Более того, охранники и грузчики склада, судя по отчету Монисова в РКИ за конец 1921 г. нагло вскрывают чужие посылки с галетами и шоколадом, консервы, в открытую запивая эти деликатесы кофе и какао из других пакетов.
Конечно, большевики типа Красина и Бонч-Бруевича крайне нуждались в таких честных «спецах», как Монисов, раз уж отечественные и зарубежные пролетарии не гнушались спекуляцией золотом и воровством шоколада у голодающих Поволжья. Поэтому Монисов-ревизор был нарасхват — в 1921 г. он уже не только главный ревизор РКИ (по-современному — аудитор Счетной палаты), но и главный ревизор ХОЗУ СНК, начальник снабжения Особого строительного комитета (Оскома) и даже хозревизор Московской ЧК и член хозколлегии ВЧК! Белоэмигрантская печать возмущена: бывший миллионер служит у чекистов. Одна из «белых» газет советует Монисову застрелиться, дабы не позорить честное имя русского купца. Впрочем, к чекистам пошел не один Монисов: бывший злейший враг большевиков, не одного из них отправивший в тюрьму и на каторгу, Владимир Джунковский, царский генерал-адъютант, товарищ (заместитель) министра внутренних дел и начальник Особого корпуса жандармов, тоже служит «спецом» в ВЧК — изобретает паспортную систему СССР.
Независимо от Красина Монисов приходит к выводам о необходимости государственной монополии внешней торговли: уж если аристократы типа Строгановых оказались неспособными к эффективной экономической деятельности при царях, то чего ждать от новых «нэпманов» (они же сегодня «новые русские») из пролетарского жулья при большевиках.
И пишет в конце 1921 г. подробную записку Ленину о необходимости создания единого государственного импортно-экспортного органа — Госторга при Наркомате внешней торговли. Ленин передает записку Красину, тот ее полностью одобряет и позднее использует в своей полемике с наркомфином Г.Я. Сокольниковым на Политбюро и в Совнаркоме.
Зажатый между Сциллой воровства и Харибдой чекистских реквизиций и расстрелов, Ленин, очевидно, понял, что строить нэп при перманентном соревновании жуликов и чекистов бесполезно. 3 февраля 1922 г. Совнарком принимает уникальное решение, которым и следует по-настоящему датировать нэп, — Чрезкомэкспорт упраздняется. Но, что гораздо более важно, упраздняется и ЧК. Вместо нее создается Главное политическое управление — ГПУ (с 1924 г. — ОГПУ), которому отныне запрещено творить внесудебные расправы (реквизиции и аресты без санкции прокурора), а тем более судить и казнить (отловил шпиона — сдай его в суд).
В немалой степени такой «пассаж» был связан с острой дискуссией в партийных верхах по вопросу о монополии внешней торговли, в которой Ленин и Красин (точнее, Ленин под давлением Красина) выступили вместе против всего Политбюро, ЦК и Совнаркома и… победили.
* * *
Но прежде чем писать об этом странном тандеме Ленин-Красин в вопросе о монополии внешней торговли, следует вернуться к тому моменту, когда Красин прервал в Тарту свои переговоры с эстонцами о мире и срочно вернулся в Москву.
Наступил 1920-й — третий год Гражданской войны. Хотя большевики разбили Колчака и отвоевали почти всю Сибирь до Байкала, в Крыму все еще сидел Врангель, в Польше пилсудчики точили ножи и готовились к атаке на «первое отечество мирового пролетариата» (в апреле 1920 г. они захватят Киев).
Хотя Антанта в январе сняла формально военно-экономическую блокаду Советской России, торговать все равно было нечем: промышленность была разрушена, транспорт не работал, деревня стонала от продразверстки. Единственной реальной ценностью для заграничных торговцев были золото, платина и серебро. Но и их еще надо было вывезти на Запад, узнать, что почем, найти партнеров (пока хотя бы мелких «буржуев» — спекулянтов типа Хаммера).
И как раз в 1920 г. было прорублено маленькое «окошечко на Запад» — через Эстонию и ее морской порт Ревель. Там еще в 1918 г. обосновался бывший казначей РСДРП Исидор Гуковский в качестве торгпреда РСФСР де-факто (в 1920 г. его сменит М.М. Литвинов), постоянно крутились Ганецкий с Козловским — словом, вся большевистская «финансовая рать».
Одновременно с начавшейся еще в 1918 г. в Ревеле мелкой торговлей с европейскими спекулянтами золотом, бриллиантами, художественными раритетами шел поиск более широких возможностей.
Дело в том, что еще в 1918 г. большевикам удалось нащупать слабинку в едином антибольшевистском фронте Антанты — добиться признания своего «посла» («уполномоченного НКИД в Лондоне») М.М. Литвинова де-факто (Литвинов имел в Англии во время войны статус политэмигранта и работал техническим секретарем директора дореволюционного Московского кооперативного народного банка).
