00. Да и сам Сталин пошел отдыхать — ведь он уже больше суток не спал, не ел и только попил чаю.
В то же время документ такого рода не мог быть подготовлен без участия Сталина, а это означает, что ДИРЕКТИВА № 3 должна была быть подготовлена до 16.00! Тем более что в течение последних двух часов, с 14.00 и до 16.00, в кабинете вождя находились все необходимые для этого люди — Шапошников, Тимошенко, Жуков, Ватутин, Ворошилов и Молотов. Что касается Маленкова, которого в это время в кабинете не было, то в его присутствии и не было особой необходимости — Маленков мог поставить свою подпись под директивой и позже.
Таким образом, в 16.00, когда Жуков, Шапошников и Кулик, по приказу Сталина, отправились на фронты, а Сталин пошел отдыхать, подготовка директивы была уже закончена, и Ватутин повез ее в Генштаб.
Приказ же на передачу директивы в войска был получен от Сталина только в 21 час 30 минут вечера, после выступления Черчилля.
И в штабы фронтов ДИРЕКТИВА № 3 поступила около 11 часов.
Вспоминает маршал Баграмян: «Примерно в одиннадцатом часу вечера начальник спецсвязи Клочков сообщил мне, что передается новая оперативная директива народного комиссара обороны.
Не дожидаясь, когда доставят документ целиком, я стал читать его отрывками по мере поступления…
Войскам нашего фронта предписывалось: «Прочно удерживая государственную границу с Венгрией концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти механизированных корпусов и всей авиацией фронта окружить и уничтожить группировку противника, наступающего на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, и к исходу 24.6 овладеть районом Люблин…»
У меня перехватило дыхание! Ведь это же задача невыполнимая!..
Но размышлять было некогда. Схватив документ, бегу к начальнику штаба фронта…»
Через несколько минут у командующего фронтом генерал-полковника Кирпоноса собрались начальник штаба генерал-лейтенант Максим Пуркаев, член военного совета комиссар Николай Вашугин и начальник оперативного отдела штаба полковник Иван Баграмян. Мнения всех присутствующих, кроме комиссара Ватутина, сходились на том, что наступать преждевременно. Причем основная проблема заключалась в дислокации войск — в эти часы все войска второго эшелона прикрытия находились все еще в удалении от границы.
Для участия в контрударе пехоте нужно было пройти около 150— 200 километров, и это должно было занять минимум 5—6 суток! А механизированные корпуса могли сосредоточиться и перейти в наступление не раньше чем через 3—4 суток! Следовало также принять во внимание, что все войска при выдвижении их к границе будут подвергаться ударам германской бомбардировочной авиации, и это еще больше усложнит перегруппировку и ввод войск в сражение.
Маршал Баграмян в воспоминаниях приводит тогдашние слова генерал-лейтенанта Пуркаева: «Получается, что подойти одновременно к месту начавшегося сражения наши главные силы не могут. Корпуса будут, видимо, ввязываться в сражение по частям, так как им с ходу придется встречаться с рвущимися на Восток немецкими войсками.
Произойдет встречное сражение, причем при самых неблагоприятных для нас условиях. Чем это нам грозит, трудно сейчас полностью представить, но положение наше будет, безусловно, тяжелым».
Пуркаев предлагал доложить обстановку в Москву и просить наркома обороны изменить боевую задачу: «Мы сейчас можем только упорными боями сдерживать продвижение противника, а тем временем организовывать силами стрелковых и механизированных корпусов, составляющих наш второй эшелон, прочную оборону в глубине действий фронта. Остановив противника на этом рубеже, мы получим время на подготовку общего контрнаступления. Войска прикрытия после отхода за линию укрепленных районов мы используем после как резерв. Именно такое, единственно разумное, решение я вижу в создавшейся обстановке».
Вряд ли предложение генерал-лейтенанта Пуркаева было доведено до Москвы, потому что как раз в это время в кабинет командующего вошел прибывший на Юго-Западный фронт генерал армии Георгий Жуков.
После «внезапного» нападения прошло чуть больше суток. 23 июня 1941. 8 ч утра. Москва
«Вставай, страна огромная!»
Наступило трагическое для страны утро 23 июня 1941 г. Казалось, что весь мир захлестнула война.
В этот день все иностранные газеты поместили репортажи о неправдоподобных успехах германской армии, о территориях, захваченных немцами в первый же день вторжения, об уничтожении советской авиации, о десятках тысяч убитых и попавших в плен советских бойцов. Все газеты поместили «научные» оценки известных английских и американских военных экспертов, считавших, что война в России продлится всего несколько недель или, самое большое, несколько месяцев. Все газеты поместили сообщения об «ужасе, охватившем большевистскую Россию, и о шоке, в котором пребывал Сталин, поверивший Адольфу Гитлеру и просмотревший подготовку Германии к внезапному нападению».
