Там без труда установили, что «русский генерал» — не настоящий, а подставной. Афера попала в газеты. Замелькали имена атамана Семенова, генерала Петрова, «друга» японских генералов Моравского. Газетчики писали о «руке Москвы», якобы устроившей всю эту провокацию с Лже-Подтягиным.
Через три месяца, в октябре 1926 г. «концессионеры» сидели в том же суде г. Кобе. Оказывается, во всем был виноват… атаман Семенов. Это он, бес, их попутал, так как якобы подсказал идею с «лжегенералом» и даже через своих представителей будто бы руководил гримировкой и переодеванием японского летчика. За идею атаману выдан был «концессионерами» аванс в 60 тыс. иен, а он посулил за выигранное дело отвалить на пятерых всего 150 тыс. Ключевой в оправдательных речах жуликов была одна фраза: «Мы трудились не только за гонорар. Мы искренне верили, что, добывая деньги для атамана Семенова, мы вносим свой финансовый вклад в борьбу с большевизмом» (?!).
Иными словами, мы — воры, но «идейные». Просим поэтому суд о снисхождении. Жаль, что Ильф и Петров не знали в 20-х годах этот японский сюжет. То-то бы они повеселились всласть, поместив на место японского летчика Остапа Бендера (а может быть, наоборот?). Комбинаторы всего мира, как и пролетарии, национальности не имеют.
Впрочем, Сузуки и Славянский свои аферы не оставили. В 1932 г. оба появились вновь, и снова как «соавтор» иска здесь оказался замешанным Валериан Моравский, уже председатель СОУАС-2. Теперь речь шла о «петровском» золоте и расписке полковника Рокуро Идзомэ (или об 1 млн. 270 тыс. зол. руб.).
«Концессионеры» вызвали генерала П.П. Петрова из Мукдена в Токио, куда он и приехал осенью 1932 г.
Процесс генерала П.П. Петрова (1932-1941 гг.)
Это был последний судебный процесс, который бывшие белогвардейцы-эмигранты вели в Японии.
Предыстория процесса распадается на два этапа: 1932-1934 гг. — генерал Петров пытается выиграть дело внесудебным путем, но с помощью Сузуки и Славянского; 1934-1941 гг. — Петров судится один, привлекая профессиональных японских адвокатов с высокой репутацией. В обоих случаях речь идет о 22 ящиках золота.
Петров знал К.И. Славянского еще по Гражданской войне в России, ибо в качестве начальника тыла Дальневосточной армии контактировал с представителем Сибирского крестьянского союза (СКС) Славянским как главным поставщиком продовольствия в армию. Судя по расследованию сына генерала Петрова (а Сергей Павлович регулярно сообщал мне в Москву о нем в своих обстоятельных письмах в 1992-1994 гг.), еще в декабре 1921 г. именно ему, Славянскому, генерал доверил подлинник расписки полковника Рокуро Идзомэ на 22 ящика золота в надежде, что Славянский, пробивной сибирский делец, получит с японцев хотя бы часть (за вычетом комиссионных). Причина этой «слабинки» П.П. Петрова была самая что ни на есть житейская — у него вот-вот должен был родиться ребенок, а у родителей не было денег даже на пеленки (именно тогда генерал стал подрабатывать любительской фотографией, интерес к которой пронес затем через всю жизнь).
Поехав в Токио в 1923 г. Славянский случайно встретил там Моравского с Сузуки, которые тоже искали пути, как бы «отовариться» за счет русского золота. Велеречивый Моравский уговорил Славянского не открывать отдельного судебного процесса по «делу Петрова», а присоединить его иск к уже начатому «делу Подтягина», показав кучу доверенностей от атамана Семенова и «досье», которое Сузуки уже подготовил по делу о «подтягинском» золоте.
В качестве вклада в «дело» (а оно верное, и двух месяцев не пройдет, как мы выиграем, уверяли Моравский с Сузуки Славянского в два голоса) Моравский одолжил под расписку подлинник документа Идзомэ, того самого, что через несколько дней во время сентябрьского землетрясения 1923 г. и погибнет в одной из гостиниц Токио, где остановились деятели СКС, СУОАС и Сузуки. Правда, как сообщал мне в ноябре 1991 г. Сергей Петров, когда я в первый раз посетил его коттедж в Милл-Вэлей, что под Сан-Франциско, его отец как фотограф-любитель снял в Мукдене несколько фотокопий с оригинала, прежде чем отдать его Славянскому (именно эти фотокопии с собственноручной росписью Идзомэ и будут фигурировать в судебных процессах Петрова с 1932 по 1941 г. и именно одну из них я опубликовал в журнале «Деловые люди» (1992, № 3 неопубликованном письме в редакцию журнала «Знамя» по поводу моей статьи «Вернется ли на родину российское золото?» (1992 г.) С.П. Петров повторил эту версию: «Несколько копий подлинника были сфотографированы отцом до отъезда Славянского в Токио» (Текущий архив Экспертного совета)).
Мы столь подробно останавливаемся на выяснении такого, казалось бы, незначительного факта, чем является эта расписка — подлинником или копией, но от этого, по сути, зависел успех первого этапа судебного дела Петрова.
