Тут, вижу, медицинская сестра заходит – молодая та­кая, голубоглазая дивчина с подведенными бровями и что-то в инструментах на столике начинает копаться. Это мне не очень понравилось: не люблю при девчатах больным быть. Но ничего не сделаешь.
– Ложитесь на кушетку, – приказывает врач.
Ложусь, хоть и страшно испачкать сапогами белую клеенку Начинает майор щупать мой живот.
– Ой, больно! – ору.
– А здесь? – врач изучает где-то под ребрами.
– Еще больнее!
– И в коленку отдает? – почему-то улыбается врач.
– Кругом отдает, – отвечаю и кошусь на медсестру. Чего ей здесь надо?
Врач вздыхает, качает головой:
– Странная болезнь. Рота, наверное, в караул соби­рается?.. А ночи сейчас темные, прохладные…
– Нет, – говорю, – не собирается.
– Нет? – удивляется врач. – Тогда дело сложное. Таблетками не обойдешься, – и обращается к медсестре: – Готовьте наркоз, инструменты. Будем срочно опе­рировать.
– Резать! – сорвался я с кушетки и, вспомнив, что у меня сильные боли в животе, опять лег. – Не надо ре­зать, – прошу врача. – Уже вроде отпустило трохи.
Но вижу, что моя просьба никого не трогает. Медсестра с улыбочкой готовит здоровенный шприц, каким, я видел, лошадям уколы делают, ножичками на столе побрякивает. Ну, беда! Сейчас располосуют живот, отрежут что-нибудь, и пропал Максим Перепелица.
– Не дам я резать, – серьезно заявляю врачу.
– Резать обязательно, – спокойно отвечает врач. – Нельзя запускать такую болезнь.
– Да какая это болезнь? Уже, кажется, совсем пере­стало, – и с облегчением вздыхаю.
– Это ничего не значит, – замечает врач и снова мнет мой живот. – Больно?
– Чуть-чуть, – машу рукой, – но это пройдет. Посижу часок в казарме, перепишу конспект, и все.
– Конспект? А что у вас с конспектом?
Дотошный врач, все его интересует.
– Да ничего особенного, – говорю. – Написал в тет­ради не то, что нужно…
– А тетрадь забрал для проверки командир взвода? – продолжил мою мысль врач.
– Да не то чтоб забрал, – начал я выкручиваться, – по переписать конспект треба.
Словом, выпроводил меня врач из санчасти и даже таблеток никаких не дал. Сказал только, что если еще раз приду к нему с такой болезнью – сразу положит на опе­рационный стол. Ха!.. Так я и приду. Меня теперь туда и калачом не заманишь. Тем более – перед медсестрой осрамился.
Направляюсь в казарму. Надо же все-таки тетрадь свою выручать. Подхожу к ротной канцелярии, сквозь дверь слышу, что там не пусто. Командир роты, старший лейтенант Куприянов, по телефону разговаривает.
– Спасибо, – благодарит кого-то он и смеется. – Вы угадали. Теперь мы операцию без наркоза сделаем.
Остолбенел я у двери. Не врач ли позвонил Куприя­нову?
Если он – упечет меня командир роты суток на десять на гауптвахту. Это точно! Однажды я вышел на утренний осмотр с оторванной пуговицей на гимнастерке. И чтоб старшина не ругал – спичкой ее прикрепил. А тут сам старший лейтенант появился. Прошел вдоль строя и на ходу пальцем в мою пуговицу ткнул.
– Три шага вперед! – скомандовал.
И так отчитал меня перед всей ротой, что страшно вспомнить. Это только за пуговицу…
Губа так губа. Не привык Максим Перепелица от опас­ностей прятаться.
«Пусть все сразу», – думаю и стучусь в дверь.
– Войдите!
Захожу. Вижу – пишет что-то командир роты. И не сер­дитый нисколько. Отлегло у меня от сердца. Прошу раз­решения обратиться и докладываю, что хочу взять свою тетрадь с конспектом.
– Почему не на занятиях? – спокойно спрашивает Куприянов.
– Прихворнул малость.
– Что врач говорит?
– Операцией пугал. Но как же можно, товарищ стар­ший лейтенант? В учебе отстану.
