Ими чаще всего оказываются мошенники, взяточники, воры государственного размаха.
Теперь о моем друге академике Тихонове, которого я очень любил и считал потрясающим, интереснейшим человеком – одним из самых образованных и честных людей, которых я встречал в моей жизни.
Однажды на крупном собрании кооператоров Владимира Александровича, пришедшего позже других, попросили занять место в президиуме, где уже находился Михаил Бочаров, претендовавший в свое время на пост премьера, – фигура из ельцинского близкого окружения. Среди сидящих за столом некоторые были Тихонову незнакомы. Кто-то из зала выразил недоумение, как в президиуме оказался и бывший следователь Нагорнюк, когда-то громивший «Печору». Он, как выяснилось, был советником Бочарова, который его и пригласил. Возникло замешательство. Тихонов поднялся: «Я не могу быть за одним столом с виновником гибели тумановской артели!» – и покинул президиум.
В мае 1990 года Гавриил Попов и Юрий Лужков, недовольные темпами дорожного строительства в Москве, предложили карельскому кооперативу «Строитель» подряд на ремонт столичных автодорог, в том числе крупного участка Московской кольцевой.
Мы перебазировали в столицу часть техники и начали реконструкцию 12-километрового участка МКАД. За 28 дней был выполнен объем работы, запланированный московскими дорожниками на год.
Впервые на московских дорогах началась непрерывная круглосуточная укладка асфальта.
Таких темпов столица не знала. Приезжали телевизионщики. Один оператор предложил продемонстрировать зеркальную ровность укладки: поставил на капот своих «Жигулей» стакан воды, наполненный до краев, тронулся, проехал больше километра – на капот не выплеснулось ни капли.
Еще до начала работ Юрий Михайлович Лужков попросил меня встретиться со строителями московских дорог. Встреча состоялась и мэрии. Хмурые, они сидели в зале. Под их началом – тысячи строителей автодорог и техника, о которой кооператив мог только мечтать. Я видел умные, выжидающие, настороженные глаза, в которых можно было прочитать что угодно, только не симпатию.
Их можно было понять.
Начиная говорить, я улыбнулся:
– Вы правы, мы действительно здесь чужие, но нас пригласила мэрия Москвы. Не скрою, будем счастливы поработать вместе с вами – специалистами, имеющими огромный опыт, прекрасными проектировщиками. Надеюсь, многому научимся у вас. Единственное, что мы вам покажем, – как строить дороги в несколько раз быстрее…
Вскоре на долю нашего коллектива приходилась третья часть объемов работ по капитальному ремонту асфальтобетонных покрытий на магистралях Москвы. Один из замов Лужкова – Александр Сергеевич Матросов, встретивший нас вначале очень осторожно, выскажет прилюдно: «Нам бы еще два таких коллектива, и можно всех остальных разогнать…»
Но не все в московском руководстве были с ним согласны.
Матросова переведут на другую работу. Окружение Лужкова из кожи вон лезло, чтобы постепенно оттеснить нас от Юрия Михайловича. Вокруг кооператива выстраивалась глухая стена отчуждения. Мы попали в почти полную зависимость от аппаратчиков, со многими из которых не то что работать, а просто общаться было неприятно. Исключение составлял только заместитель мэра Борис Никольский, уравновешенный и спокойный человек, который не хуже нас видел, что происходит, но его возможности изменить ситуацию были, вероятно, ограничены.
Время шло, у нас в одиннадцать раз сократились объемы работ.
Приглашая нас работать в Москве, Юрий Михайлович знал наверняка, что этот коллектив строит дороги лучше, быстрее и дешевле других.
Но его заместители, решая, какому подрядчику передать тот или иной объект, руководствовались другими соображениями – более привычными и интересными для себя.
Мы уйдем из большого строительства дорог в Москве. Но кооператив продолжает работу в Карелии, общепризнанно оставаясь лучшим дорожно-строительным предприятием в республике, прокладывая! дороги в более сложных по сравнению с московскими условиях.
Помню беседу с чиновником федерального уровня, который поинтересовался:
– Почему не участвуете в конкурсах?
– Мы их никогда не выигрываем, – отвечаю я и, естественно жду вопроса: почему. Но мой собеседник, человек неглупый и больше меня знавший о тендерах, такого вопроса не задал. Я то же промолчал.
Как-то в 1990 году мой приятель ошарашил меня неожиданным вопросом. Наблюдая, говорил он, за тобой два десятка лет на Дальнем Востоке, в Сибири, на Урале, за твоими сумасшедшими амбициозными стараниями доказать преимущества артелей, кооперативов, я не помню тебя таким удрученным, прямо-таки убитым, как сейчас, когда ты победил и в стране тысячи коллективных промышленных предприятий, возглавляемых твоими последователям и учениками.
Какие теперь у тебя проблемы с властью?
Ничего себе вопрос.
