К тому же ребята из краеведческого музея недавно восстановили башню старого русского острога. Машина свернула с трассы и пошла к перевалу через Срединный хребет. Но тут дед, окончательно напившись, не удержал руль, и мы оказались в кювете. Нам снова повезло: никто всерьез не пострадал, а всего через час проходивший грузовик вытащил нас на дорогу. Сын старика не пустил его больше за руль и попытался вести «газик» сам. Но он привык к «Жигулям» и вскоре перепутал скорости. Не успели мы проехать и двадцати километров от места первой аварии, как машина оказалась сломанной окончательно. Ребята были в отчаянии: «газик» был основой их благосостояния, поскольку они зарабатывали на жизнь торговлей, доставляя на нем в Эссо разные товары из города. Но делать нечего: пришлось нам всем идти последние 15 километров пешком. В Эссо мы отдохнули пару дней и решили вернуться в Петропавловск. Уже установилась довольно теплая погода, так что мы пошли по дороге, дожидаясь, когда нас кто-нибудь подберет. Ущелье Эссо окружено высокими, покрытыми густой лиственничной тайгой горами и очень красиво. Случайный трактор подбросил нас почти до развилки и высадил на вершине холма, с которого открылся вид на долину Камчатки, заснеженные вершины Восточно-Камчатского хребта, гигантский белый купол Толбачика и на Ключевские вулканы далеко к северу. Даже отсюда они казались чем-то неестественно громадным, особенно идеально правильный конус Ключевской, словно отлитый из льда, с дымящейся верхушкой. На развилке нас подобрал грузовик и в несколько часов довез до города. Пару дней мы слонялись по Петрику, пытаясь взять обратные билеты на самолет, но сумели пробиться только на подозрительный рейс с пятью посадками. До вылета оставалось три дня, и мы решили попробовать съездить на Мутновский — все равно никуда больше из Петропавловска выбраться было невозможно из-за тотального транспортного паралича. От последнего поселка, куда ходит автобус, до Мутновки примерно 60 километров. Мы пошли пешком, надеясь в случае отсутствия попутки переночевать в какой-нибудь из стоящих поблизости охотничьих избушек. Дорога шла вдоль узкой долины, покрытой самым красивым из камчатских лесов
— парковым редколесьем из «танцующей» каменной березы. С погодой повезло необыкновенно: за всю поездку мы ни разу не видели даже маленького облачка. Слева сиял красавчик Вилючик — симметричная двуглавая пирамида, которая летом окрашена в великолепное сочетание угольно-черного, белого и малахитово-зеленого, а сейчас была розовато-золотистой в ярких солнечных лучах. Точно по оси симметрии вулкана проходил вертикальный каньон с большим замерзшим водопадом. На юго-востоке Камчатки выпадает очень много снега, до 20 метров, поэтому весна здесь только начиналась. К полудню мы дошли до засыпанной снегом избушки, рядом с которой дымился обложенный плоскими камнями бассейн — горячий источник. Ниже по склону в зарослях тальника журчала шустрая речка. Я стал растапливать печку, чтобы к моменту, когда мы закончим принимать ванну, вскипятить чайку, а Коля, взяв чайник, пошел за водой. Когда он спустился к ручью, в кустах поднялась мрачная фигура только что вышедшего из берлоги медведя. Тощий облезлый зверь выглядел жутковато, но Николя, к счастью, совсем плохо видел без очков. Он поставил на снег чайник и вежливо сказал:
— Извините, мы заняли ваша избушка… Медведь наклонил голову и поднял одно ухо.