– А зачем конспект переписывать хотите? – и Ку­приянов протягивает руку к стопке тетрадей. – Давай те посмотрим.
Не весело почувствовал я себя в эту минуту. Вроде пол под моими ногами загорелся. Но виду не подаю.
– Ничего не разберете, товарищ старший лейтенант, – говорю. – Почерк у меня неважный.
– Ну, сами читайте, – и протягивает мне командир роты мою тетрадь.
Беру я ее, чуть-чуть отступаю подальше, раскрываю, и перед глазами темные пятна. Никак от испуга не могу оправиться.
– Читайте, читайте, – торопит Куприянов.
И тут… язык бы мне откусить!
– Дорогая Мар… – сгоряча болтнул я то, что напи­сано в верхней строчке. Болтнул и онемел, на полуслове остановился. Но смекнул быстро. Читаю дальше: – До­рога каждая минута учебного времени… Нет, не здесь, – и перелистываю тетрадь. – Да и разобрать никак не могу.
– Ну, если вам трудно разобрать собственный по­черк, – говорит старший лейтенант, – расскажите…
«Это мы можем», – думаю себе и с облегчением взды­хаю.
– Значит так, – говорю. – Тема занятий: «Честность и правдивость – неотъемлемые качества советского воина».
– Правильно, – замечает командир роты и приятно улыбается. – Продолжайте.
Продолжаю:
– Ну… солдат должен быть честным, правдивым… Если служишь, так служи честно… за оружием ухаживай на совесть. На посту не зевай. Ну, обманывать нельзя, во­ровать… и так далее.
– В общем, верно, – говорит старший лейтенант и так на меня смотрит, вроде в душу хочет заглянуть. Я даже глаза в сторону отвел. – А что если вам поручить провести с солдатами беседу на эту тему? – спра­шивает.
– А что? Могу! – соглашаюсь. – Еще подчитаю трохи… Разрешите идти?
– Минуточку, – задерживает меня старший лейтенант и зачем-то выдвигает ящик стола.
«Наверное, хочет дать брошюру, чтоб к беседе гото­вился».
И так радуюсь я про себя! Удалось ведь выйти сухим из воды! И вдруг… командир роты протягивает мне чистый конверт…
– Возьмите. Он вам, кажется, нужен.
Я почувствовал, что у меня начали гореть уши, потом щеки, затем запылало все тело. Во рту стало горько. И та­ким противным я сам себе показался! Вспомнил санчасть, где я пытался прикинуться больным, чтоб на занятия не пойти и тем временем конспект составить, вспомнил весь разговор с командиром роты. А он-то с самого начала знал, в чем дело!
– Товарищ старший лейтенант… – еле выдавил я из себя. – Не могу я беседу проводить… Лучше на гауптвахгу отправьте…
– Вы же больной, – говорит Куприянов.
– Нет, здоров я, – отвечаю каким-то чужим голосом и не могу оторвать глаз от пола.
– Тогда ограничимся одним нарядом, хотя можно было б и на гауптвахту отправить… – сказал командир роты и вздохнул тяжело.
С тех пор нет у меня охоты на занятиях отвлекаться посторонними делами. А если из сердца слова в письмо просятся, я их про запас берегу.
КИЛО ХАЛВЫ
Кто получал внеочередные наряды, тот знает: штука эта не сладкая. Ведь наказание отбываешь. И большей частью отбываешь в выходной день, когда твои товарищи отдыхают, веселятся, идут в городской отпуск.
Наряды бывают разные. Легче, например, отстоять сутки дневальным. Не страшно, когда на какую-либо ра­боту посылают. Но идти в наряд на кухню… Нет горше ничего! Дрова коли, воду таскай, посуду мой, котлы и ка­стрюли чисть, наводи санитарию и гигиену на столах и на полах. Больно много нудных хлопот.
И вот мне не повезло. Упек меня старшина Саблин в воскресный день на кухню отбывать взыскание, наложен­ное командиром роты. Это за то, что письмо на занятиях писал я. А тут еще картофелечистка на кухне сломалась, и приказали мне вручную чистить картошку. А заниматься этим не мужским делом я страх как не люблю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50