С тех пор, как мы создали на Колыме первую старательскую артель, стало очевидным, что люди, объединенные по доброй воле арендуя или покупая технику, чувствуя себя хозяевами, работают в три-четыре раза производительнее, чем на подобных государств венных предприятиях. Без ложной скромности: организованные мною и действующие поныне самые крупные старательские артели – на побережье Охотского моря, в Южной Якутии, в Приленском крае – во многом определяют уровень сегодняшней золото добычи в стране. Если бы государственные предприятия использовали технику с той же отдачей, как старатели, в нашу казну поступало бы ежегодно на десятки тонн золота больше.
Предприимчивым не надо долго объяснять преимущества этой формы организации труда. Называй эту модель хозяйствования как хочешь – хоть первым советским хозрасчетным предприятием «Красная синька». Просто другого способа всем нам выкарабкаться из ямы и вытащить страну не существовало.
Меня злит, когда говорят про «сонную Россию». В той же Америке я встречался с художником Михаилом Шемякиным, на Западе оказались Олег Целков, Эрнст Неизвестный, Михаил Барышников, Мстислав Ростропович. Это же отсюда люди, наши они, ставшие украшением мировой культуры. Там они получали большие возможности проявить себя. И я, сидя в московской квартире перед телевизором, горько усмехался, когда ведущий программы, захлебываясь от восторга, сообщал, что к нам едут известные западные экономисты. Я думал про замечательных наших экономистов Тихонова, Шмелева, Лациса… Они могли бы составить честь лучшим университетам Европы и Америки. Мы к ним прислушиваемся?
Мы по старой привычке уповаем на высшие органы власти, где, но замыслу, должны быть самые умные головы. Чтобы я им доверял, мне нужно быть уверенным, что они хотя бы прозорливее меня. Но как я мог полагаться, к примеру, на Госплан СССР, если и его руководстве были такие люди, как В. Дурасов, бывший министр цветной металлургии. Это он, вы помните, одним росчерком пера ликвидировал нашу «Печору».
Мне всегда приходили письма от незнакомых людей, но особенно много люди писали в годы перестройки. Почти в каждом была тревога за ситуацию, и я думал, существуют ли, остались ли еще на свете слова, которые в сложившейся жизненной обстановке помогли бы уставшим от неразберихи людям обрести какую-то надежду. И все более укреплялся в мысли, что спасти наше усталое общество могло, пожалуй, только одно – если после долгих лет ложных призывов, пустых обещаний, сокрытия правды и тому подобного, что обрушивалось на нас с подмостков политического театра, люди поверят, что затянувшийся спектакль, наконец, закончился, мы возвращаемся в нормальную жизнь, и на этот раз нас не обманут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Теперь о моем друге академике Тихонове, которого я очень любил и считал потрясающим, интереснейшим человеком – одним из самых образованных и честных людей, которых я встречал в моей жизни.
Однажды на крупном собрании кооператоров Владимира Александровича, пришедшего позже других, попросили занять место в президиуме, где уже находился Михаил Бочаров, претендовавший в свое время на пост премьера, – фигура из ельцинского близкого окружения. Среди сидящих за столом некоторые были Тихонову незнакомы. Кто-то из зала выразил недоумение, как в президиуме оказался и бывший следователь Нагорнюк, когда-то громивший «Печору». Он, как выяснилось, был советником Бочарова, который его и пригласил. Возникло замешательство. Тихонов поднялся: «Я не могу быть за одним столом с виновником гибели тумановской артели!» – и покинул президиум.
В мае 1990 года Гавриил Попов и Юрий Лужков, недовольные темпами дорожного строительства в Москве, предложили карельскому кооперативу «Строитель» подряд на ремонт столичных автодорог, в том числе крупного участка Московской кольцевой.
Мы перебазировали в столицу часть техники и начали реконструкцию 12-километрового участка МКАД. За 28 дней был выполнен объем работы, запланированный московскими дорожниками на год.
Впервые на московских дорогах началась непрерывная круглосуточная укладка асфальта.
Таких темпов столица не знала. Приезжали телевизионщики. Один оператор предложил продемонстрировать зеркальную ровность укладки: поставил на капот своих «Жигулей» стакан воды, наполненный до краев, тронулся, проехал больше километра – на капот не выплеснулось ни капли.
Еще до начала работ Юрий Михайлович Лужков попросил меня встретиться со строителями московских дорог. Встреча состоялась и мэрии. Хмурые, они сидели в зале. Под их началом – тысячи строителей автодорог и техника, о которой кооператив мог только мечтать. Я видел умные, выжидающие, настороженные глаза, в которых можно было прочитать что угодно, только не симпатию.
Их можно было понять.
Начиная говорить, я улыбнулся:
– Вы правы, мы действительно здесь чужие, но нас пригласила мэрия Москвы. Не скрою, будем счастливы поработать вместе с вами – специалистами, имеющими огромный опыт, прекрасными проектировщиками. Надеюсь, многому научимся у вас. Единственное, что мы вам покажем, – как строить дороги в несколько раз быстрее…
Вскоре на долю нашего коллектива приходилась третья часть объемов работ по капитальному ремонту асфальтобетонных покрытий на магистралях Москвы. Один из замов Лужкова – Александр Сергеевич Матросов, встретивший нас вначале очень осторожно, выскажет прилюдно: «Нам бы еще два таких коллектива, и можно всех остальных разогнать…»
Но не все в московском руководстве были с ним согласны.
