Те же волнения: возбуждение, радость, отчаяние, горечь утрат, торжество победы. И даже болезни те же появились - бессонница и крапивная лихорадка.
Из-за кустов вдруг неслышно вышел паренек лет восьми и изучающе уставился на нас васильковыми глазами.
- Откуда ты, прелестное дитя? - удивилась Руфина.
- А вы чьи будете? - строгим тоном спрашивает маленький следопыт.
Он сразу учуял в нас "чужаков".
- Мы из Москвы.
- А что вы здесь делаете?
- Вспоминаем.
У мальчика на лице удивление.
- Садись, послушай, - предлагает Руфа. Популярно, простым языком, она начинает рассказывать ему о нашем полку. А ведь у нее талант! Не зря кончала педфак в институте. Мальчик слушает ее с интересом.
Потом мы выяснили семейное положение нашего юного знакомого. Колин отец работает шофером, мать - в полевой бригаде. Есть маленькая сестричка Галка. Учится Коля без троек, любит шахматы. Намерен стать... тут он запнулся и немного смутился.
- Ну, ну, смелее, не стесняйся.
- Космонавтом, - твердо произнес Николай.
- О-о! - почтительно воскликнули мы. Летать в ракете - мечта многих мальчишек теперь. Молодец, Коля, дерзай!
- Засиделись мы здесь, - поднимаясь с травы, говорит Леша, - пора ехать дальше.
Коля, как вежливый хозяин, проводил нас до машины. Нужно бы подарить ему что-нибудь. К сожалению, ничего космического у нас нет. На глаза попалась коробочка с дорожными шахматами. Это подойдет, пожалуй, - хлопец ведь увлекается и шахматами.
- Возьми на память. Желаем тебе стать чемпионом.
- До свиданья, космонавт, - Леша по-мужски жмет ему руку.
- Счастливо вам! - прощается Коля. Он долго машет вслед одной рукой, поддерживая другой штанишки.
- Вы удивительно везучие, - утверждает Леша, - уж который раз подмечаю - мы встречаемся именно с теми, кто нужен. Вот и в Сеще. Теперь этот космонавт всем своим друзьям расскажет о беседе с нами, о женском полку. И пойдет молва...
- Это хорошо. Значит, и здесь сделали кое-что полезное для нашего полка, - с удовлетворением говорит Руфа.
- Реклама? - опять не унимается Леша.
- Нет, пропаганда, - спокойно поправляет Руфа.
- А малец-то, видать, смышленый, - говорю, - вы заметили, какие у него глаза? Пытливые, умные.
Говорят, что глаза - зеркало души человека. Я верю в это определение. Ум, темперамент, характер нередко можно разгадать по "свечению глаз".
Мне припомнились сейчас глаза одной нашей летчицы. Много раз смотрела я в них при различных обстоятельствах. Оттенки "свечения" бывали самыми разнообразными. Но всегда среди них неизменно выделялся главный, направляющий луч - воля.
Когда наши взгляды скрещивались за шахматной доской (а шахматные баталии были особенно частыми именно здесь, в Сеще), я видела, как от этого основного луча брызгали лукавые с хитринкой искорки. Когда же летчица брала в руки мандолину и разучивала что-нибудь трудное, мне казалось, что именно тот упорный луч управлял ее пальцами. Я не видела ее глаз в момент боя с вражескими зенитками и прожекторами - никто не может заглянуть в глаза летчицы в такие минуты. Никто, кроме разве смерти. Но я уверена, что луч воли светился тогда всеми огнями ярости.
В марте 1945 года я увидела эти глаза на фоне белой подушки в госпитальной палате. В них влажно блеснула радость. Но потом я с тревогой заметила, что тот, самый сильный луч едва пробивается сквозь тугую завесу боли и отчаяния.
