Звенят котелки и ложки, кругом слышен смех, разговоры, шутки.
Мое отделение благодаря заботам своего командира, это меня значит, пообедало раньше всех. Потом быстро вымыли и высушили котелки и принялись за чистку оружия.
Сидим мы на травке, разложив перед собой паклю, масленки, ружейные приборы, и ведем разговор – обсуждаем сегодняшнюю десантную операцию.
– А в других отделениях оружие уже вычищено, – неожиданно раздается сзади меня голос.
Узнаю нашего командира взвода лейтенанта Борисова и проворно вскакиваю на ноги.
– Зато они еще не пообедали, – оправдываюсь.
– Первая забота солдата – об оружии, – говорит лейтенант и недовольно хмурит брови.
Хотел я ему тут высказать свое мнение, что живой человек, мол, прежде всего. Но смолчал, потому как знал – лейтенант ответит: жизнь солдата на войне в первую очередь зависит от исправности его оружия. Смолчал еще и по другой причине: Борисов тут же сообщил мне такое!..
– Ладно, – говорит и улыбается. – После будем толковать об оружии. А сейчас бегите вон на ту высотку, где вертолет стоит. Генерал вас ждет. Он вам сейчас лично объяснит, что главнейшее в солдатском деле.
Стою я ни живой ни мертвый. Чем же я провинился, что к самому генералу меня вызывают?
Перебираю в голове все свои последние грехи и промашки. Вроде ничего такого не натворил.
– Бегом! – торопит меня лейтенант Борисов.
Бегу. Бегу и продолжаю думать. Может, старшина Саблин нажаловался? Вчера на привале поспорил я с ним, что могу кого угодно связать палкой. Не поверил старшина: думал – шутит Перепелица. И согласился, чтоб я его связал.
– Обижаться не будете? – спросил я у старшины.
– Никакой обиды, – ответил он.
Раз так, вырубил я длинную толстую палку, расстегнул на гимнастерке Саблина две нижние пуговицы и предложил ему засунуть обе руки за пазуху. Когда он это сделал, я протянул палку у него под мышками так, чтоб она оказалась на груди, над кистями засунутых в пазуху рук. Потом неожиданно дал старшине подножку. Он свалился на спину, даже ноги задрал. Этого мне и нужно. Палка, продетая под руки, торчит по бокам Саблина, как длинная ось. И я ловко закидываю за эту «ось» вначале одну, а потом другую ноги старшины.
Скорченный, он лежит, беспомощный. Ноги раскинул, как подбитый воробей крылья. С недоумением на меня глаза таращит и силится руки из-за гимнастерки выдернуть.
– Ну как? – спрашиваю у Саблина и помогаю ему сесть.
– Черт! – хрипит Саблин и тужится, чтобы на носки привстать.
Пожалуйста, я даже помогу. Беру его под мышки и приподнимаю. Приподнял на носки и отпустил. Старшина тут же и клюнул носом в траву. Лежит, раскорячившись, спиной и всеми другими местами к небу, и кричит:
– Развяжи!
А я не спешу, тем более что вся рота собралась на такое диво глядеть. Ведь сам старшина пощады у Перепелицы просит.
– Ну, как, – спрашиваю, – теперь верите, что палкой связать можно?
А он знай одно заладил: «Развяжи».
Подошел командир роты и как увидел своего старшину в таком неприглядном виде, так и покатился со смеху.
Вижу, из других рот солдаты сбегаются. Надо развязывать. Развязал.
– Кто выиграл пари? – спрашиваю.
– Что за глупые шутки! – сердито отвечает Саблин, вытирая со лба пот и на солдат оглядываясь. – Зачем же носом в землю?
Так вот, могло случиться, что нажаловался Саблин. Мол, скомпрометировал его, старшину, сержант Перепелица… Ох, и попадет от генерала! Плакал тогда мой отпуск. А командир роты твердо обещал: «Кончатся учения – поедете, Перепелица, на десять дней домой».
Не несут меня ноги. До высотки, где вертолет генерала приземлился, далековато. Бежать бы надо. А в ногах моих слабость.