Матросова переведут на другую работу. Окружение Лужкова из кожи вон лезло, чтобы постепенно оттеснить нас от Юрия Михайловича. Вокруг кооператива выстраивалась глухая стена отчуждения. Мы попали в почти полную зависимость от аппаратчиков, со многими из которых не то что работать, а просто общаться было неприятно. Исключение составлял только заместитель мэра Борис Никольский, уравновешенный и спокойный человек, который не хуже нас видел, что происходит, но его возможности изменить ситуацию были, вероятно, ограничены.
Время шло, у нас в одиннадцать раз сократились объемы работ.
Приглашая нас работать в Москве, Юрий Михайлович знал наверняка, что этот коллектив строит дороги лучше, быстрее и дешевле других.
Но его заместители, решая, какому подрядчику передать тот или иной объект, руководствовались другими соображениями – более привычными и интересными для себя.
Мы уйдем из большого строительства дорог в Москве. Но кооператив продолжает работу в Карелии, общепризнанно оставаясь лучшим дорожно-строительным предприятием в республике, прокладывая! дороги в более сложных по сравнению с московскими условиях.
Помню беседу с чиновником федерального уровня, который поинтересовался:
– Почему не участвуете в конкурсах?
– Мы их никогда не выигрываем, – отвечаю я и, естественно жду вопроса: почему. Но мой собеседник, человек неглупый и больше меня знавший о тендерах, такого вопроса не задал. Я то же промолчал.
Как-то в 1990 году мой приятель ошарашил меня неожиданным вопросом. Наблюдая, говорил он, за тобой два десятка лет на Дальнем Востоке, в Сибири, на Урале, за твоими сумасшедшими амбициозными стараниями доказать преимущества артелей, кооперативов, я не помню тебя таким удрученным, прямо-таки убитым, как сейчас, когда ты победил и в стране тысячи коллективных промышленных предприятий, возглавляемых твоими последователям и учениками.
Какие теперь у тебя проблемы с властью?
Ничего себе вопрос.
С тех пор, как мы создали на Колыме первую старательскую артель, стало очевидным, что люди, объединенные по доброй воле арендуя или покупая технику, чувствуя себя хозяевами, работают в три-четыре раза производительнее, чем на подобных государств венных предприятиях. Без ложной скромности: организованные мною и действующие поныне самые крупные старательские артели – на побережье Охотского моря, в Южной Якутии, в Приленском крае – во многом определяют уровень сегодняшней золото добычи в стране. Если бы государственные предприятия использовали технику с той же отдачей, как старатели, в нашу казну поступало бы ежегодно на десятки тонн золота больше.
Предприимчивым не надо долго объяснять преимущества этой формы организации труда. Называй эту модель хозяйствования как хочешь – хоть первым советским хозрасчетным предприятием «Красная синька». Просто другого способа всем нам выкарабкаться из ямы и вытащить страну не существовало.
Меня злит, когда говорят про «сонную Россию». В той же Америке я встречался с художником Михаилом Шемякиным, на Западе оказались Олег Целков, Эрнст Неизвестный, Михаил Барышников, Мстислав Ростропович. Это же отсюда люди, наши они, ставшие украшением мировой культуры. Там они получали большие возможности проявить себя. И я, сидя в московской квартире перед телевизором, горько усмехался, когда ведущий программы, захлебываясь от восторга, сообщал, что к нам едут известные западные экономисты. Я думал про замечательных наших экономистов Тихонова, Шмелева, Лациса… Они могли бы составить честь лучшим университетам Европы и Америки. Мы к ним прислушиваемся?
Мы по старой привычке уповаем на высшие органы власти, где, но замыслу, должны быть самые умные головы. Чтобы я им доверял, мне нужно быть уверенным, что они хотя бы прозорливее меня. Но как я мог полагаться, к примеру, на Госплан СССР, если и его руководстве были такие люди, как В. Дурасов, бывший министр цветной металлургии. Это он, вы помните, одним росчерком пера ликвидировал нашу «Печору».
Мне всегда приходили письма от незнакомых людей, но особенно много люди писали в годы перестройки. Почти в каждом была тревога за ситуацию, и я думал, существуют ли, остались ли еще на свете слова, которые в сложившейся жизненной обстановке помогли бы уставшим от неразберихи людям обрести какую-то надежду. И все более укреплялся в мысли, что спасти наше усталое общество могло, пожалуй, только одно – если после долгих лет ложных призывов, пустых обещаний, сокрытия правды и тому подобного, что обрушивалось на нас с подмостков политического театра, люди поверят, что затянувшийся спектакль, наконец, закончился, мы возвращаемся в нормальную жизнь, и на этот раз нас не обманут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123