Один раз удалось наблюдать прорыв наледи: лед на реке вдруг буквально взорвался, заставив скалы вздрогнуть от грохота, и пенный вал розоватой воды покатился вниз, окутанный паром. Но самая удивительная встреча ожидала нас у выхода из гор, почти в самом конце пути. В этом месте есть незамерзающий ручей, единственный на весь район — небольшая, в тридцать шагов, проталина, которую окрестные жители называют «Теплый Ключ» (в честь такой редкости назван и поселок в часе езды к западу). Конечно, «теплый» — это натяжка, почти все дно ручья покрыто ледяными наплывами. Тем не менее на этой луже зимует птичка-оляпка. В шестидесятиградусный мороз она бесстрашно ныряет в ручей за кормом и весело носится по берегам. Прежде никто не находил оляпку в Северо-Восточной Якутии. Вероятно, летом она гнездится в глубине гор — там есть участки по нескольку сотен километров, где не ступала нога исследователя. Из поселка Теплый Ключ открывается вид на Верхоянский хребет — тысячекилометровую белую стену, ровной дугой тянущуюся до самого океана. Дальше до самого Якутска ничего интересного нет, разве что перебежит дорогу лось, лиса или соболь. В городе было -52, но после тракта показалось прямо-таки тепло. Билетов на самолет не продавали ни в каком направлении, но мне удалось буквально чудом просочиться на «борт», который возит в Москву обогащенную алмазную руду. Загрузившись в Мирном и Удачном, забросили почту в Оленек и Кемпендяй, а потом еще три дня тарахтели на запад через Олекминск, Бодайбо, Иркутск и Омск. Если не считать знаменитых Кемпендяйских Соляных Куполов, Западная Якутия мне не понравилась. Сотни километров поразительно однообразного ландшафта, развороченная тайга вокруг алмазных трубок, морозы такие же, как в Якутске, но влажность выше и не всегда солнечно. К этому времени мой организм окончательно отказался поддерживать постоянную температуру, и меня начинало трясти, едва вокруг становилось не совсем жарко. Но это быстро прошло, и через две недели я снова оказался на Севере в результате самой фантастической халявы из всех, какие только выпадали мне в жизни.
Полюс секретности, история десятая, в которой автор сам до сих пор ничего не понял.
Щупальца ЦРУ опутывают страну, проникая в самые сокровенные места.
В. Жириновский. Последний бросок на юг
Академический институт, где я работал в 1992 году, был местом тихим и уютным. Из-за недостатка средств научная работа шла довольно вяло, зато организационная деятельность поглощала все наше время. Мне, в частности, приходилось периодически ездить в Ленинград — там находился наш филиал. Начальник отдела, интеллигент «старой школы», по доброте душевной оплачивал мне купейный вагон, а я ехал в сидячем, потом покупал у проводника билет в купе и разницу заначивал. Поскольку на обеих работах платили все меньше и меньше, приходилось считать каждый рубль. Филиал занимал один этаж в здании почтенного полярного института с чучелами антарктических птиц в вестибюле и бюстами челюскинцев вдоль парадной лестницы. В этот раз мой поезд пришел слишком рано, и пришлось досыпать в будке вахтера под сенью альбатроса. Когда я проснулся, то увидел, что у меня появился сосед: на соседнем диване прикорнул седой бородатый мужик в куртке с надписью «полярная авиация» на рукаве. Он открыл глаза, подозрительно поглядел на меня и быстрым движением одел темные очки.
— Ты что тут делаешь? — спросил мужик.
— Командировочный.
— Откуда? Я назвал институт.
— Так ты биолог?
— Вроде того.
— А что на диване спишь? Никого тут знакомых нет, что ли?
— Никого.
— Это хорошо!
— Что ж тут хорошего?
— А ты зверей-птиц знаешь? — спросил он, хитро прищурившись.
— Более-менее, а что?
