чужими полуботинками. Римма улыбается так же мило, как она это делала, танцуя с другими.
– Давно здесь? – спрашиваю я.
– Нет, не очень.
– Нравится?
– В общем, здесь ничего, только публика какая-то…
– Вы думаете? – Я изображаю крайнее удивление. – Разве есть разница между публикой в Сочи и в Сусумане?
– Ну что вы! – смеется Римма. – Знаете, сколько здесь бывших заключенных?
– Да, мне говорили, – киваю я.
– Вы, наверное, еще не успели присмотреться.
– Почему же, немножко в курсе, – успокаиваю Римму.
Мы кружимся в вальсе. Это лучший из всех вальсов, которые я знаю. Я никого не замечаю, но время от времени со мной здоровается кто-нибудь из танцующих рядом. Это неудивительно, многие сусуманские офицеры и вольнонаемные знают меня в лицо. Римма все понимает по-своему. Она уверена, что я какой-то новый молодой начальник или командированный москвич. Во всяком случае, человек воспитанный, порядочный, со мной ей можно быть спокойной. Танец кончился, мы стоим в стороне, продолжаем разговор. Кто-то подходит к нам и приглашает Римму на танец – одет тоже прилично, но по лицу вижу, что из сидевших.
– Извините, – говорит Римма, – я устала. Он отошел, что-то бормоча, косясь на меня и на Римму. Нам обоим понятно, что он недоволен.
– Какой невоспитанный, – говорю я Римме. – А еще комсомолец.
– Почему вы думаете, что он комсомолец? – спрашивает она.
Я говорю первое, что приходит в голову:
– Кажется, мы с ним из одной организации.
– А часто вы здесь бываете?
– Нет, – отвечаю, – я нездешний.
– Вам, – говорит Римма, – надо быть осторожным. Особенно по вечерам. В поселке кого только нет. Полно рецидивистов. А вы такой доверчивый.
– Почему вы думаете, что доверчивый?
– По лицу видно.
– Лицо бывает обманчивым.
– У меня интуиция!
После вечера Римма разрешает ее проводить. Женское общежитие УРСа в получасе ходьбы, почти рядом с КОЛПом. Я столько раз проходил мимо этого бревенчатого здания, не подозревая, что когда-нибудь буду стремиться сюда. Скоро я познакомлюсь с ее подругами, все понимающими и всегда готовыми оставить нас наедине. Комендант общежития – бывшая заключенная, милая и смешная пьянчужка Александра Сергеевна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123