«Может быть, девушка обозналась, приняв меня за кого-то другого?» При этой мысли Минако стало почему-то тоскливо, но она тут же подумала: «Я непременно еще встречусь с ними!» Уже надо было сворачивать вправо, а Минако все шла и шла по тропинке, которая через несколько шагов обрывалась. Из раздумья ее вывел голос служанки, которая со смехом сказала:
– Госпожа, куда вы идете? Там дальше нет дороги.
– Ах-ах, что-то я замечталась, – вслед за служанкой рассмеялась и Минако, чтобы скрыть смущение.
Они уже подходили к Касумитё.
– На Касумитё мы сядем в трамвай и сделаем пересадку на Аояма-иттёмэ. Хорошо? – спросила служанка.
Предоставив служанке выбирать дальнейший путь, Минако молча спускалась по покатому склону Касумитё. Она была полна мыслями о недавней встрече, и, когда взялась за поручни, ее вдруг осенило: «Так ведь мы вместе учились в гимназии Отяномидзу, только девушка была на два или три класса моложе. На ней и форменный пояс Отяномидзу». Тут на Минако повеяло чем-то родным. Как же зовут эту девушку?
Дома Мипако пересмотрела гимназический журнал, но имени девушки не нашла. Она сама не понимала, почему это для нее так важно. В память врезались бледный профиль брата, легкий поклон сестры и ее улыбка. «Если бы у меня был такой брат! Если бы Кацухико был нормальным…»
Она никак не могла забыть юношу. А образ сестры лишь витал в ее памяти, словно тень, рядом с братом. Девичья стыдливость мешала ей думать только о юноше. И все же она с тайной радостью вызывала в своем воображении его красивую и мужественную фигуру, и тогда ей казалось, что перед ней открывался какой-то новый, неведомый и чудесный мир, полный радужных, как утренняя заря, надежд, который она никогда не видела даже в снах. Как жаль, что она не знает их имен! Они встретились совершенно случайно и еще долго, а может быть, вообще никогда больше не встретятся. Минако было и грустно и радостно. Ее беззаботное девичье сердце навсегда потеряло покой. Она стала еще более кроткой, более скромной и в то же время придумала план, как встретиться с ними опять.
В следующее воскресенье надо снова поехать на кладбище! Они непременно придут, если там похоронены их родители.
Минако с трудом дождалась воскресенья, но день выдался ненастный, еще накануне заморосил дождь и не прекращался весь следующий день.
– Я так хотела пойти сегодня на кладбище! – встретившись утром со своей мачехой, тоном маленькой девочки, которой дождь помешал идти на спортивный праздник, сказала Минако.
Ничего не подозревавшая госпожа Рурико ответила:
– Но ведь в прошлое воскресенье вы были на кладбище!
– А сегодня мне опять захотелось пойти. Я так ждала этого дня!
– Вот как! В таком случае берите машину и поезжайте! Вам придется тогда пройти совсем мало! – ласково сказала госпожа Рурико.
– Но… – начала было Минако и осеклась. «Я бы поехала, несмотря на дождь и на ветер, – размышляла Минако, – но они?… Вряд ли кто-нибудь поедет на кладбище в такую погоду». Тут Минако вдруг стало стыдно, что под предлогом посещения могилы родителей она собралась на кладбище для того лишь, чтобы встретиться с едва знакомыми ей людьми, и покраснела.
От проницательной госпожи Рурико не укрылось, как Минако изменилась в лице.
– А-а, Мина-сан! Почему вы так покраснели? Разве стыдно ходить на могилу родителей?
– Ах, нет! Это я просто так, – стала оправдываться Минако, покраснев до самых корней волос.
Следующее воскресенье выдалось на редкость хорошим. Жаркое летнее солнце, радостно сверкая, залило своим ослепительным светом все небо. Проснувшись, Минако увидела на одеяле солнечных зайчиков, пробивающихся сквозь занавеси на окне, и чувство необыкновенного счастья переполнило сердце. В предчувствии чего-то радостного, что должно было с ней случиться сегодня, Минако поднялась с постели. Все утро она была какой-то рассеянной и, когда играла на скрипке под аккомпанемент госпожи Рурико, против обыкновения все время сбивалась.
– Что с вами, Мина-сан? – спросила госпожа Рурико.
От смущения Минако совсем перестала играть.
Она едва дождалась конца обеда и попросила у мачехи разрешения пойти на кладбище, что стоило ей сегодня большого труда.
На кладбище, как обычно, царила тишина. Был самый разгар лета, и, быть может, из-за жары людей на этот раз оказалось совсем мало. С сильно бьющимся сердцем Минако робко вошла на кладбище, испытывая смешанное чувство радости и страха.
Минако опустилась на корточки у могилы родителей, но не смогла сосредоточиться, как обычно, и, молясь, корила себя за это. Однако сделать с собой ничего не могла. Всегда спокойная и уравновешенная, Минако вдруг поспешно поднялась и, стараясь побороть волнение, краснея, сказала:
– Сумия, мы пойдем той же дорогой, что и в прошлый раз.