Этому предшествовал дипломатический скандал. За антивоенную пропаганду англичане арестовали и посадили в тюрьму другого политэмигранта — Г.В. Чичерина. После октябрьского переворота большевики потребовали выпустить из тюрьмы своего соратника. Англичане отказались. Тогда по команде Ленина и Троцкого чекисты заблокировали британское посольство в Петрограде, фактически посадив престарелого посла лорда Джорджа Бьюкенена под «домашний арест», не позволяя ему и персоналу посольства выехать на родину. Фактически предлагался обмен Чичерина на Бьюкенена. Напуганный террором большевиков посол Британии отправлял в Лондон панические депеши. В итоге обмен состоялся: 3 января 1918 г. Чичерина выпустили из тюрьмы и выслали из Англии. Как только он приехал в Петроград, большевики отпустили Бьюкенена и персонал посольства.
Литвинов стал «уполномоченным НКИД» не случайно. Сначала англичане послали неофициальную дипломатическую миссию во главе со своим «уполномоченным» Брюсом Локкартом, бывшим британским генконсулом в Москве.
Литвинов в Лондоне сразу стал «расширять окно». Пользуясь своим полудипломатическим статусом (право посылки шифрограмм и дипкурьеров, получения диппочты), уполномоченный предпринял атаку на своего «двойника» — посла «временных» в Лондоне кадета Константина Набокова (родного брата Владимира Набокова, отца знаменитого писателя-эмигранта). Литвинов добился лишения К.Д. Набокова средств дипломатической связи («временному» посольству отключили даже телефоны), а затем на бланке «уполномоченного НКИД» направил в «Банк оф Ингланд» официальное письмо: требую лишить посольство Набокова и военно-закупочную миссию (военный атташат) права распоряжаться денежными суммами, направленными царским правительством в 1914-1917 гг. для закупок оружия, наложив на их счета арест.
И, к великому изумлению уполномоченного, банк такой арест наложил, правда, не дав и Литвинову права распоряжаться этими средствами (совсем как в случае с генералом Подтягиным в Японии в 1925 г.).
«Мы и до настоящего момента чрезвычайно страдаем от этого „ареста“, сопряженного со многими унизительными неудобствами», — жаловался К.Д. Набоков премьеру колчаковского правительства П.Д. Вологодскому 16 февраля 1919 г.
И хотя в 1920 г. Литвинов сидел уже «уполномоченным Совнаркома» в Ревеле, в Лондоне он оставил своих заместителей и всю дипсвязь. Во всяком случае, когда Л.Б. Красину из Лондона надо было 22 октября 1920 г. дать шифрограмму о срочной присылке оценщика алмазов с небольшой партией бриллиантов на продажу, он беспрепятственно послал шифровку в Москву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Конечно, большевики типа Красина и Бонч-Бруевича крайне нуждались в таких честных «спецах», как Монисов, раз уж отечественные и зарубежные пролетарии не гнушались спекуляцией золотом и воровством шоколада у голодающих Поволжья. Поэтому Монисов-ревизор был нарасхват — в 1921 г. он уже не только главный ревизор РКИ (по-современному — аудитор Счетной палаты), но и главный ревизор ХОЗУ СНК, начальник снабжения Особого строительного комитета (Оскома) и даже хозревизор Московской ЧК и член хозколлегии ВЧК! Белоэмигрантская печать возмущена: бывший миллионер служит у чекистов. Одна из «белых» газет советует Монисову застрелиться, дабы не позорить честное имя русского купца. Впрочем, к чекистам пошел не один Монисов: бывший злейший враг большевиков, не одного из них отправивший в тюрьму и на каторгу, Владимир Джунковский, царский генерал-адъютант, товарищ (заместитель) министра внутренних дел и начальник Особого корпуса жандармов, тоже служит «спецом» в ВЧК — изобретает паспортную систему СССР.
Независимо от Красина Монисов приходит к выводам о необходимости государственной монополии внешней торговли: уж если аристократы типа Строгановых оказались неспособными к эффективной экономической деятельности при царях, то чего ждать от новых «нэпманов» (они же сегодня «новые русские») из пролетарского жулья при большевиках.
И пишет в конце 1921 г. подробную записку Ленину о необходимости создания единого государственного импортно-экспортного органа — Госторга при Наркомате внешней торговли. Ленин передает записку Красину, тот ее полностью одобряет и позднее использует в своей полемике с наркомфином Г.Я. Сокольниковым на Политбюро и в Совнаркоме.
Зажатый между Сциллой воровства и Харибдой чекистских реквизиций и расстрелов, Ленин, очевидно, понял, что строить нэп при перманентном соревновании жуликов и чекистов бесполезно. 3 февраля 1922 г. Совнарком принимает уникальное решение, которым и следует по-настоящему датировать нэп, — Чрезкомэкспорт упраздняется. Но, что гораздо более важно, упраздняется и ЧК. Вместо нее создается Главное политическое управление — ГПУ (с 1924 г. — ОГПУ), которому отныне запрещено творить внесудебные расправы (реквизиции и аресты без санкции прокурора), а тем более судить и казнить (отловил шпиона — сдай его в суд).