Вдруг из лощинки, навстречу мне, вынырнул старшина Саблин.
– Куда спешите, Перепелица? – дружелюбно спрашивает. И никакой обиды на его лице не замечаю.
– Генерал зачем-то требует.
– Генерал? Лично вас? – удивился Саблин.
– Лично, – отвечаю и вздыхаю с облегчением: значит, Саблин здесь ни при чем.
Иду дальше. А в голове аж треск стоит от разных мыслей. «Зачем я нужен генералу?» Наверное, сегодня что-нибудь не так сделал. А может, наоборот? Может, похвалить хочет? Действовали же мы неплохо. Но тоже вряд ли. Откуда генералу знать, как наступало отделение Перепелицы?
Перебираю в голове все события сегодняшнего дня…
С рассветом доставили нас грузовики на аэродром. Началась обычная возня со снаряжением и амуницией: скатку закрепи на чехол запасного парашюта, лопатку подвяжи черенком вверх, спрячь в карман пилотку и шлем напяль на голову, зачехли оружие. Потом пока подвесную систему подгонишь, и уже звучит команда на посадку.
Совсем немного времени прошло, а мы уже в воздухе.
Сижу я у самого люка (мне первым прыгать придется) и поглядываю на пристегнутый к тянущемуся через всю кабину стальному тросу замок полуавтомата. Это такой замыкающийся крючок, от которого идет бечевка к моему основному парашюту. Когда я прыгну, она должна парашют раскрыть. Вижу – там полный порядок. Поворачиваюсь к окну. Совсем близко от нашего самолета плывет целая армада тяжелых машин. И в каждой, как зерен в огурце, полно солдат. Внушительная армада! Фюзеляжи и хвосты самолетов окрашены в розовый цвет лучами только что взошедшего солнца. А далекая земля еще в тени, еще солнце не кинуло на нее своего взгляда.
Ниже и в стороне идут звенья вертолетов. Смешные машины! Но сильные. Каждая пушку или тягача с орудийным расчетом несет в своем брюхе.
Вдруг совсем близко от нас проносится пара реактивных истребителей, затем вторая, третья. Охраняют нашего брата…
Тихо в кабине. Все солдаты моего отделения к окнам приникли и наблюдают. Кое-кому страшновато прыгать.
Толкаю локтем сидящего рядом Симакова Мишу.
– Ну как? – спрашиваю.
– Курить охота, – отвечает.
– Курить? – удивляюсь. – Эх ты, культурный человек! Токарь пятого разряда, а не знаешь, что никотин отражается на нервах. – Солдаты зашевелились, поворачивают к нам головы. А я продолжаю: – Помню, в селе нашем Василь Худотеплый бросил курить и… умер. Только, кажется, он вначале умер, а потом бросил курить…
Раздается трель звонка – сигнал начала выброски. Штурман – молодой лейтенант – отдраивает люк и командует:
– Пошел!
Эта команда царапнула меня за сердце: ко мне ведь относится. Бодро подхожу к люку.
– Эх-ма! – весело кричу. – Подтолкни, Симаков!
Симаков легонько толкает меня в спину, и я, ради шутки, с криком «ура!» шагаю за борт.
Напряженные секунды… Рывок, хлопок полотна раскрывающегося парашюта. И болтается Максим Перепелица между небом и землей.
Иные думают, что парашют плавненько, осторожненько сажает солдата на землю. Ничего подобного! Если зазеваешься, не развернешься по ветру и чуть не согнешь сомкнутые ноги, то имеешь шансы поломать ребра, отбить печенки или еще что-нибудь сделать. Значит, с умом надо приземляться.
Вот я и иду к земле, как того наставление требует. А вокруг – сотни других парашютистов спускаются. Все небо усеяно ими! Похоже, что Млечный Путь падает на нашу землю.
Приземлился, как положено, погасил купол, отстегнулся от подвесной системы и привожу себя в боевое состояние: автомат из чехла долой, скатку через плечо, пилотку на голову.
