Летом здесь жарко, и обелиск «Полюс холода» воспринимается как некая абстракция. На южных склонах холмов желтеют настоящие степи — остаток тундростепей, некогда покрывавших всю Восточную Сибирь. Чуть выше горы покрыты толстым ковром ягеля, по которому удивительно приятно ходить босиком. Кое-где ягель до полуметра в толщину — здесь и сейчас могло бы прокормиться стадо мамонтов. Пейзажи котловины несколько скучноваты, но дальше начинается нечто фантастическое. Трасса ныряет в стокилометровый каньон, пересекающий Сунтар-Хаяту (Туманные горы), самую красивую и нетронутую часть Сибири. Достаточно чуть-чуть отойти от дороги, чтобы вокруг появилось множество непуганой дичи: огромные колымские лоси, снежные бараны, дикие северные олени, росомахи, лисы, соболя, горностаи, каменные глухари, белые куропатки и рябчики. В скалах гнездятся сокола-сапсаны и белые, как снег, ястреба. Рука бы не поднялась стрелять в таком месте, да и не из чего было, но, к счастью, проблема питания отпала сама собой — пошла ягода, и горы расцвели разливами голубики, брусники, княженики и морошки. Дальше колея пересекает еще несколько хребтов, не столь могучих, и выходит на плоскую равнину Центральной Якутии. Горы кончаются, словно обрубленные топором — немного на свете мест, где граница гор и равнины была бы такой резкой. Тракт обрывается в поселке Хандыга на реке Алдан. Отсюда до Якутска есть дорога, но летом она в таком состоянии, что быстрее доехать по реке — там ходит водометное судно «Заря». Берега очень красивы, но я все никак не мог прийти в себя после ошеломляющего великолепия Сунтар-Хаяты. Ее задумчивые, словно ждущие чего-то пейзажи засели у меня в голове, и я уже начал соображать, как бы вернуться туда зимой. Ужасно не хотелось уезжать с Севера прежде, чем кончится лето, и я долго шакалил по аэропорту Якутска, пытаясь попасть на какой-нибудь самолет в тундру. В конце концов меня с позором вытащили из одного «АНа», а поскольку штрафы за безбилетный пролет в Аэрофлоте не предусмотрены, то с меня содрали пять рублей за вход на летное поле без пропуска. Теперь мое лицо запомнили, и дело казалось совсем безнадежным, но тут как раз удалось влезть в контейнер с мукой, предназначенный к отправке в Черский — поселок на Нижней Колыме. Оттуда я голоснул катер до Походска — маленькой деревушки в дельте реки. Походск основали в XVI веке индигиркинские казаки, которым на этом месте явилась радуга необыкновенной красоты. Видимо, это и вправду было нечто из ряда вон выходящее, если видавшие виды мужики рискнули поставить острог в таком неподходящем месте. В 1887 году неподалеку затерло льдами американскую китобойную шхуну, команду которой набирали на Кубе. Теперь жители деревни поражают сочетанием русских, юкагирских, испанских и негритянских черт. На этом бурная история села не закончилась: в 1908 году почти все население вымерло от оспы (до сих пор деревня насчитывает всего тридцать дворов). В 1991 году Колыма начала размывать холм, в котором на глубине в полметра (глубже не позволила мерзлота) покоились под русскими крестами и юкагирскими уточками жертвы эпидемии. Кому-то пришло в голову, что вирус мог сохраниться в мерзлоте и теперь поразит все население Арктики. И вот в село прибыла на катере экспедиция в составе десяти человек для выяснения обстановки. За два месяца мужики совершенно опухли от безделья и спирта и были счастливы кормить меня в обмен на свежие байки. Жившие на кладбище пеночки-веснички так привыкли склевывать комаров с бухих гостей, что садились прямо на плечи. К западу от Походска начинается Чайгуургино — огромное пространство озерной тундры. Оно тянется до самой Индигирки, и площадь воды здесь впятеро больше, чем площадь суши. Ходить по этому лабиринту воды и густого ивняка — сущее наказание, но иначе не увидишь редких обитателей края — тундряных лебедей и розовых чаек. Якутская тундра — единственная, где лето по-настоящему жаркое, поэтому летом в безветренные дни трудно фотографировать: снимки затягивает серая пелена комаров. Впрочем, тундровые комары почему-то не такие кусачие, как мелкие злые лесотундровые. В предуральском городке Кожым молодежь белыми ночами вынуждена гулять на крыше пятиэтажки — ниже мешают комары. Поскольку пятиэтажка в Кожыме одна, целоваться всем приходится друг у друга на глазах. В Походске живут двое старых юкагиров — одни из последних на свете носителей древнейшего языка Севера. Раньше тут говорили еще на близком ламутском языке, но в 1984 году умерла последняя знавшая его старуха. Юкагирский язык удивительно певучий и по красоте звучания уступает из северных языков только чукотскому. Этот народ когда-то населял обширную территорию, но потом его вытеснили воинственные соседи, прежде всего чукчи, а русские ассимилировали оставшихся. Разные районы тундры совершенно не похожи друг на друга. Всего в часе лета от амфибийного Походска лежит Чокурдах — поселок, окруженный уютными холмами, разноцветными озерцами и легкопроходимым сухим ягельником: гулять-не нагуляться. Здесь тоже есть розовые чайки, а еще сказочно красивые белые кречеты. Но стоит отлететь еще немного западнее — и попадаешь в дельту Лены, край холодных галечников, чахлой травки и мамонтовых кладбищ. Отсюда, из Тикси, я улетел в Якутск и поймал «Ракету» вверх по Лене, чтобы посмотреть знаменитые Ленские Столбы. Вдоль берега реки на пять километров тянется удивительный лес узких четырехгранных скал стометровой высоты. Ничего более причудливого в Сибири, пожалуй, не увидишь
— разве что гигантские замерзшие водопады Путораны. Вдоль речки Синей, притока Лены, столбы тянутся еще километров на сорок, но про них мало кто знает, хотя там они еще красивей. Вернувшись на полпути обратно к Якутску, я срезал по тайге километров двадцать и вышел на АЯМ (Алдано-Якутскую Магистраль), по которой за несколько дней доехал до Транссиба. Грунтовка идет через Алдан и Становой хребет, но не так впечатляет, как Колымский тракт. Кое-где горы на десятки километров покрыты гарями, сплошь заросшими иван-чаем — рассветы и закаты в этом розовом море просто фантастические. Вдоль дороги еще сохранились старые якутские деревни. Переселившись в тайгу из степей Прибайкалья, этот тюркский народ удивительным образом сохранил многое из прежнего образа жизни — все так же пасет коней на обширных лугах. В августе питание здесь не проблема — прямо на обочине можно за пять минут наесться до отвала крупноплодной голубикой. Денег осталось мало, поэтому теперь я либо договаривался с машинистами товарных поездов, либо забирался в укромные места вагонов. Так удалось добраться до Забайкалья, где я чуть не умер с голоду — в магазинах не было ничего, кроме огурцов по тридцать рублей за килограмм. В конце концов, не выдержав, я купил один огурец. Естественно, он оказался горьким. В общем, путешествие по цветущим степям Даурии, черневой тайге Хамар-Дабана, Саянам, Туве, Хакассии, Шории и Кузнецкому Алатау получилось скомканным, хотя и интересным. В Новосибирск я приехал, имея деньги только на самолет до Москвы. Но билетов, как всегда, не было, и вылететь удалось лишь в Уфу. На самолет Уфа-Москва мне уже не хватало, только на поезд, а его, как нарочно, не оказалось, и пришлось ехать в Пензу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39