В немалой степени такой «пассаж» был связан с острой дискуссией в партийных верхах по вопросу о монополии внешней торговли, в которой Ленин и Красин (точнее, Ленин под давлением Красина) выступили вместе против всего Политбюро, ЦК и Совнаркома и… победили.
* * *
Но прежде чем писать об этом странном тандеме Ленин-Красин в вопросе о монополии внешней торговли, следует вернуться к тому моменту, когда Красин прервал в Тарту свои переговоры с эстонцами о мире и срочно вернулся в Москву.
Наступил 1920-й — третий год Гражданской войны. Хотя большевики разбили Колчака и отвоевали почти всю Сибирь до Байкала, в Крыму все еще сидел Врангель, в Польше пилсудчики точили ножи и готовились к атаке на «первое отечество мирового пролетариата» (в апреле 1920 г. они захватят Киев).
Хотя Антанта в январе сняла формально военно-экономическую блокаду Советской России, торговать все равно было нечем: промышленность была разрушена, транспорт не работал, деревня стонала от продразверстки. Единственной реальной ценностью для заграничных торговцев были золото, платина и серебро. Но и их еще надо было вывезти на Запад, узнать, что почем, найти партнеров (пока хотя бы мелких «буржуев» — спекулянтов типа Хаммера).
И как раз в 1920 г. было прорублено маленькое «окошечко на Запад» — через Эстонию и ее морской порт Ревель. Там еще в 1918 г. обосновался бывший казначей РСДРП Исидор Гуковский в качестве торгпреда РСФСР де-факто (в 1920 г. его сменит М.М. Литвинов), постоянно крутились Ганецкий с Козловским — словом, вся большевистская «финансовая рать».
Одновременно с начавшейся еще в 1918 г. в Ревеле мелкой торговлей с европейскими спекулянтами золотом, бриллиантами, художественными раритетами шел поиск более широких возможностей.
Дело в том, что еще в 1918 г. большевикам удалось нащупать слабинку в едином антибольшевистском фронте Антанты — добиться признания своего «посла» («уполномоченного НКИД в Лондоне») М.М. Литвинова де-факто (Литвинов имел в Англии во время войны статус политэмигранта и работал техническим секретарем директора дореволюционного Московского кооперативного народного банка).
Этому предшествовал дипломатический скандал. За антивоенную пропаганду англичане арестовали и посадили в тюрьму другого политэмигранта — Г.В. Чичерина. После октябрьского переворота большевики потребовали выпустить из тюрьмы своего соратника. Англичане отказались. Тогда по команде Ленина и Троцкого чекисты заблокировали британское посольство в Петрограде, фактически посадив престарелого посла лорда Джорджа Бьюкенена под «домашний арест», не позволяя ему и персоналу посольства выехать на родину. Фактически предлагался обмен Чичерина на Бьюкенена. Напуганный террором большевиков посол Британии отправлял в Лондон панические депеши. В итоге обмен состоялся: 3 января 1918 г. Чичерина выпустили из тюрьмы и выслали из Англии. Как только он приехал в Петроград, большевики отпустили Бьюкенена и персонал посольства.
Литвинов стал «уполномоченным НКИД» не случайно. Сначала англичане послали неофициальную дипломатическую миссию во главе со своим «уполномоченным» Брюсом Локкартом, бывшим британским генконсулом в Москве.
Литвинов в Лондоне сразу стал «расширять окно». Пользуясь своим полудипломатическим статусом (право посылки шифрограмм и дипкурьеров, получения диппочты), уполномоченный предпринял атаку на своего «двойника» — посла «временных» в Лондоне кадета Константина Набокова (родного брата Владимира Набокова, отца знаменитого писателя-эмигранта). Литвинов добился лишения К.Д. Набокова средств дипломатической связи («временному» посольству отключили даже телефоны), а затем на бланке «уполномоченного НКИД» направил в «Банк оф Ингланд» официальное письмо: требую лишить посольство Набокова и военно-закупочную миссию (военный атташат) права распоряжаться денежными суммами, направленными царским правительством в 1914-1917 гг. для закупок оружия, наложив на их счета арест.
И, к великому изумлению уполномоченного, банк такой арест наложил, правда, не дав и Литвинову права распоряжаться этими средствами (совсем как в случае с генералом Подтягиным в Японии в 1925 г.).
«Мы и до настоящего момента чрезвычайно страдаем от этого „ареста“, сопряженного со многими унизительными неудобствами», — жаловался К.Д. Набоков премьеру колчаковского правительства П.Д. Вологодскому 16 февраля 1919 г.
И хотя в 1920 г. Литвинов сидел уже «уполномоченным Совнаркома» в Ревеле, в Лондоне он оставил своих заместителей и всю дипсвязь. Во всяком случае, когда Л.Б. Красину из Лондона надо было 22 октября 1920 г. дать шифрограмму о срочной присылке оценщика алмазов с небольшой партией бриллиантов на продажу, он беспрепятственно послал шифровку в Москву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144