Вот как дальше развивались события. Весной 1932 г. Петров получает весточку от своего старого знакомца Славянского. Тот пишет со слов японского адвоката Хара Фуджиро, что общая политическая обстановка в Японии (обострение отношений с СССР на КВЖД, конфликты на дальневосточной границе в связи с фактической оккупацией Японией Маньчжурии в 1931 г.) становится снова благоприятной для белых, и можно попытаться вчинить иск о 22 ящиках золота. X. Фуджиро брался возобновить дело, которое он намеревался вести еще в 1923 г. да помешали Моравский с Сузуки.
Правда, очередная попытка Славянского еще до приезда П.П. Петрова в Токио (18 июня 1932 г. Славянский дал Сузуки доверенность на 22 ящика) одним махом выиграть процесс и поделить выручку пополам с Сузуки с треском провалилась. Все дело уперлось в подлинник расписки Идзомэ. У Славянского с Сузуки его не было. Тогда оба «комбинатора» снова привлекли Моравского, полагая, что через знакомых тому японских генералов Тага и Минами тот «надавит» на суд и он примет иск на основе копии расписки. Не вышло — связи бессарабского бурсака с генералами микадо оказались сильно преувеличенными. Но зато Моравский узнал, что «концессионеры» его снова обманули и в «доле» его нет. Он поднял шум, созвал в Мукдене всех желающих поживиться «петровским» золотом и устроил шумную пресс-конференцию. По-видимому, там был и генерал Петров, который окончательно понял, что с посредниками ему, мягко говоря, не повезло, и решил лично вести свой процесс.
* * *
Помимо постоянной нужды, которую все эти годы испытывала в Мукдене семья Петрова (а у него после 1923 г. родилось еще два сына, и генерал с трудом кормил пять человек), для открытия судебного процесса о золоте имелись и общеполитические обстоятельства.
На рубеже 20-30-х годов резко обострилась международная обстановка и в мире, и на Дальнем Востоке. «Мир капитализма», как писали тогда в СССР, потряс невиданный экономический кризис 1929-1933 гг. больно ударивший и по русским эмигрантам в Китае. В Германии рвались к власти нацисты. В США полиция расстреляла мирную демонстрацию ветеранов войны прямо у стен Капитолия.
В СССР Сталин искусственно нагнетал «обострение классовой борьбы»: в 1928 г. параллельно шли заседания VI конгресса Коминтерна и процесс «вредителей-инженеров» по сфабрикованному ОГПУ «шахтинскому делу».
Насильственная коллективизация всколыхнула всю деревню — в Сибирь, как и в царские времена, потянулись большие партии «раскулаченных».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Через три месяца, в октябре 1926 г. «концессионеры» сидели в том же суде г. Кобе. Оказывается, во всем был виноват… атаман Семенов. Это он, бес, их попутал, так как якобы подсказал идею с «лжегенералом» и даже через своих представителей будто бы руководил гримировкой и переодеванием японского летчика. За идею атаману выдан был «концессионерами» аванс в 60 тыс. иен, а он посулил за выигранное дело отвалить на пятерых всего 150 тыс. Ключевой в оправдательных речах жуликов была одна фраза: «Мы трудились не только за гонорар. Мы искренне верили, что, добывая деньги для атамана Семенова, мы вносим свой финансовый вклад в борьбу с большевизмом» (?!).
Иными словами, мы — воры, но «идейные». Просим поэтому суд о снисхождении. Жаль, что Ильф и Петров не знали в 20-х годах этот японский сюжет. То-то бы они повеселились всласть, поместив на место японского летчика Остапа Бендера (а может быть, наоборот?). Комбинаторы всего мира, как и пролетарии, национальности не имеют.
Впрочем, Сузуки и Славянский свои аферы не оставили. В 1932 г. оба появились вновь, и снова как «соавтор» иска здесь оказался замешанным Валериан Моравский, уже председатель СОУАС-2. Теперь речь шла о «петровском» золоте и расписке полковника Рокуро Идзомэ (или об 1 млн. 270 тыс. зол. руб.).
«Концессионеры» вызвали генерала П.П. Петрова из Мукдена в Токио, куда он и приехал осенью 1932 г.
Процесс генерала П.П. Петрова (1932-1941 гг.)
Это был последний судебный процесс, который бывшие белогвардейцы-эмигранты вели в Японии.
Предыстория процесса распадается на два этапа: 1932-1934 гг. — генерал Петров пытается выиграть дело внесудебным путем, но с помощью Сузуки и Славянского; 1934-1941 гг. — Петров судится один, привлекая профессиональных японских адвокатов с высокой репутацией. В обоих случаях речь идет о 22 ящиках золота.