Советские газеты, конечно, ничего подобного не сообщали. Положению на фронтах была посвящена лишь одна короткая заметка — «Сводка Главного командования Красной армии за 22 июня 1941 г.».
Эта сводка занимала скромное место в правом нижнем углу газетного листа и не давала никакого представления о происходящем. В то же время, все советские газеты, и центральные, и местные, на первых своих страницах поместили огромный портрет Сталина и рядом с ним полный текст, произнесенной вчера по радио, речи Молотова. Все остальные страницы газет были заполнены статьями и письмами трудящихся. Статьи носили призывные заголовки: «Раздавим фашистскую гадину!», «Проучить поработителей!», «Каждый мускул — на сокрушение врага!»
А письма трудящихся — рабочих и колхозников, домохозяек и заслуженных деятелей науки, артистов и врачей — были наполнены неподдельным гневом. Все они выражали возмущение внезапным и вероломным нападением Германии и призывали к сплочению вокруг Коммунистической партии и любимого вождя товарища Сталина и заканчивались одинаково: «Да здравствует великий вождь всего трудового человечества товарищ Сталин!», «Да здравствует наш любимый друг, отец и учитель — великий Сталин!»
Матери, обращаясь к своим сыновьям с газетных страниц, призывали их смело идти в бой за Родину и бить фашистов, как бешеных псов.
И не было никаких сомнений — огромная страна поднималась на Отечественную войну. Напрасно Гитлер надеялся на то, что после нападения Германии в России произойдет «политический переворот». Напрасно надеялся, что после того как он «ударит ногой в дверь, вся прогнившая структура с треском развалится».
Гитлер явно недооценил Сталина. Он не был готов к тому, что Сталин противопоставит германской агрессии Отечественную войну. Но именно о такой, Отечественной войне, Сталин говорил еще 5 мая 1941 года, в тот памятный вечер, когда он приоткрыл для присутствующих на торжественном приеме в Кремле первые контуры своего «Сценария».
Еще тогда, за два месяца до «внезапного» нападения, Сталин в своей исторической речи напрямую сказал о необходимости политической подготовки к войне, о необходимости «политической победы».
В преддверии войны Сталин, БЛЕФУЯ, многие месяцы ковал свою будущую политическую победу — как внешнюю, так и внутреннюю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
В то же время документ такого рода не мог быть подготовлен без участия Сталина, а это означает, что ДИРЕКТИВА № 3 должна была быть подготовлена до 16.00! Тем более что в течение последних двух часов, с 14.00 и до 16.00, в кабинете вождя находились все необходимые для этого люди — Шапошников, Тимошенко, Жуков, Ватутин, Ворошилов и Молотов. Что касается Маленкова, которого в это время в кабинете не было, то в его присутствии и не было особой необходимости — Маленков мог поставить свою подпись под директивой и позже.
Таким образом, в 16.00, когда Жуков, Шапошников и Кулик, по приказу Сталина, отправились на фронты, а Сталин пошел отдыхать, подготовка директивы была уже закончена, и Ватутин повез ее в Генштаб.
Приказ же на передачу директивы в войска был получен от Сталина только в 21 час 30 минут вечера, после выступления Черчилля.
И в штабы фронтов ДИРЕКТИВА № 3 поступила около 11 часов.
Вспоминает маршал Баграмян: «Примерно в одиннадцатом часу вечера начальник спецсвязи Клочков сообщил мне, что передается новая оперативная директива народного комиссара обороны.
Не дожидаясь, когда доставят документ целиком, я стал читать его отрывками по мере поступления…
Войскам нашего фронта предписывалось: «Прочно удерживая государственную границу с Венгрией концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти механизированных корпусов и всей авиацией фронта окружить и уничтожить группировку противника, наступающего на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, и к исходу 24.6 овладеть районом Люблин…»
У меня перехватило дыхание! Ведь это же задача невыполнимая!..
Но размышлять было некогда. Схватив документ, бегу к начальнику штаба фронта…»
Через несколько минут у командующего фронтом генерал-полковника Кирпоноса собрались начальник штаба генерал-лейтенант Максим Пуркаев, член военного совета комиссар Николай Вашугин и начальник оперативного отдела штаба полковник Иван Баграмян. Мнения всех присутствующих, кроме комиссара Ватутина, сходились на том, что наступать преждевременно. Причем основная проблема заключалась в дислокации войск — в эти часы все войска второго эшелона прикрытия находились все еще в удалении от границы.