— Ничего, что мы занимали ваша избушка? — еще вежливей спросил Коля. Тут медведь рявкнул и бросился бежать. Николя одел очки, вскрикнул «О, медведь!» и побежал в другую сторону. Я так смеялся, что бедный парень, кажется, здорово на меня обиделся. Но купание в окруженном сугробами горячем бассейне среди залитых солнцем гор и чудесных «танцующих» лесов кому угодно вернуло бы хорошее настроение. Мы весело стрескали обед, не ведая, какие приключения ждут нас впереди. Вечером мы взобрались на «Плато стихийных бедствий». До Мутновки оставалось километров двадцать, и мы уже примирились с тем, что придется идти часть ночи. Но тут внизу появилась ползущая по дороге точка, и вскоре мы голоснули грузовик. Лучше бы мы пошли пешком. В кабине сидели четверо пьяных мужиков, и пришлось ехать в кузове в компании прыгающих бочек. У нас еще была свежа в памяти недавняя авария, а машина выписывала по сугробам такие зигзаги, что только глубина колеи не позволяла ей опрокинуться. Если бы это случилось, достать нас из-под провалившегося в глубокий снег грузовика все равно бы не успели. Бедный Коля, для которого эта поездка вообще была суровым испытанием, просто позеленел, да и мне было здорово не по себе. Стало темнеть, и нам казалось, что мы едем по какой-то другой планете — таким холодным и диким выглядел под звездным небом пейзаж из утонувших в снегу вулканов. К тому же резко похолодало. Наконец из-за поворота показались огни и белые струи пара. Мы приехали. За те пять лет, что я не был в Мутновке, строительство не продвинулось ни на шаг. Все те же обогреваемые горячей водой из-под земли балки, ревущие столбы пара над разведочными скважинами. Вот только входить в домики приходилось через третий этаж — столько навалило за зиму снега. Туристов еще не было, и встретили нас более дружески. Утром мы пошли к кратеру Мутновки. Поначалу идти было просто здорово — снег покрывал такой прочный наст, что по нему можно было шагать, как по асфальту, и даже скользить на подошвах ботинок, будто на лыжах. Но незадолго до перевала на другой склон вулкана поднимающееся солнце стало растапливать наст, и вскоре мы начали увязать в снегу. Тут бедный Николя совсем сник. Его трудно винить — внезапный перелет из относительно цивилизованной и уже зеленеющей Москвы в дикую горную лесотундру, заваленную снегом, кого угодно привел бы в шоковое состояние. Естественно, он успел натереть ноги и слегка простудиться, а шестичасовой подъем на перевал окончательно его доконал. С большим трудом мне удалось дотащить его до начала узкого каньона, ведущего к кратеру. Оставалось пройти всего метров двести, хотя и по очень глубокому снегу. Но тут, как нарочно, с одной из стен сорвалась маленькая лавинка и шлепнулась на дно в облаке снеговой пыли. Николя посмотрел на узкую дымящуюся теснину, казавшуюся воротами в ад, и решительно сказал:
— Березина! Дальше я не пойду. Я уже знал, что часто употребляемое Колей слово «Березина» соответствует нашему «хуже некуда» или, более точно, «полный п…ц». Имя белорусской реки, на которой были безжалостно перебиты 30000 больных тифом солдат из отступавшей армии Наполеона, прочно засело в исторической памяти французского народа. Забавно, что лично у меня оно ассоциировалось прежде всего с Березинским заповедником. В конце концов я оставил его отдыхать и любоваться видами, а сам быстренько сбегал до выхода в кратер. Он и летом-то выглядит совершенно фантастически, а зимой и вовсе не поддается описанию, хотя зайти дальше не удалось: времени не было, да и в горячий источник можно провалиться сквозь снеговую крышу. Обратный путь прошел легче — почти все время вниз. Чтобы Коле не было обидно, я повел его через фумарольное поле — выставку разноцветных грязевых ванн, свистящих сольфатар и булькающих луж. В итоге он снова воспрял духом, но заявил, что весь следующий день намерен провести в койке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— парковым редколесьем из «танцующей» каменной березы. С погодой повезло необыкновенно: за всю поездку мы ни разу не видели даже маленького облачка. Слева сиял красавчик Вилючик — симметричная двуглавая пирамида, которая летом окрашена в великолепное сочетание угольно-черного, белого и малахитово-зеленого, а сейчас была розовато-золотистой в ярких солнечных лучах. Точно по оси симметрии вулкана проходил вертикальный каньон с большим замерзшим водопадом. На юго-востоке Камчатки выпадает очень много снега, до 20 метров, поэтому весна здесь только начиналась. К полудню мы дошли до засыпанной снегом избушки, рядом с которой дымился обложенный плоскими камнями бассейн — горячий источник. Ниже по склону в зарослях тальника журчала шустрая речка. Я стал растапливать печку, чтобы к моменту, когда мы закончим принимать ванну, вскипятить чайку, а Коля, взяв чайник, пошел за водой. Когда он спустился к ручью, в кустах поднялась мрачная фигура только что вышедшего из берлоги медведя. Тощий облезлый зверь выглядел жутковато, но Николя, к счастью, совсем плохо видел без очков. Он поставил на снег чайник и вежливо сказал:
— Извините, мы заняли ваша избушка… Медведь наклонил голову и поднял одно ухо.
