д., — то есть любые случаи, когда сознание по каким-то причинам частично сохранено.
«Меньшая роль познания и рассудочного мышления, более низкая оценка их религиозной значимости в числе главных отличий христианского вида религиозности» (с.211).
«Знание надмевает» (Григорий Палама).
«Знание должно сочетаться с любовью к Богу, а верней — оно должно возродиться через любовь и идущую за ней благодать, и тогда станет совершенно иным, новым и боговидным» (Григорий Палама, «Триады», 1995, с.17).
Тот факт, что познание Бога в приведённых высказываниях ставится выше научного, вызван скорее всего тем, что подавляющая часть святоотеческих текстов была создана до девятнадцатого века, когда человечество ещё не было почти целиком обязано науке как уровнем развития, так и сегодняшним кризисом цивилизации. С другой стороны, всегда имел место своео6ррзный религиозный снобизм, испытываемый подвижниками, — может быть, даже против своей воли — к мирянам, которые, как бы высоконравственны они не были, отстояли неизмеримо дальше любого аскета по отношению к промыслу Божьему.
«Если такое аналитически-рассудочное мышление делает своим предметом духовный процесс, совершаемый в этом же сознании, — течение процесса разрушается» (с.213).
«В состоянии самого видения не улавливается какой бы то ни было процесс мышления, то есть появления в уме понятий и образов. И однако, по окончании сего состояния и ум и сердце ощущают себя исполненными нового познания» (архимандрит Софроний).
«Претерпение незнания» или непознающее состояние — это терпеливое воздержание от работы ума, превращение ума в открытую готовность встретить Бога... Через согласие на непознающее состояние происходит сообразование сознания с установкой сверхрационального общения, перевод его в открытую готовность встретить Бога...» (Григорий Палама).
Эти два текстовых отрывка полностью подтверждают выполненные ранее умозаключения. Ощущать в себе новое познание и располагать им на самом деле — принципиально разные состояния. Подвижники, как и все верующие люди, попадали в плен представления, согласно которому акт познания тождественен переживанию благодати. На самом деле «этого не может быть, потому что не может быть никогда».
Любое знание есть информация, которую надо усвоить. Такое усвоение прежде всего есть труд, работа ума, его напряжение, расходование на этот процесс нервной энергии и ресурсов организма. Великий физиолог Павлов был глубоко верующим христианином, однако же не с помощью веры или мистических озарений делал он свои открытия, как, впрочем, и люди науки во все времена. Снисхождение благодати акт не познавательный, а узнавательный, когда сквозь белый шум анамнестического барьера начинают в том или ином виде проглядывать узнаваемые контуры. Когда они полностью проявятся — в образе, звуке, ощущении — неизъяснимое блаженство и восторг свершения охватывают подвижника: вот оно, истинно Божественное, явленное и совпавшее с так давно ожидаемым!
В интеллектуальном познавательном акте собранная информация перерабатывается, и при этом в сознании складываются очертания неведомой ранее целостной картины понимания либо её смыслового фрагмента.
В первом случае энергия израсходована на воспроизведение, во втором — на произведение. По определению культура и есть не что иное, как воспроизведение и сохранение, но будем объективны: без достижений науки произведения культуры не сохраняемы. Без наличия шедевров культуры науке нечего будет сохранять. Но в конце концов почему кто-то, как правило, вера, постоянно норовит объявить себя главной!? Не есть ли это некое болезненное проявление, напоминающее комплекс неполноценности?
Миллионы людей в мире умирают ежегодно не от недостатка веры — от недостатка еды, и никакая вера не помогает им выжить. Только производство необходимого количества энергии — в том числе в виде пищи — и её достойное распределение может помочь тем, кого не спасут никакие молитвы никаким богам. Трём миллиардам хронически недоедающих не поместиться сегодня на Афоне, чтобы, став подвижниками, получить помощь от Бога, потому что, мы это уже знаем, благодать не действует!
Она слишком чиста и самодостаточна, чтобы иметь дело с умирающими голодной смертью. Кстати, сказанное относится, с моей точки зрения, не только к христианскому мистицизму, но и к аналогичным его разновидностям в любых конфессиях (включая индийскую йогу), представители которых тратят жизнь только на созерцание, присваивая созданные кем-то блага и считая себя при этом солью земли. А решать проблему энергетического обеспечения предоставляют недостойному миру и грубой науке, духовное превосходство над которой «ощущают» в себе по сей день.