Для участия в контрударе пехоте нужно было пройти около 150— 200 километров, и это должно было занять минимум 5—6 суток! А механизированные корпуса могли сосредоточиться и перейти в наступление не раньше чем через 3—4 суток! Следовало также принять во внимание, что все войска при выдвижении их к границе будут подвергаться ударам германской бомбардировочной авиации, и это еще больше усложнит перегруппировку и ввод войск в сражение.
Маршал Баграмян в воспоминаниях приводит тогдашние слова генерал-лейтенанта Пуркаева: «Получается, что подойти одновременно к месту начавшегося сражения наши главные силы не могут. Корпуса будут, видимо, ввязываться в сражение по частям, так как им с ходу придется встречаться с рвущимися на Восток немецкими войсками.
Произойдет встречное сражение, причем при самых неблагоприятных для нас условиях. Чем это нам грозит, трудно сейчас полностью представить, но положение наше будет, безусловно, тяжелым».
Пуркаев предлагал доложить обстановку в Москву и просить наркома обороны изменить боевую задачу: «Мы сейчас можем только упорными боями сдерживать продвижение противника, а тем временем организовывать силами стрелковых и механизированных корпусов, составляющих наш второй эшелон, прочную оборону в глубине действий фронта. Остановив противника на этом рубеже, мы получим время на подготовку общего контрнаступления. Войска прикрытия после отхода за линию укрепленных районов мы используем после как резерв. Именно такое, единственно разумное, решение я вижу в создавшейся обстановке».
Вряд ли предложение генерал-лейтенанта Пуркаева было доведено до Москвы, потому что как раз в это время в кабинет командующего вошел прибывший на Юго-Западный фронт генерал армии Георгий Жуков.
После «внезапного» нападения прошло чуть больше суток. 23 июня 1941. 8 ч утра. Москва
«Вставай, страна огромная!»
Наступило трагическое для страны утро 23 июня 1941 г. Казалось, что весь мир захлестнула война.
В этот день все иностранные газеты поместили репортажи о неправдоподобных успехах германской армии, о территориях, захваченных немцами в первый же день вторжения, об уничтожении советской авиации, о десятках тысяч убитых и попавших в плен советских бойцов. Все газеты поместили «научные» оценки известных английских и американских военных экспертов, считавших, что война в России продлится всего несколько недель или, самое большое, несколько месяцев. Все газеты поместили сообщения об «ужасе, охватившем большевистскую Россию, и о шоке, в котором пребывал Сталин, поверивший Адольфу Гитлеру и просмотревший подготовку Германии к внезапному нападению».
Советские газеты, конечно, ничего подобного не сообщали. Положению на фронтах была посвящена лишь одна короткая заметка — «Сводка Главного командования Красной армии за 22 июня 1941 г.».
Эта сводка занимала скромное место в правом нижнем углу газетного листа и не давала никакого представления о происходящем. В то же время, все советские газеты, и центральные, и местные, на первых своих страницах поместили огромный портрет Сталина и рядом с ним полный текст, произнесенной вчера по радио, речи Молотова. Все остальные страницы газет были заполнены статьями и письмами трудящихся. Статьи носили призывные заголовки: «Раздавим фашистскую гадину!», «Проучить поработителей!», «Каждый мускул — на сокрушение врага!»
А письма трудящихся — рабочих и колхозников, домохозяек и заслуженных деятелей науки, артистов и врачей — были наполнены неподдельным гневом. Все они выражали возмущение внезапным и вероломным нападением Германии и призывали к сплочению вокруг Коммунистической партии и любимого вождя товарища Сталина и заканчивались одинаково: «Да здравствует великий вождь всего трудового человечества товарищ Сталин!», «Да здравствует наш любимый друг, отец и учитель — великий Сталин!»
Матери, обращаясь к своим сыновьям с газетных страниц, призывали их смело идти в бой за Родину и бить фашистов, как бешеных псов.
И не было никаких сомнений — огромная страна поднималась на Отечественную войну. Напрасно Гитлер надеялся на то, что после нападения Германии в России произойдет «политический переворот». Напрасно надеялся, что после того как он «ударит ногой в дверь, вся прогнившая структура с треском развалится».
Гитлер явно недооценил Сталина. Он не был готов к тому, что Сталин противопоставит германской агрессии Отечественную войну. Но именно о такой, Отечественной войне, Сталин говорил еще 5 мая 1941 года, в тот памятный вечер, когда он приоткрыл для присутствующих на торжественном приеме в Кремле первые контуры своего «Сценария».
Еще тогда, за два месяца до «внезапного» нападения, Сталин в своей исторической речи напрямую сказал о необходимости политической подготовки к войне, о необходимости «политической победы».
В преддверии войны Сталин, БЛЕФУЯ, многие месяцы ковал свою будущую политическую победу — как внешнюю, так и внутреннюю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187