- Девчата обработают эти щели с присущей им женской аккуратностью, говорили в дивизии.
...Следуя дорожным указателям "На Краснодар", минуем Новороссийск окраиной. При выезде из города, немного в стороне от шоссе, видим светлый обелиск. Оставляем машину и по асфальтированной дорожке идем к нему.
У основания обелиска - скульптурная группа. Стоит молодая женщина с непокрытой головой, смело смотрит вперед, сдвинув брови. К ней прижалась испуганная девочка. Тут же, около их ног, - старик, может быть отец женщины. Он сидит, опершись одной рукой о землю, а другой рванул ворот рубахи, обнажив грудь. Все трое смотрят в одну сторону, вероятно, на своего мучителя. Но позы женщины и старика не выражают страха. Открытое, гордое презрение и ненависть сквозят в их порывистом движении.
Внизу надпись:
"НЕПОКОРЕННЫМ
Замученным и расстрелянным здесь в 1943 году фашистскими оккупантами новороссийцам и воинам-десантникам Советской Армии.
Вечная слава павшим за свободу и независимость нашей любимой Родины!"
Памятник поставлен в 1963 году. Скульптор Шмагун.
"Непокоренные" производят сильное, глубокое впечатление. Хочется поклониться и положить к их ногам цветы. Эти люди вызывают не чувство жалости, а гордость за них и ненависть к их убийцам. Ну, а если, глядя да этот памятник, и блестят в глазах слезы, то это слезы благодарности и гнева.
Вокруг обелиска - огромные плантации молодого виноградника. Он как бы символизирует собой Жизнь, победу Жизни над Смертью.
Взволнованные до глубины души, отходим от обелиска.
Проезжаем Верхне-Баканский.
- О, этот пункт мне очень памятен! - восклицает Руфа. - Именно над ним нас с Ольгой Санфировой подбили весной сорок третьего года.
Она оглядывает местность. Кругом горы, горы, покрытые лесом.
- Хорошо, что ветер тогда был попутный и нас отнесло к станции Крымской. А то где бы мы здесь приземлились?
- Скоро посмотрим, где вы в Крымской приземлились, - говорю я. - А сейчас, пока мы до нее доедем, расскажи, как все случилось тогда. Ведь, как ни странно, нам ни разу не приходилось слышать от тебя подробностей о том полете.
- Это произошло в ночь под Первое мая, - начала Руфа. - Нам только что вручили гвардейские значки, а Ольгу наградили орденом боевого Красного Знамени. Настроение было отличным, и на аэродром шли с твердым намерением сделать как можно больше боевых вылетов.
Руфа замолчала и задумчиво смотрела на дорогу. Она вспоминала, конечно, подробности той предпраздничной ночи.
- Два вылета прошли нормально, хотя стреляли по нас здорово. Сама знаешь, здесь проходила "Голубая линия". На третьем вылете не повезло осколок зенитного снаряда угодил в уязвимое место мотора, и он заглох. Но цель совсем близко, планируем на нее. Втайне надеемся, что мотор заработает, - у нас так уже бывало. Сбрасываю наконец бомбы, Леля берет обратный курс. Мотор по-прежнему молчит. И мы молчим. Вскоре понимаем, что придется падать у немцев.
Руфа опять умолкла, переложила сумочку с колен на сиденье, поправила волосы. Волнуется.
- Упали удивительно тихо, без треска, на ровную полянку. Но нас все равно, кажется, заметили. Совсем близко прошла пулеметная очередь. Мы притаились у самолета. Потом в перерывах между вспышками ракет двинулись то перебежками, то по-пластунски - к линии фронта. Минули железную дорогу, поле. Первомайский рассвет застал нас в камышах. Сидели там весь день. К вечеру пошел дождь, мы промокли до нитки. Леля простудилась, ее начал мучить кашель. Чуть не выдали себя.