Кстати, во все времена, даже в наш кровавый век, лучшие представители верующей части человечества не занимались исключительно вызыванием духов (то есть Божьей благодати), а ещё и активно действовали в этом мире. Тот же Вивекананда, будучи глубоко религиозным человеком, когда-то заявил: «Пока в моей стране хоть одна собака будет умирать с голоду, спасти её — вся моя религия».
Поэтому, видимо, целесообразным будет остановиться на такой точке зрения, что мировосприятие и духовно-религиозные претензии последователей православной аскетики, как и всех прочих «духовных делателей», включая и индийскую йогу, должны кануть в историю, сохранив своё уникальное место в общечеловеческом культурном наследии. Технология же мистицизма любой разновидности представляет безусловный интерес для изучения.
Так же, как в поздних тантрических текстах нельзя обнаружить исчерпывающее, систематическое и непротиворечивое изложение системы чакр, так в святоотеческих описаниях не вырисовывается единая технология Умного делания. «Полной системы связей между всеми понятиями установить невозможно, она нигде не представлена исчерпывающе, и в разных местах может описываться по-разному. В качестве главного, стержневого во всём комплексе свойств называют иногда внимание...» (с.218).
Вспомним, что по определению медитация в йоге есть простое внимание. Что же касается текстовой разноголосицы аскетических произведений то она, безусловно, порождена индивидуальными различиями авторов по восприятию, и усугубляла её разница в культурном развитии подвижников, что сказывалось на языке описания. Индийские риши уже в глубокой древности поняли, что описание переживаемых состояний — бесконечно, в то время как их воспроизведение подчиняется вполне определённым законам. Поэтому с незапамятных времён считалось, что состояние самадхи принципиально неописуемо, сиддхам уделялись только краткие характеристики, обычно же — простое перечисление. В христианских же текстах всё это живописуется гораздо более экзальтированно и подробно, что говорит, с одной стороны, об их относительной исторической молодости — по сравнению с традицией йоги, с другой — о том, что эмоциональное состояние Отцов церкви на пути к благодати и после её получения было далеко не оптимальным.
«Внешнее не должно оставлять, оно — опора внутреннего, и то, и другое должно идти совместно. Очевидно только, что преимущество за первым, ибо служить Господу должно духом» (Феофан Затворник).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281
«Меньшая роль познания и рассудочного мышления, более низкая оценка их религиозной значимости в числе главных отличий христианского вида религиозности» (с.211).
«Знание надмевает» (Григорий Палама).
«Знание должно сочетаться с любовью к Богу, а верней — оно должно возродиться через любовь и идущую за ней благодать, и тогда станет совершенно иным, новым и боговидным» (Григорий Палама, «Триады», 1995, с.17).
Тот факт, что познание Бога в приведённых высказываниях ставится выше научного, вызван скорее всего тем, что подавляющая часть святоотеческих текстов была создана до девятнадцатого века, когда человечество ещё не было почти целиком обязано науке как уровнем развития, так и сегодняшним кризисом цивилизации. С другой стороны, всегда имел место своео6ррзный религиозный снобизм, испытываемый подвижниками, — может быть, даже против своей воли — к мирянам, которые, как бы высоконравственны они не были, отстояли неизмеримо дальше любого аскета по отношению к промыслу Божьему.
«Если такое аналитически-рассудочное мышление делает своим предметом духовный процесс, совершаемый в этом же сознании, — течение процесса разрушается» (с.213).
«В состоянии самого видения не улавливается какой бы то ни было процесс мышления, то есть появления в уме понятий и образов. И однако, по окончании сего состояния и ум и сердце ощущают себя исполненными нового познания» (архимандрит Софроний).
«Претерпение незнания» или непознающее состояние — это терпеливое воздержание от работы ума, превращение ума в открытую готовность встретить Бога... Через согласие на непознающее состояние происходит сообразование сознания с установкой сверхрационального общения, перевод его в открытую готовность встретить Бога...» (Григорий Палама).
Эти два текстовых отрывка полностью подтверждают выполненные ранее умозаключения. Ощущать в себе новое познание и располагать им на самом деле — принципиально разные состояния. Подвижники, как и все верующие люди, попадали в плен представления, согласно которому акт познания тождественен переживанию благодати. На самом деле «этого не может быть, потому что не может быть никогда».