Петров знал К.И. Славянского еще по Гражданской войне в России, ибо в качестве начальника тыла Дальневосточной армии контактировал с представителем Сибирского крестьянского союза (СКС) Славянским как главным поставщиком продовольствия в армию. Судя по расследованию сына генерала Петрова (а Сергей Павлович регулярно сообщал мне в Москву о нем в своих обстоятельных письмах в 1992-1994 гг.), еще в декабре 1921 г. именно ему, Славянскому, генерал доверил подлинник расписки полковника Рокуро Идзомэ на 22 ящика золота в надежде, что Славянский, пробивной сибирский делец, получит с японцев хотя бы часть (за вычетом комиссионных). Причина этой «слабинки» П.П. Петрова была самая что ни на есть житейская — у него вот-вот должен был родиться ребенок, а у родителей не было денег даже на пеленки (именно тогда генерал стал подрабатывать любительской фотографией, интерес к которой пронес затем через всю жизнь).
Поехав в Токио в 1923 г. Славянский случайно встретил там Моравского с Сузуки, которые тоже искали пути, как бы «отовариться» за счет русского золота. Велеречивый Моравский уговорил Славянского не открывать отдельного судебного процесса по «делу Петрова», а присоединить его иск к уже начатому «делу Подтягина», показав кучу доверенностей от атамана Семенова и «досье», которое Сузуки уже подготовил по делу о «подтягинском» золоте.
В качестве вклада в «дело» (а оно верное, и двух месяцев не пройдет, как мы выиграем, уверяли Моравский с Сузуки Славянского в два голоса) Моравский одолжил под расписку подлинник документа Идзомэ, того самого, что через несколько дней во время сентябрьского землетрясения 1923 г. и погибнет в одной из гостиниц Токио, где остановились деятели СКС, СУОАС и Сузуки. Правда, как сообщал мне в ноябре 1991 г. Сергей Петров, когда я в первый раз посетил его коттедж в Милл-Вэлей, что под Сан-Франциско, его отец как фотограф-любитель снял в Мукдене несколько фотокопий с оригинала, прежде чем отдать его Славянскому (именно эти фотокопии с собственноручной росписью Идзомэ и будут фигурировать в судебных процессах Петрова с 1932 по 1941 г. и именно одну из них я опубликовал в журнале «Деловые люди» (1992, № 3 неопубликованном письме в редакцию журнала «Знамя» по поводу моей статьи «Вернется ли на родину российское золото?» (1992 г.) С.П. Петров повторил эту версию: «Несколько копий подлинника были сфотографированы отцом до отъезда Славянского в Токио» (Текущий архив Экспертного совета)).
Мы столь подробно останавливаемся на выяснении такого, казалось бы, незначительного факта, чем является эта расписка — подлинником или копией, но от этого, по сути, зависел успех первого этапа судебного дела Петрова.
Вот как дальше развивались события. Весной 1932 г. Петров получает весточку от своего старого знакомца Славянского. Тот пишет со слов японского адвоката Хара Фуджиро, что общая политическая обстановка в Японии (обострение отношений с СССР на КВЖД, конфликты на дальневосточной границе в связи с фактической оккупацией Японией Маньчжурии в 1931 г.) становится снова благоприятной для белых, и можно попытаться вчинить иск о 22 ящиках золота. X. Фуджиро брался возобновить дело, которое он намеревался вести еще в 1923 г. да помешали Моравский с Сузуки.
Правда, очередная попытка Славянского еще до приезда П.П. Петрова в Токио (18 июня 1932 г. Славянский дал Сузуки доверенность на 22 ящика) одним махом выиграть процесс и поделить выручку пополам с Сузуки с треском провалилась. Все дело уперлось в подлинник расписки Идзомэ. У Славянского с Сузуки его не было. Тогда оба «комбинатора» снова привлекли Моравского, полагая, что через знакомых тому японских генералов Тага и Минами тот «надавит» на суд и он примет иск на основе копии расписки. Не вышло — связи бессарабского бурсака с генералами микадо оказались сильно преувеличенными. Но зато Моравский узнал, что «концессионеры» его снова обманули и в «доле» его нет. Он поднял шум, созвал в Мукдене всех желающих поживиться «петровским» золотом и устроил шумную пресс-конференцию. По-видимому, там был и генерал Петров, который окончательно понял, что с посредниками ему, мягко говоря, не повезло, и решил лично вести свой процесс.
* * *
Помимо постоянной нужды, которую все эти годы испытывала в Мукдене семья Петрова (а у него после 1923 г. родилось еще два сына, и генерал с трудом кормил пять человек), для открытия судебного процесса о золоте имелись и общеполитические обстоятельства.
На рубеже 20-30-х годов резко обострилась международная обстановка и в мире, и на Дальнем Востоке. «Мир капитализма», как писали тогда в СССР, потряс невиданный экономический кризис 1929-1933 гг. больно ударивший и по русским эмигрантам в Китае. В Германии рвались к власти нацисты. В США полиция расстреляла мирную демонстрацию ветеранов войны прямо у стен Капитолия.
В СССР Сталин искусственно нагнетал «обострение классовой борьбы»: в 1928 г. параллельно шли заседания VI конгресса Коминтерна и процесс «вредителей-инженеров» по сфабрикованному ОГПУ «шахтинскому делу».
Насильственная коллективизация всколыхнула всю деревню — в Сибирь, как и в царские времена, потянулись большие партии «раскулаченных».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144