Рядом со мной Михаил Симаков – ухватился за нижние стропы и упирается, как бычок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Мое отделение благодаря заботам своего командира, это меня значит, пообедало раньше всех. Потом быстро вымыли и высушили котелки и принялись за чистку оружия.
Сидим мы на травке, разложив перед собой паклю, масленки, ружейные приборы, и ведем разговор – обсуждаем сегодняшнюю десантную операцию.
– А в других отделениях оружие уже вычищено, – неожиданно раздается сзади меня голос.
Узнаю нашего командира взвода лейтенанта Борисова и проворно вскакиваю на ноги.
– Зато они еще не пообедали, – оправдываюсь.
– Первая забота солдата – об оружии, – говорит лейтенант и недовольно хмурит брови.
Хотел я ему тут высказать свое мнение, что живой человек, мол, прежде всего. Но смолчал, потому как знал – лейтенант ответит: жизнь солдата на войне в первую очередь зависит от исправности его оружия. Смолчал еще и по другой причине: Борисов тут же сообщил мне такое!..
– Ладно, – говорит и улыбается. – После будем толковать об оружии. А сейчас бегите вон на ту высотку, где вертолет стоит. Генерал вас ждет. Он вам сейчас лично объяснит, что главнейшее в солдатском деле.
Стою я ни живой ни мертвый. Чем же я провинился, что к самому генералу меня вызывают?
Перебираю в голове все свои последние грехи и промашки. Вроде ничего такого не натворил.
– Бегом! – торопит меня лейтенант Борисов.
Бегу. Бегу и продолжаю думать. Может, старшина Саблин нажаловался? Вчера на привале поспорил я с ним, что могу кого угодно связать палкой. Не поверил старшина: думал – шутит Перепелица. И согласился, чтоб я его связал.
– Обижаться не будете? – спросил я у старшины.
– Никакой обиды, – ответил он.
Раз так, вырубил я длинную толстую палку, расстегнул на гимнастерке Саблина две нижние пуговицы и предложил ему засунуть обе руки за пазуху. Когда он это сделал, я протянул палку у него под мышками так, чтоб она оказалась на груди, над кистями засунутых в пазуху рук. Потом неожиданно дал старшине подножку. Он свалился на спину, даже ноги задрал. Этого мне и нужно. Палка, продетая под руки, торчит по бокам Саблина, как длинная ось. И я ловко закидываю за эту «ось» вначале одну, а потом другую ноги старшины.
Скорченный, он лежит, беспомощный. Ноги раскинул, как подбитый воробей крылья. С недоумением на меня глаза таращит и силится руки из-за гимнастерки выдернуть.
– Ну как? – спрашиваю у Саблина и помогаю ему сесть.
– Черт! – хрипит Саблин и тужится, чтобы на носки привстать.
Пожалуйста, я даже помогу. Беру его под мышки и приподнимаю. Приподнял на носки и отпустил. Старшина тут же и клюнул носом в траву. Лежит, раскорячившись, спиной и всеми другими местами к небу, и кричит:
– Развяжи!
А я не спешу, тем более что вся рота собралась на такое диво глядеть. Ведь сам старшина пощады у Перепелицы просит.
– Ну, как, – спрашиваю, – теперь верите, что палкой связать можно?
А он знай одно заладил: «Развяжи».
Подошел командир роты и как увидел своего старшину в таком неприглядном виде, так и покатился со смеху.
Вижу, из других рот солдаты сбегаются. Надо развязывать. Развязал.
– Кто выиграл пари? – спрашиваю.
– Что за глупые шутки! – сердито отвечает Саблин, вытирая со лба пот и на солдат оглядываясь. – Зачем же носом в землю?
Так вот, могло случиться, что нажаловался Саблин. Мол, скомпрометировал его, старшину, сержант Перепелица… Ох, и попадет от генерала! Плакал тогда мой отпуск. А командир роты твердо обещал: «Кончатся учения – поедете, Перепелица, на десять дней домой».
Не несут меня ноги. До высотки, где вертолет генерала приземлился, далековато. Бежать бы надо. А в ногах моих слабость.
