Это был голос Сёхэя. Видимо, он терял в схватке силы.
От неожиданности Рурико оцепенела и продолжала неподвижно стоять в темноте. Она радовалась, что опасность, грозившая ей, миновала, и в то же время боялась этой, возникшей вдруг, новой опасности, не зная, что сулит она ей. Слыша крики Сёхэя, Рурико торжествовала, хотя мысль о том, что надо помочь ему, нет-нет да и мелькала у нее в голове.
«Только что он как дикий зверь охотился за мною, а теперь повержен кем-то неизвестным, который, сам того не ведая, спас меня».
Рурико испытывала удовлетворение, и в душе ее с неудержимой силой росло чувство злой иронии.
Борьба между тем продолжалась. Противники катались по полу, производя страшный шум.
– Рурико! Рурико! Скорее! Скорее!
Голос Сёхэя становился все тише, все глуше. Он задыхался.
В Рурико боролись два противоречивых чувства.
«Пусть помучается. Надо воспользоваться случаем и наказать его как следует!» – шептал ей голос ненависти. Другой голос настойчиво твердил, что следует помочь ему, преодолев отвращение.
– Больно! Больно!… Убийца! Убийца! – Это был последний крик Сёхэя.
В сердце Рурико проснулась жалость. Она бросилась на кухню и стала пронзительно кричать:
– Дедушка! Дедушка! Скорее сюда! Вор!
И вдруг она вспомнила своего возлюбленного Наою. После того, как он стрелял в Сёхэя, промахнулся и попал в Минако, Сехэй хотел возбудить против пего судебное дело. Виконт Сугино, отец Наои, умолил Сёхэя сжалиться над его сыном, и таким образом Наоя был спасен. Считая вражескую милость смертельным позором для себя, молодой Сугино бросил учение и теперь собирался уехать на остров Борнео на каучуковую плантацию, принадлежавшую его дальнему родственнику. Слухи об этом дошли до Рурико. Но, может быть, ее пылкий возлюбленный отказался от своего плана и, решив уничтожить соперника, явился сюда в эту темную, бурную ночь. А может быть, хотел тайком проститься с ней, но случайно стал свидетелем ее поединка с Сёхэем и, забыв обо всем на свете, ворвался в дом. Бандит… Вор… Но бандиты и воры не совершают таких нападений! Если это действительно Наоя и он уничтожит Сёхэя, то навсегда будет изгнан из общества, хотя и так уже общество наполовину похоронило его.
При этой мысли язык Рурико прилип к гортани. Застыв на месте, она не могла найти в себе силы предпринять что-то. Но встревоженные криком Рурико служанки подняли невообразимый шум.
Прибежал испуганный сторож. Услышав, что в доме вор, он побежал обратно в сторожку за старым охотничьим ружьем, и, прихватив с собой фонарь, храбро направился в комнату, где шел поединок с таким же неистовством, с каким на дворе бушевала буря. Несмотря на свои шестьдесят с лишним лет, сторож, бывший рыбак, был сильным и смелым.
«Неужели это и в самом деле Наоя?» – с мучительной тревогой думала Рурико, и сердце ее замирало при мысли о том, что старик направит сейчас на него дуло ружья. По как она может его защитить, если не уверена в том, что это Наоя, а не вор? Оставив дрожащих от страха служанок на кухне, Рурико, подавив волнение, последовала за стариком.
В комнате царил полный хаос. Там разгуливал ветер, хлестал дождь. На полу негде было ступить от сорванных со своих мест различных вещей. В мокрых от дождя циновках отражался свет фонаря. Жалобно скрипел потолок.
Еще на бегу сторож крикнул:
– Господин! Господин! Китаро пришел! Китаро здесь!
Ответа не последовало. Из темноты доносились лишь тихие стоны.
– Господин! Господин! Крепитесь! – крикнул сторож, вбегая.
Тусклый свет фонаря упал на лежавшего посреди комнаты Сёхэя.
– Где же вор? – крикнул сторож, склонившись к самому уху своего господина.
Но Сёхэй в ответ только тихо стонал, тяжело дыша.