С наступлением темноты вышли из лягушачьего болота, крадучись пошли дальше. И до чего же было обидно пробираться как вор по своей земле! Стороной обошли зенитку, которая бахала целый день почти над ухом. С трудом перебрались через глубокий ров - по поваленному дереву перешли два ручья с илистым дном. И снова наступил рассвет. Я помнила, что второго мая у Лели день рождения. Хотелось что-то подарить. Но карманы брюк пусты, только с пяток семечек запряталось в уголке. Я поздравила Лелю и подарила эти семечки. Чувство опасности уже притупилось, и мы решили немного поспать по очереди, А ночью опять ползли. На рассвете третьего дня перешли вброд речушку, за ней начинался лесок. Среди кустарника стояло высокое раскидистое дерево. Я влезла на него, чтобы осмотреть местность. В этот момент в кустах кто-то зашевелился. "Руки вверх!" - скомандовала Ольга и направила на вышедшего человека пистолет. Тот послушно поднял руки. Это был военный, без ремня почему-то, на рукаве - черная нашивка. Мы решили - немец. Но мужчина заговорил по-русски, сказал, что он из нашей артиллерийской части. Нам не верилось, что мы уже перешли линию фронта и подумали - обманывает. "Веди в свою часть", - приказала Ольга. А между собой договорились - если приведет к немцам, то первая пуля - ему, вторая - мне, а третью Ольга пустит себе в лоб. Однако пришли действительно к своим. Нас сразу же пригласили в особый отдел. Леля, отвечая на вопросы, все еще вертела взведенный пистолет в руке. "Положите оружие", - сказал офицер. Осмотрев пистолет, капитан покачал головой: "Вы не смогли бы выстрелить в вашего "пленного". Дуло забито землей". Это случилось, значит, когда ползли... Потом нас напоили сладким чаем, предложили отдохнуть, но мы рвались в полк. Уехали попутной машиной.
- Руфинка, подъезжаем к Крымской, приготовься, - сообщает Леша.
Руфа забеспокоилась. Напряженно всматривается вдаль, оглядывается по сторонам. Я уголком глаза наблюдаю за ней. В ее серых глазах плещется тревога и смятение. На виске бьется голубая жилка.
- Кажется, вот здесь, - неуверенно говорит она. Останавливаемся. Все выходим из машины. Руфа как-то растерянно смотрит вокруг. Мы с мужем деликатно отходим в сторонку: пусть Руфина минуту побудет наедине со своей военной судьбой. Она волнуется: то подойдет к низине за дорогой - "а где же болото?", то влево посмотрит, в сторону станции - "она тогда горела", то повернется к виднеющемуся справа вдалеке лесу. Места как будто те же, и в то же время что-то не то...
Ну конечно же, Руфинка, здесь много изменилось за двадцать лет. Вон дом строят, вот здесь пролегла новая дорога, там прошла линия электропередач. А почему нет болота за дорогой, так это понятно - сейчас август, а тогда, в сорок третьем, была весна. Первое мая.
- Да, это было все-таки здесь... - шепчет Руфа. Обернулась, ищет нас глазами. Очень похоже, что она только сейчас вспомнила о своих попутчиках. На ее ресницах, вижу, блестят слезинки. Она смущенно и будто виновато улыбается.
- Думала ли ты, когда ползла ночью, что спустя двадцать лет проедешь здесь на машине? - спрашиваю ее.
- Именно в такой конкретной форме я не думала, конечно. Но я была уверена, что мы освободим нашу землю и что, может быть, мне доведется побывать в этих местах после победы. Где-то глубоко здесь, - она указывает на сердце, - я, наверно, давно мечтала пройти по этой земле вот так, с поднятой головой, а не ползком, как тогда.
Руфа широко разбрасывает руки, будто хочет обнять высокое солнце, со счастливой улыбкой шагает по дороге.
- Как хорошо идти по своей земле!
Наша "машина времени" катит по горячему асфальту на Краснодар.
- На траверзе станица Киевская, - сообщает Руфа и многозначительно смотрит на меня.
- Настал и мой черед, хочешь сказать? - невесело усмехнувшись, отвечаю вопросом на ее взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75