Служанка молча последовала за ней.
С каждым шагом волнение Минако усиливалось. Она напряженно смотрела туда, где в прошлый раз стояли брат и сестра, надеясь увидеть в просветах между памятниками соломенную шляпу юноши и очень красивое платье девушки, но там не было ни души. Когда же они приблизились к заветному месту, ощущение счастья и радостное возбуждение, владевшие Минако с самого утра, исчезли, как исчезает дым в бескрайнем летнем небе. В курильнице памятника лежал пепел от сгоревшего ладана, а цветы в вазах давно завяли. Минако почувствовала неизбывную грусть. Прочесть вырезанные на памятнике фамилии и имена покойных, чтобы хоть таким образом узнать имена интересующих ее молодых людей, Минако не могла, потому что памятник находился от нее на довольно большом расстоянии, а подойти ближе девушка не решилась, стесняясь служанки. С чувством глубокого разочарования прошла она мимо знакомого места. Тут вдруг ей пришла на память известная еще с гимназических времен поговорка: ждать зайца, сидя на пне. Почему вдруг юноша должен был оказаться здесь именно в это время? Ведь они не назначали свидания. Минако устыдилась собственной наивности. В то же время ею овладело чувство глубокого отчаяния при мысли о том, что они никогда больше не встретятся.
Как только Минако села в трамвай, перед ней померк окружавший ее лучезарный и полный радости мир. И вдруг на остановке в Миякэдзаке с передней площадки вошел пассажир, при виде которого Минако широко раскрыла глаза. Он сел наискосок от нее.
Это был тот самый юноша, которого Минако видела на кладбище, с которым целых две недели так жаждала встречи, хотя бы мимолетной. Минако сразу узнала его, покраснела, потупилась и так сидела, не решаясь поднять голову и думая про себя: «Как странно. Я шла на кладбище с единственной надеждой встретить его там, а совершенно неожиданно встретила в трамвае».
Эта случайность показалась Минако счастливой, и сердце ее вновь исполнилось чувством радости. Однако у нее по-прежнему не хватало решимости взглянуть на юношу, лишь краешком глаза она видела кончик его тонкой бамбуковой трости.
«Узнал ли он меня? Ведь его сестра тогда поклонилась мне! Если б узнал, каким это было бы для меня счастьем!»
Трамвай остановился на улице Хандзомон. До дома Сёды оставалось не больше двух-трех минут езды. Но Минако готова была ехать сколько угодно, пока в трамвае находился юноша. У нее даже мелькнула мысль отослать служанку домой, а самой поехать в квартал Канда за покупками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– Госпожа, куда вы идете? Там дальше нет дороги.
– Ах-ах, что-то я замечталась, – вслед за служанкой рассмеялась и Минако, чтобы скрыть смущение.
Они уже подходили к Касумитё.
– На Касумитё мы сядем в трамвай и сделаем пересадку на Аояма-иттёмэ. Хорошо? – спросила служанка.
Предоставив служанке выбирать дальнейший путь, Минако молча спускалась по покатому склону Касумитё. Она была полна мыслями о недавней встрече, и, когда взялась за поручни, ее вдруг осенило: «Так ведь мы вместе учились в гимназии Отяномидзу, только девушка была на два или три класса моложе. На ней и форменный пояс Отяномидзу». Тут на Минако повеяло чем-то родным. Как же зовут эту девушку?
Дома Мипако пересмотрела гимназический журнал, но имени девушки не нашла. Она сама не понимала, почему это для нее так важно. В память врезались бледный профиль брата, легкий поклон сестры и ее улыбка. «Если бы у меня был такой брат! Если бы Кацухико был нормальным…»
Она никак не могла забыть юношу. А образ сестры лишь витал в ее памяти, словно тень, рядом с братом. Девичья стыдливость мешала ей думать только о юноше. И все же она с тайной радостью вызывала в своем воображении его красивую и мужественную фигуру, и тогда ей казалось, что перед ней открывался какой-то новый, неведомый и чудесный мир, полный радужных, как утренняя заря, надежд, который она никогда не видела даже в снах. Как жаль, что она не знает их имен! Они встретились совершенно случайно и еще долго, а может быть, вообще никогда больше не встретятся. Минако было и грустно и радостно. Ее беззаботное девичье сердце навсегда потеряло покой. Она стала еще более кроткой, более скромной и в то же время придумала план, как встретиться с ними опять.
В следующее воскресенье надо снова поехать на кладбище! Они непременно придут, если там похоронены их родители.
Минако с трудом дождалась воскресенья, но день выдался ненастный, еще накануне заморосил дождь и не прекращался весь следующий день.
– Я так хотела пойти сегодня на кладбище! – встретившись утром со своей мачехой, тоном маленькой девочки, которой дождь помешал идти на спортивный праздник, сказала Минако.