Любое знание есть информация, которую надо усвоить. Такое усвоение прежде всего есть труд, работа ума, его напряжение, расходование на этот процесс нервной энергии и ресурсов организма. Великий физиолог Павлов был глубоко верующим христианином, однако же не с помощью веры или мистических озарений делал он свои открытия, как, впрочем, и люди науки во все времена. Снисхождение благодати акт не познавательный, а узнавательный, когда сквозь белый шум анамнестического барьера начинают в том или ином виде проглядывать узнаваемые контуры. Когда они полностью проявятся — в образе, звуке, ощущении — неизъяснимое блаженство и восторг свершения охватывают подвижника: вот оно, истинно Божественное, явленное и совпавшее с так давно ожидаемым!
В интеллектуальном познавательном акте собранная информация перерабатывается, и при этом в сознании складываются очертания неведомой ранее целостной картины понимания либо её смыслового фрагмента.
В первом случае энергия израсходована на воспроизведение, во втором — на произведение. По определению культура и есть не что иное, как воспроизведение и сохранение, но будем объективны: без достижений науки произведения культуры не сохраняемы. Без наличия шедевров культуры науке нечего будет сохранять. Но в конце концов почему кто-то, как правило, вера, постоянно норовит объявить себя главной!? Не есть ли это некое болезненное проявление, напоминающее комплекс неполноценности?
Миллионы людей в мире умирают ежегодно не от недостатка веры — от недостатка еды, и никакая вера не помогает им выжить. Только производство необходимого количества энергии — в том числе в виде пищи — и её достойное распределение может помочь тем, кого не спасут никакие молитвы никаким богам. Трём миллиардам хронически недоедающих не поместиться сегодня на Афоне, чтобы, став подвижниками, получить помощь от Бога, потому что, мы это уже знаем, благодать не действует!
Она слишком чиста и самодостаточна, чтобы иметь дело с умирающими голодной смертью. Кстати, сказанное относится, с моей точки зрения, не только к христианскому мистицизму, но и к аналогичным его разновидностям в любых конфессиях (включая индийскую йогу), представители которых тратят жизнь только на созерцание, присваивая созданные кем-то блага и считая себя при этом солью земли. А решать проблему энергетического обеспечения предоставляют недостойному миру и грубой науке, духовное превосходство над которой «ощущают» в себе по сей день.
Кстати, во все времена, даже в наш кровавый век, лучшие представители верующей части человечества не занимались исключительно вызыванием духов (то есть Божьей благодати), а ещё и активно действовали в этом мире. Тот же Вивекананда, будучи глубоко религиозным человеком, когда-то заявил: «Пока в моей стране хоть одна собака будет умирать с голоду, спасти её — вся моя религия».
Поэтому, видимо, целесообразным будет остановиться на такой точке зрения, что мировосприятие и духовно-религиозные претензии последователей православной аскетики, как и всех прочих «духовных делателей», включая и индийскую йогу, должны кануть в историю, сохранив своё уникальное место в общечеловеческом культурном наследии. Технология же мистицизма любой разновидности представляет безусловный интерес для изучения.
Так же, как в поздних тантрических текстах нельзя обнаружить исчерпывающее, систематическое и непротиворечивое изложение системы чакр, так в святоотеческих описаниях не вырисовывается единая технология Умного делания. «Полной системы связей между всеми понятиями установить невозможно, она нигде не представлена исчерпывающе, и в разных местах может описываться по-разному. В качестве главного, стержневого во всём комплексе свойств называют иногда внимание...» (с.218).
Вспомним, что по определению медитация в йоге есть простое внимание. Что же касается текстовой разноголосицы аскетических произведений то она, безусловно, порождена индивидуальными различиями авторов по восприятию, и усугубляла её разница в культурном развитии подвижников, что сказывалось на языке описания. Индийские риши уже в глубокой древности поняли, что описание переживаемых состояний — бесконечно, в то время как их воспроизведение подчиняется вполне определённым законам. Поэтому с незапамятных времён считалось, что состояние самадхи принципиально неописуемо, сиддхам уделялись только краткие характеристики, обычно же — простое перечисление. В христианских же текстах всё это живописуется гораздо более экзальтированно и подробно, что говорит, с одной стороны, об их относительной исторической молодости — по сравнению с традицией йоги, с другой — о том, что эмоциональное состояние Отцов церкви на пути к благодати и после её получения было далеко не оптимальным.
«Внешнее не должно оставлять, оно — опора внутреннего, и то, и другое должно идти совместно. Очевидно только, что преимущество за первым, ибо служить Господу должно духом» (Феофан Затворник).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281