— Ничего, что мы занимали ваша избушка? — еще вежливей спросил Коля. Тут медведь рявкнул и бросился бежать. Николя одел очки, вскрикнул «О, медведь!» и побежал в другую сторону. Я так смеялся, что бедный парень, кажется, здорово на меня обиделся. Но купание в окруженном сугробами горячем бассейне среди залитых солнцем гор и чудесных «танцующих» лесов кому угодно вернуло бы хорошее настроение. Мы весело стрескали обед, не ведая, какие приключения ждут нас впереди. Вечером мы взобрались на «Плато стихийных бедствий». До Мутновки оставалось километров двадцать, и мы уже примирились с тем, что придется идти часть ночи. Но тут внизу появилась ползущая по дороге точка, и вскоре мы голоснули грузовик. Лучше бы мы пошли пешком. В кабине сидели четверо пьяных мужиков, и пришлось ехать в кузове в компании прыгающих бочек. У нас еще была свежа в памяти недавняя авария, а машина выписывала по сугробам такие зигзаги, что только глубина колеи не позволяла ей опрокинуться. Если бы это случилось, достать нас из-под провалившегося в глубокий снег грузовика все равно бы не успели. Бедный Коля, для которого эта поездка вообще была суровым испытанием, просто позеленел, да и мне было здорово не по себе. Стало темнеть, и нам казалось, что мы едем по какой-то другой планете — таким холодным и диким выглядел под звездным небом пейзаж из утонувших в снегу вулканов. К тому же резко похолодало. Наконец из-за поворота показались огни и белые струи пара. Мы приехали. За те пять лет, что я не был в Мутновке, строительство не продвинулось ни на шаг. Все те же обогреваемые горячей водой из-под земли балки, ревущие столбы пара над разведочными скважинами. Вот только входить в домики приходилось через третий этаж — столько навалило за зиму снега. Туристов еще не было, и встретили нас более дружески. Утром мы пошли к кратеру Мутновки. Поначалу идти было просто здорово — снег покрывал такой прочный наст, что по нему можно было шагать, как по асфальту, и даже скользить на подошвах ботинок, будто на лыжах. Но незадолго до перевала на другой склон вулкана поднимающееся солнце стало растапливать наст, и вскоре мы начали увязать в снегу. Тут бедный Николя совсем сник. Его трудно винить — внезапный перелет из относительно цивилизованной и уже зеленеющей Москвы в дикую горную лесотундру, заваленную снегом, кого угодно привел бы в шоковое состояние. Естественно, он успел натереть ноги и слегка простудиться, а шестичасовой подъем на перевал окончательно его доконал. С большим трудом мне удалось дотащить его до начала узкого каньона, ведущего к кратеру. Оставалось пройти всего метров двести, хотя и по очень глубокому снегу. Но тут, как нарочно, с одной из стен сорвалась маленькая лавинка и шлепнулась на дно в облаке снеговой пыли. Николя посмотрел на узкую дымящуюся теснину, казавшуюся воротами в ад, и решительно сказал:
— Березина! Дальше я не пойду. Я уже знал, что часто употребляемое Колей слово «Березина» соответствует нашему «хуже некуда» или, более точно, «полный п…ц». Имя белорусской реки, на которой были безжалостно перебиты 30000 больных тифом солдат из отступавшей армии Наполеона, прочно засело в исторической памяти французского народа. Забавно, что лично у меня оно ассоциировалось прежде всего с Березинским заповедником. В конце концов я оставил его отдыхать и любоваться видами, а сам быстренько сбегал до выхода в кратер. Он и летом-то выглядит совершенно фантастически, а зимой и вовсе не поддается описанию, хотя зайти дальше не удалось: времени не было, да и в горячий источник можно провалиться сквозь снеговую крышу. Обратный путь прошел легче — почти все время вниз. Чтобы Коле не было обидно, я повел его через фумарольное поле — выставку разноцветных грязевых ванн, свистящих сольфатар и булькающих луж. В итоге он снова воспрял духом, но заявил, что весь следующий день намерен провести в койке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39