— Чем отличается серый тюлень от гренландского? Я объяснил. Такие вещи знает любой юннат в школьном кружке.
— А со зрением как? — продолжал он допрос.
— Не жалуюсь. В чем дело, гражданин начальник?
— Хочешь на Северный полюс?
— В общем, да, а подробнее можно?
— Нельзя. — В продолжение всей беседы он нервно оглядывался по сторонам. — Там увидишь.
— Ну, а все таки?
— Ладно, слушай, но больше ни о чем не спрашивай. В пятницу летим на Баренцево море, считать тюленей. Нужен учетчик. Питание оплатим, дорогу — нет. Если кому-нибудь ляпнешь, куда и зачем летишь, пеняй на себя. Сейчас дашь мне расписку о неразглашении, и что в случае чего мы не отвечаем. Понял?
— Кто это — мы?
— Все, до свидания. Ты меня не знаешь, я тебя не знаю. Сказал же — никаких вопросов. Но тут уже я уцепился за этого типа и вытянул из него описание маршрута. Маршрутик планировался такой, что я полетел бы даже на ранцевом вертолете. Они собирались облететь тюленьи залежки Белого моря, Землю Франца-Иосифа и Новую Землю — самую «закрытую» часть бывшего Союза, «полюс недоступности» Страны Погранзоны. Хотя выглядело все крайне подозрительно, я решил рискнуть и спросил, когда вылет.
— В следующую пятницу вечером, из Пулково.
— Во сколько?
— Там узнаешь.
— Ладно, давай телефон. Он даже подпрыгнул.
— Никакого телефона! Я тебе сам позвоню! Так мы и расстались. Вернувшись в Москву, я забыл про странного мужика, поскольку был уверен, что никогда больше о нем не услышу. В то время дикие идеи и безумные проекты стаями носились в воздухе и исчезали, оставив единицы со сказочными выигрышами, а всех остальных в дураках. Каково же было мое удивление, когда через день он позвонил.
— Вылет в пятницу в пять утра. Возьми теплую одежду, паек на неделю, бинокль и паспорт. Звучало достаточно серьезно, но я не стал бы рисковать, если бы за день до «дня Х» меня снова не отправили в командировку. Теперь, когда дорогу мне оплатили, оставалось просто заехать на ночь в аэропорт. В четыре утра появился мой знакомый в сопровождении двух молодых людей хиппового вида. Один из них говорил с сильным акцентом, похожим на французкий. Мы погрузились в «Аннушку» и взяли курс на Ладогу. В течение часа самолет кружил над замерзшим озером, высматривая нерп. Ладожская нерпа обычно скрывается в подснежных логовах с выходом под воду через прорубь, но сейчас мартовское солнце уже немного растопило снег, и одного тюленя мы нашли. Я все время вслушивался в разговоры, пытаясь понять, что это за компания. Но за всю экспедицию мне не удалось даже выяснить, как кого зовут. Кем финансируется полет, почему нас пускают в абсолютно закрытые зоны, зачем такая секретность и что предполагается делать с результатами исследований — ничего этого я не узнал тогда и не знаю до сих пор. Больше всего меня смущало, что все трое отлично знали зоологию. То ли ЦРУ завербовало несколько биологов, то ли им удалось закосить под КГБ — никаких правдоподобных гипотез на сей счет у меня нет. И уж вовсе не было предела моему удивлению, когда на дозаправке в Архангельске я познакомился с пилотами. Командиром экипажа был знаменитый летчик с огромным стажем и правом водить самолет практически в любую погоду (на профессиональном жаргоне это называется «большой допуск»). Таких асов на всю Арктику несколько человек, и разные организации готовы платить им зарплату в золотых слитках, лишь бы переманить к себе. Урвать нашего кэпа даже на один рейс могла только очень богатая фирма, каковых среди научных организаций давно не осталось. «Вояки» в 1992 году еще располагали деньгами, но они взяли бы своего человека (у них было два-три настоящих мастера), а не штатского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39