Ничего не подозревавшая госпожа Рурико ответила:
– Но ведь в прошлое воскресенье вы были на кладбище!
– А сегодня мне опять захотелось пойти. Я так ждала этого дня!
– Вот как! В таком случае берите машину и поезжайте! Вам придется тогда пройти совсем мало! – ласково сказала госпожа Рурико.
– Но… – начала было Минако и осеклась. «Я бы поехала, несмотря на дождь и на ветер, – размышляла Минако, – но они?… Вряд ли кто-нибудь поедет на кладбище в такую погоду». Тут Минако вдруг стало стыдно, что под предлогом посещения могилы родителей она собралась на кладбище для того лишь, чтобы встретиться с едва знакомыми ей людьми, и покраснела.
От проницательной госпожи Рурико не укрылось, как Минако изменилась в лице.
– А-а, Мина-сан! Почему вы так покраснели? Разве стыдно ходить на могилу родителей?
– Ах, нет! Это я просто так, – стала оправдываться Минако, покраснев до самых корней волос.
Следующее воскресенье выдалось на редкость хорошим. Жаркое летнее солнце, радостно сверкая, залило своим ослепительным светом все небо. Проснувшись, Минако увидела на одеяле солнечных зайчиков, пробивающихся сквозь занавеси на окне, и чувство необыкновенного счастья переполнило сердце. В предчувствии чего-то радостного, что должно было с ней случиться сегодня, Минако поднялась с постели. Все утро она была какой-то рассеянной и, когда играла на скрипке под аккомпанемент госпожи Рурико, против обыкновения все время сбивалась.
– Что с вами, Мина-сан? – спросила госпожа Рурико.
От смущения Минако совсем перестала играть.
Она едва дождалась конца обеда и попросила у мачехи разрешения пойти на кладбище, что стоило ей сегодня большого труда.
На кладбище, как обычно, царила тишина. Был самый разгар лета, и, быть может, из-за жары людей на этот раз оказалось совсем мало. С сильно бьющимся сердцем Минако робко вошла на кладбище, испытывая смешанное чувство радости и страха.
Минако опустилась на корточки у могилы родителей, но не смогла сосредоточиться, как обычно, и, молясь, корила себя за это. Однако сделать с собой ничего не могла. Всегда спокойная и уравновешенная, Минако вдруг поспешно поднялась и, стараясь побороть волнение, краснея, сказала:
– Сумия, мы пойдем той же дорогой, что и в прошлый раз.
Служанка молча последовала за ней.
С каждым шагом волнение Минако усиливалось. Она напряженно смотрела туда, где в прошлый раз стояли брат и сестра, надеясь увидеть в просветах между памятниками соломенную шляпу юноши и очень красивое платье девушки, но там не было ни души. Когда же они приблизились к заветному месту, ощущение счастья и радостное возбуждение, владевшие Минако с самого утра, исчезли, как исчезает дым в бескрайнем летнем небе. В курильнице памятника лежал пепел от сгоревшего ладана, а цветы в вазах давно завяли. Минако почувствовала неизбывную грусть. Прочесть вырезанные на памятнике фамилии и имена покойных, чтобы хоть таким образом узнать имена интересующих ее молодых людей, Минако не могла, потому что памятник находился от нее на довольно большом расстоянии, а подойти ближе девушка не решилась, стесняясь служанки. С чувством глубокого разочарования прошла она мимо знакомого места. Тут вдруг ей пришла на память известная еще с гимназических времен поговорка: ждать зайца, сидя на пне. Почему вдруг юноша должен был оказаться здесь именно в это время? Ведь они не назначали свидания. Минако устыдилась собственной наивности. В то же время ею овладело чувство глубокого отчаяния при мысли о том, что они никогда больше не встретятся.
Как только Минако села в трамвай, перед ней померк окружавший ее лучезарный и полный радости мир. И вдруг на остановке в Миякэдзаке с передней площадки вошел пассажир, при виде которого Минако широко раскрыла глаза. Он сел наискосок от нее.
Это был тот самый юноша, которого Минако видела на кладбище, с которым целых две недели так жаждала встречи, хотя бы мимолетной. Минако сразу узнала его, покраснела, потупилась и так сидела, не решаясь поднять голову и думая про себя: «Как странно. Я шла на кладбище с единственной надеждой встретить его там, а совершенно неожиданно встретила в трамвае».
Эта случайность показалась Минако счастливой, и сердце ее вновь исполнилось чувством радости. Однако у нее по-прежнему не хватало решимости взглянуть на юношу, лишь краешком глаза она видела кончик его тонкой бамбуковой трости.
«Узнал ли он меня? Ведь его сестра тогда поклонилась мне! Если б узнал, каким это было бы для меня счастьем!»
Трамвай остановился на улице Хандзомон. До дома Сёды оставалось не больше двух-трех минут езды. Но Минако готова была ехать сколько угодно, пока в трамвае находился юноша. У нее даже мелькнула мысль отослать служанку домой, а самой поехать в квартал Канда за покупками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69