Вдруг из лощинки, навстречу мне, вынырнул старшина Саблин.
– Куда спешите, Перепелица? – дружелюбно спрашивает. И никакой обиды на его лице не замечаю.
– Генерал зачем-то требует.
– Генерал? Лично вас? – удивился Саблин.
– Лично, – отвечаю и вздыхаю с облегчением: значит, Саблин здесь ни при чем.
Иду дальше. А в голове аж треск стоит от разных мыслей. «Зачем я нужен генералу?» Наверное, сегодня что-нибудь не так сделал. А может, наоборот? Может, похвалить хочет? Действовали же мы неплохо. Но тоже вряд ли. Откуда генералу знать, как наступало отделение Перепелицы?
Перебираю в голове все события сегодняшнего дня…
С рассветом доставили нас грузовики на аэродром. Началась обычная возня со снаряжением и амуницией: скатку закрепи на чехол запасного парашюта, лопатку подвяжи черенком вверх, спрячь в карман пилотку и шлем напяль на голову, зачехли оружие. Потом пока подвесную систему подгонишь, и уже звучит команда на посадку.
Совсем немного времени прошло, а мы уже в воздухе.
Сижу я у самого люка (мне первым прыгать придется) и поглядываю на пристегнутый к тянущемуся через всю кабину стальному тросу замок полуавтомата. Это такой замыкающийся крючок, от которого идет бечевка к моему основному парашюту. Когда я прыгну, она должна парашют раскрыть. Вижу – там полный порядок. Поворачиваюсь к окну. Совсем близко от нашего самолета плывет целая армада тяжелых машин. И в каждой, как зерен в огурце, полно солдат. Внушительная армада! Фюзеляжи и хвосты самолетов окрашены в розовый цвет лучами только что взошедшего солнца. А далекая земля еще в тени, еще солнце не кинуло на нее своего взгляда.
Ниже и в стороне идут звенья вертолетов. Смешные машины! Но сильные. Каждая пушку или тягача с орудийным расчетом несет в своем брюхе.
Вдруг совсем близко от нас проносится пара реактивных истребителей, затем вторая, третья. Охраняют нашего брата…
Тихо в кабине. Все солдаты моего отделения к окнам приникли и наблюдают. Кое-кому страшновато прыгать.
Толкаю локтем сидящего рядом Симакова Мишу.
– Ну как? – спрашиваю.
– Курить охота, – отвечает.
– Курить? – удивляюсь. – Эх ты, культурный человек! Токарь пятого разряда, а не знаешь, что никотин отражается на нервах. – Солдаты зашевелились, поворачивают к нам головы. А я продолжаю: – Помню, в селе нашем Василь Худотеплый бросил курить и… умер. Только, кажется, он вначале умер, а потом бросил курить…
Раздается трель звонка – сигнал начала выброски. Штурман – молодой лейтенант – отдраивает люк и командует:
– Пошел!
Эта команда царапнула меня за сердце: ко мне ведь относится. Бодро подхожу к люку.
– Эх-ма! – весело кричу. – Подтолкни, Симаков!
Симаков легонько толкает меня в спину, и я, ради шутки, с криком «ура!» шагаю за борт.
Напряженные секунды… Рывок, хлопок полотна раскрывающегося парашюта. И болтается Максим Перепелица между небом и землей.
Иные думают, что парашют плавненько, осторожненько сажает солдата на землю. Ничего подобного! Если зазеваешься, не развернешься по ветру и чуть не согнешь сомкнутые ноги, то имеешь шансы поломать ребра, отбить печенки или еще что-нибудь сделать. Значит, с умом надо приземляться.
Вот я и иду к земле, как того наставление требует. А вокруг – сотни других парашютистов спускаются. Все небо усеяно ими! Похоже, что Млечный Путь падает на нашу землю.
Приземлился, как положено, погасил купол, отстегнулся от подвесной системы и привожу себя в боевое состояние: автомат из чехла долой, скатку через плечо, пилотку на голову.
Рядом со мной Михаил Симаков – ухватился за нижние стропы и упирается, как бычок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50