Оказалось, что хозяин, мастер парфюмерных дел Оноре
Арнульфи, прошлой зимой скончался и его вдова бойкая
черноволосая женщина лет тридцати, ведет дело одна с помощью
подмастерья.
Мадам Арнульфи долго жаловалась на плохие времена и свое
тяжелое материальное положение, но потом заявила, что хотя она
и не может позволить себе держать второго подмастерья, но
весьма в нем нуждается, так как на нее навалилось много работы;
кроме того, она никак не может пустить второго подмастерья к
себе в дом, однако, с другой стороны, у нее имеется небольшая
хижина в масличном саду за францисканским монастырем - всего в
десяти минутах отсюда, - где непритязательным молодой человек
смог бы, если понадобится, ночевать; конечно, продолжала мадам,
она честная хозяйка и готова нести ответственность за телесное
здоровье своих подмастерьев, но , с другой стороны, она не в
состоянии обеспечить им две горячие трапезы в день; одним
словом, мадам Арнульфи - и это Гренуй сразу учуял - была
женщиной благополучной, здравомыслящей и деловой. И поскольку
его самого деньги не интересовали и он удовлетворился двумя
франками недельного жаловаться и прочими скудными условиями,
они быстро ударили по рукам. Позвали первого подмастерья,
огромного парня по имени Дрюо, и Гренуй сразу догадался, что
мадам привыкла делить с ним постель и не принимает без него
деловых решений. Тот встал перед Гренуем (выглядевшим
прямо-таки смехотворно крошечным по сравнению с этим гунном),
расставив ноги и распространяя облако запаха спермы, окинул его
придирчивым взглядом, словно хотел таким образом обнаружить
какие-то темные намерения или возможного соперника, наконец,
снисходительно ухмыльнулся и кивком головы выразил свое
согласие.
Таким образом, все было улажено. Гренуй получил
рукопожатие, холодный ужин, одеяло и ключ от хижины,
представлявшей собой сарай без окон, где приятно пахло старым
овечьим пометом и сеном и где он худо-бедно устроился. На
следующий день он приступил к работе у мадам Арнульфи.
Стояла пора нарциссов. Мадам Арнульфи разводила цветы на
собственных маленьких участках в пределах города или покупала
их у крестьян, с которыми бешено торговалась за каждую
корзинку. Цветы доставлялись в ателье рано утром, их высыпали
из корзин десятками тысяч, сгребали в огромные, но легкие, как
перья, душистые груды. Тем временем Дрюо распускал в большом
котле свиное и говяжье сало; в это сметанообразное варево,
которое Гренуй должен был непрерывно помешивать длинным, как
метла, шпателем, Дрюо швырял лопатами свежие цветы. Как
смертельно испуганные глаза, они всего секунду лежали на
поверхности и моментально бледнели, когда их подхватывал
шпатель и погружал в горячий жир. И почти в тт же миг они уже
размякали и увядали, и, очевидно, смерть их наступала так
быстро, что им не оставалось никакого другого выбора, кроме как
передать свой последний благоухающий вздох как раз той среде, в
которой они тонули, ибо - Гренуй понял это, к своему
неописуемому восхищению, - чем больше цветов он перемешивал в
своем котле, тем сильнее благоухал жир. И ведь не мертвые цветы
продолжали источать аромат в жиру, нет, это был сам жир,
присвоивший себе аромат цветов.
Между тем варево густело, и им приходилось быстро выливать
его на большое решето, чтобы освободить от влажных трупов и
подготовить для свежих цветов. Так они продолжали засыпать,
мешать и фильтровать весь день без перерыва, потому что процесс
не допускал замедления, так что к вечеру вся груда цветов
пропускалась через котел с жиром. Отходы - чтобы ничего не
пропадало - заливались кипящей водой и до последней капли
выжимались на шпиндельном прессе, что к тому же давало еще и
нежно пахнувшее масло. Но основа аромата, душа целого моря
цветов, оставалась в котле, запертая и охраняемая в невзрачном,
серо-белом, теперь медленно застывающем жиру.
На следующий день мацерация, так называлась эта процедура,
продолжалась, котел снова подогревали, жир распускали и
загружали новыми цветами. Так оно шло несколько дней с утра до
вечера. Работа была напряженной. У Гренуя свинцом наливались
руки, на ладонях вздувались волдыри и болела спина. Вечерами,
шатаясь от усталости, он еле добирался до своей хижины. Дрюо
был, наверное, втрое его сильнее, но он ни разу не сменил его
при размешивании, а только подбрасывал в котел легкие, как пух,
цветы, следил за огнем и при удобном случае, ссылаясь на жару,
уходил промочить горло. Но Гренуй не жаловался. Он безропотно с
утра до вечера перемешивал цветы в жиру и во время размешивания
почти не чувствовал напряжения, так как снова и снова
восхищался процессом, разыгрывавшимся у него на глазах и под
его-носом: быстрым увяданием цветов и поглощением их аромата.
Через некоторое время Дрюо решал, что жир стал насыщенным
и не сможет больше абсорбировать аромат. Они гасили огонь,
последний раз процеживали сквозь решето тяжелое варево и
наполняли им каменный тигель, где оно тут же застывало в
великолепную благоухающую помаду.
Это был час мадам Арнульфи, которая являлась проверить
работу, надписать драгоценный продукт и точнейшим образом
занести в свои книги его качество и количество. Она самолично
закрывала тигель, запечатывала и относила в холодные глубины
своего подвала, потом надевала черное платье и вдовью шаль и
обходила купцов и парфюмерные фирмы города. Взывая к
состраданию, она описывала этим господам свое положение
одинокой женщины, выслушивала предложения, сравнивала цены,
вздыхала и, наконец, продавала или не продавала свой товар.
Парфюмерная помада долго сохраняется в холоде. И если теперь
цены оставляют желать лучшего, кто знает, может быть, зимой или
следующей весной они поползут вверх. И надо подумать, стоит ли
продавать товар этим выжигам или, как это делают другие мелкие
производители, отправить груз помады кораблем в Геную или,
например, принять участие в осенней ярмарке в Бокере -
рискованные предприятия, конечно, но в случае успеха в высшей
степени прибыльные. Мадам тщательно взвешивала эти различные
возможности, сопоставляла их, а иногда и сочетала друг с другом
или использовала их все, часть своих сокровищ продавала, другую
часть припрятывала, а третьей торговала на свой риск. И если по
наведении справок у нее складывалось впечатление, что рынок
перенасыщен помадами и в обозримое время спрос на ее товар не
возрастет, она в своей развевающейся шали спешила домой и
приказывала Дрюо переработать всю продукцию в Essence Absolue.
И тогда помаду снова выносили из подвала, осторожнейшим
образом подогревали в закрытых горшках, добавляли чистейший
винный спирт и с помощью встроенной мешалки, которую приводил в
действие Гренуй, основательно перемешивали и вымывали.
Возвратившись в подвал, эта смесь быстро охлаждалась, спирт
отделялся от застывшего жира помады, и его можно было слить в
бутыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64