...В ту ночь многие наши экипажи не вернулись с задания. Сумасшедший ветер, неожиданно задувший с Балтики, принес тяжелые тучи липкого снега. Фантастический вихрь смешал землю с небом и понес фанерные самолетики в неизвестном направлении. Не видно было никаких ориентиров, ни земных, ни небесных, чтобы определить, куда сносит. В снежном смерче все кружилось, кипело, бушевало. Это было как светопреставление. Чудом ли, нет ли, все экипажи приземлились благополучно в разных местах - кто на поле, кто на дороге, кто на льду озера. Поутру они слетелись в полк. Не было только летчицы Клавы Серебряковой со штурманом Тосей Павловой. Несколько дней полк жил в тревоге - о подругах не поступало никаких вестей. Наши поиски были безрезультатными. Когда начали гаснуть надежды, с другого фронта пришла весть: там в армейском госпитале лежат две тяжело раненные летчицы.
- Аронова, лети немедленно, - приказала мне Бершанская, - это, наверно, наши.
Я мчалась на полных газах. Но все казалось, что самолет летит медленно.
И вот я сижу у их коек. Клава лежит неподвижно, бледная, ей трудно говорить. Штурман Тося Павлова, тоже прикованная к постели, с передышкой рассказывает:
- Почти от самой цели, от Данцига, мы летели в снежном буране. Земли не видно, решили придерживаться только курса. А ветер, оказывается, был шквальный... Когда горючее подошло к концу, снизились, стали искать место для посадки. Я выстрелила ракету, другую. Присмотрели площадку, вроде ровная. Клава делает заход. Все идет хорошо. Вдруг самолет заваливается, треск, удар и дальше уж я не помню... Очнулась утром от каких-то толчков. Смотрю - лежу в снегу, а рядом стоят несколько мальчишек и палками откапывают самолет из-под снега.
- Дети, мы живые... - набравшись сил, сказала я. Ребятишки перепугались, услышав голос. Побежали в поселок, привели взрослых. А Клава-то все еще без сознания была... Вот так мы и оказались здесь.
- Но что же случилось в момент посадки?
- За провода, оказывается, зацепились...
Среди беснующейся пурги можно ли разглядеть тоненькую ниточку проводов!
...Год спустя, уже после войны, несколько наших однополчанок, которые учились в ВИИЯКА, шумной толпой ввалились в одну из палат главного военного госпиталя в Москве. Клава Серебрякова только-только начинала учиться ходить. Переломанные ноги, окостеневшие суставы не хотели подчиняться. Но в ее глазах уже отчетливо светился хорошо знакомый мне луч вместе с колючим упорством и радугой надежды. "Будет ходить!" - поверила я тогда.
Через несколько лет в Москве, в театре Советской Армии, проходила встреча бывших летчиц с юношами и девушками столицы. Молодые москвичи с интересом слушали выступающих.
- Слово имеет бывшая летчица 46-го гвардейского Таманского полка, ныне учительница из города Октябрьского, Клавдия Федоровна Серебрякова, - объявил председательствующий.
Клава легко взошла на трибуну, и в притихший зад блеснул из ее глаз все тот же сильный, яркий луч - луч воли. Она говорила хорошо, с огоньком.
- Приезжайте к нам в Октябрьский! - обратилась Клава с призывом к сидящим в зале. - Город молодой, строится, работы на всех хватит!
В перерыве я подошла к ней и по-дружески, как всегда было между нами, сказала:
- Молодец, Клава-джан (так ее звали близкие подруги в полку). Твоей энергии может позавидовать любая молодая девушка. Только вот располнела ты зря. Много, наверное, сладкого ешь?
- Понимаешь, Рая, в мире столько вкусных вещей, у меня же совсем нет силы воли, чтобы запретить себе их есть!
А в глазах - хитринка...
В Брянске у машины отказал стартер. - Сдает старушка, устала, открывая капот, с сожалением говорит Леша.
Теперь он заводит мотор ручкой. На нас бросают кто удивленный, кто насмешливый взгляды - "Волга", а заводится как грузовик!
Проехали Рославль, без остановки прошли через Смоленск. Около Орши уже под вечер со вздохом облегчения выехали на Минское шоссе. Теперь до Озерец рукой подать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75