– Вы ранены, господин? Куда? Покажите!
Растерявшись, старик стал ощупывать Сёхэя своими сильными руками. Но раны не обнаружил. Вдруг он заметил, что глаза у Сёхэя закатились.
– Ему плохо! Госпожа, ему очень плохо!
С этими словами старик поднял Сёхэя. В теле его не было прежней упругости, оно обмякло и стало каким-то тяжелым.
Рурико в страхе закричала:
– Аната ! Вы слышите меня, аната?
Но жизнь в Сёхэе, казалось, угасала с каждой секундой.
Оглянувшись на вошедших в комнату, перепуганных насмерть служанок, Рурико ясным и твердым голосом приказала:
– Принесите поскорее бутылку бренди, а затем позвоните Ёсикаве-сама и попросите его немедленно приехать. Скажите, что хозяин в тяжелом состоянии.
Когда принесли бренди, Рурико быстро наполнила стакан и влила в рот Сёхэю. Щеки его слегка порозовели, в угасших глазах появился блеск.
– Господин! Господин! Где же вор? Куда он девался? – спрашивал сторож, собираясь броситься за вором вдогонку. Громкий голос Китаро, видимо, дошел до слабеющего сознания Сёхэя, и его губы едва заметно шевельнулись.
– Что вы хотите? Что я должна сделать? – крикнула Рурико, взывая к Сёхэю.
В это самое время из темного угла комнаты донесся дьявольский смех.
Тут даже бесстрашному Китаро стало не по себе. Потянувшаяся за ружьем рука два раза неуверенно скользнула по прикладу. По спине Рурико пробежал неприятный холодок.
– Кто там? Кто?… – хриплым голосом крикнул Китаро.
Неизвестный молчал.
– Кто ты? Не ответишь – пристрелю! Ободренный нерешительностью незнакомца, Китаро
поднял ружье и направил дуло в темный угол, затем посветил фонарем. При его тусклом свете неясно вырисовывалась фигура человека, сидевшего на корточках.
– Ну-ка, выходи! Не то выпущу в тебя пулю! – кричал сторож, но стрелять не решался.
Незнакомец же спокойно оставался на месте и не делал никаких попыток ни к бегству, ни к самозащите, как поступил бы в подобной ситуации вор или бандит. В ушах у Рурико до сих пор звучал его смех, заставивший ее содрогнуться от ужаса, и она со страхом всматривалась в темноту, в то же время опасаясь, как бы это не оказался ее возлюбленный Наоя.
В этом момент Сёхэй, видимо, придя в себя от громкого крика Китаро, со стоном произнес:
– Не надо стрелять…
После этого Сёхэй совсем обессилел.
Слова хозяина навели Китаро на какую-то мысль. Отбросив ружье, он весь напрягся и стал приближаться к незнакомцу. По мере того как он приближался, незнакомец медленно, шаг за шагом отступал и, дойдя до противоположной стены, вдруг выпрямился. Рурико с ужасом ждала новой схватки. Но опасения ее оказались напрасными.
– Так ведь это молодой господин! – не то с испугом, не то с удивлением воскликнул Китаро.
Рурико вздрогнула.
– Окусама! Это молодой господин! Молодой господин! – в замешательстве повторял Китаро.
Рурико отошла от умирающего Сёхэя и приблизилась к тому месту, где друг против друга стояли две темные фигуры. Да, это был Кацухико! Его кимоно из осима, которое он обычно носил, насквозь промокло от дождя. Черные волосы тоже намокли. Он походил на затравленного зверя. Когда же увидел Рурико, покраснел и улыбнулся своей идиотской улыбкой.
Рурико молчала, не в силах вымолвить ни слова. Теперь она все поняла. Кацухико, которого оставили в Токио и посадили под замок, затосковал по Рурико, каким-то образом вырвался из заточения и в эту страшную бурю поспешил в Хаяму.
– Это вы довели отца до такого состояния? – строго спросила Рурико.
Кацухико кивнул головой.
– Вы один добирались до Хаямы? Кацухико опять кивнул.
– Ехали поездом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69