Вижу – Шекспир. На открытом месте читаю: «Король Генрих IV». Историческая хроника.
А Михаил Иванович Огнев уже объяснения мне дает:
– Место действия – Англия, начало пятнадцатого века, сцена происходит в трактире «Кабанья голова». Итак, вы не Перепелица, а принц Генрих, а я не Огнев. Перед вами сложный тип – забулдыга и ловкач сэр Джон Фальстаф, который сейчас будет изображать вашего отца – английского короля Генриха Четвертого.
– Ха-ха, – смеюсь. – Да мой батька – Кондрат Перепелица – колхозный кузнец!
– Слушайте, какой вы непонятливый!.. – сердится народный артист.
– Нет, я понимаю, – успокаиваю его. – Это дело мне знакомо. В драмкружке участвовал. Но смешно! Максим не Максим, а принц, а батько мой не кузнец, а король…
– Ничего не поделаешь, – разводит руками Михаил Иванович. – Искусство требует жертв. Так слушайте внимательно. Принц Генрих после многих разгульных ночей, проведенных с Фальстафом, должен вернуться домой во дворец, и они знают, что король будет принца ругать. Так вот Фальстаф изображает перед Генрихом, как король-отец будет с ним разговаривать. Понятно?
– Да, понятно, – отвечаю
– Значит, читайте вот отсюда, – и товарищ Огнев становится передо мной на колени и начинает говорить за этого самого Фальстафа:
– Расступитесь, рыцари, и дайте мне кружку хереса, чтобы у меня покраснели глаза и можно было бы подумать, что я плакал.
– Михаил Иванович, а где его взять, хереса-то? Может, горилочки? – смеюсь я.
– Перепелица, нельзя от классика отступать, – хмурит брови народный артист. – Горилка так горилка, херес так херес. Читайте!
И начали мы репетировать. Долго мне пришлось выслушивать Михаила Ивановича, затем самому по книжке читать. Даже взмок я. И наконец, кончили.
Задумался о чем-то народный артист и даже песенку про себя напевает.
Знакомая песня. Где-то я ее слышал? Может, попросить народного артиста, чтоб в полный голос спел – для концерта?.. Нет, по-моему, интереснее будет, если передать по радио, как мы с ним короля и принца изображали…
Но все же обращаюсь к народному артисту:
– Михаил Иванович! Что это за песня? Вот бы мне слова ее достать да в самодеятельности нашей выступить!
– А это очень просто, – отвечает он. – Надо мной, этажом выше, композитор живет. Он эту песню сочинил и каждый день на рояле играет. У меня уже зубы болят от нее.
И тут я слышу – сверху доносится знакомая музыка.
– Во! Слышите?.. Эгей! Никита! – кричит Михаил Иванович. – Никитушка, голубчик! Перестань!.. Не слышит. Сейчас я ему по телефону, – набирает номер и начинает говорить прямо с нежностью:
– Привет, Никиточка!.. Да, я. Никита, дорогой! Весь век буду тебе благодарен. Не играй больше. У меня дети спят. Сейчас к тебе зайдет солдат Максим Перепелица. Дай ему слова этой замечательной песни, дай и забудь ее. Не играй больше. Хорошо? Ну, спасибо, мой дорогой, спасибо.
Прощаюсь я с народным артистом, благодарю его и извиняюсь за беспокойство. Потом спешу на этаж выше.
И вот я уже в квартире композитора.
– Так, значит, вы эту песню написали? – спрашиваю, когда он проводил меня из передней комнаты в кабинет и усадил в мягкое кресло.
– Я… А что? Не нравится? – насторожился композитор. Сам невысоконький, лицо выбрито, глаза хитрющие.
– Нет. Очень даже нравится, – отвечаю. – А вам?..
– Мне не очень, – говорит.
Странный человек. Спрашиваю:
– Так чего ж лучшую не написали?
– Не написалось… – разводит руками. – А чего вы так смотрите на меня?
Смешной вопрос. Вроде не понятно, что я первый раз в жизни композитора вижу. Объясняю ему это.
– И вы за тем ко мне пришли? – удивляется.
– Нет, не только за этим, – отвечаю. – Вам же говорил товарищ Огнев. Мы с ним сейчас Шекспира репетировали. Мне бы слова вот этой песни записать. Хочу на концерте солдатской самодеятельности выступить.
– А вы поете? – оживился композитор.
– Да у нас все в роте поют.
Тут композитор без лишних слов ведет меня к роялю и дает в руки лист бумаги с текстом песни.
– Послушаем, – говорит.
– А товарищ Огнев не того?.. – осторожно спрашиваю я. – Не станет утюгом в потолок стучать? Слышно там все.
– А, ничего, – машет рукой композитор. – Пусть привыкает…
Пришлось мне петь. За компанию и композитор пел. А когда кончил, говорит он мне:
– Не плохо поете, – так и сказал.
Мне неловко стало. Сам композитор похвалил.
– Петь нечего, – жалуюсь ему. – Мало новых песен, особенно солдатских. А солдату без хлеба легче прожить, чем без песни. Напишите, товарищ композитор… А то все «Тачанку» поем. Конечно, хорошая песня. Но ехать в бронетранспортере или на броне танка и, глядя на реактивные самолеты, петь про тачанку в четыре колеса – не очень подходяще.
– Это верно, – соглашается композитор. – В долгу мы перед солдатами.
И пообещал-таки написать музыку для солдатской песни.
Поблагодарил я его и распрощался. Молча спускаюсь на скоростном лифте вниз. Страшновато за магнитофон. С такой высоты сорваться – щепки не соберешь. Но спустился благополучно. Выхожу на улицу и о Марусе опять думаю. Беда прямо. Как останешься сам с собой, так сразу стопудовый камень на сердце ложится. Что ж это получается? Вроде отставку она Максиму дает?
Ноги прямо без спросу сами поворачивают к телефонной будке. Нужно позвонить в академию. Может, Людмила Васильевна, – ассистент мой, уже разведала обстановку. Но не тут-то было. В кабину забрался какой-то гражданин. Лица его из-под шляпы и очков почти не видно. Только усы торчат, как у таракана. Жду терпеливо, пока он кончит разговор…
– Или «да», или «нет»! – доносится требовательный голос из будки. – Я человек принципиальный. Что?.. Вам смешно? Не шутите! В вопросах любви надо быть только принципиальным!
Ишь ты, старый, а тоже от любви страдает. Стучу ему монетой по стеклу:
– Гражданин, уговаривайте скорее!
А он так и ощетинился:
– Вы что, товарищ военный, безобразничаете?! – кричит.
– Больше же трех минут не полагается телефон занимать, – объясняю ему.
– Вы мне не указывайте! – сердито отвечает. А потом в трубку сладеньким голоском: – Нет, это я не вам! Нет, нет, Верочка. Это я одного индивидуума к порядку призываю. Так вот. Как же мне понимать вашу позицию? Да или нет? Позвольте… Позвольте… Вы же знаете, что я люблю вас нежно… И нужно только принципиально.
Я, как конь перед скачками, топчусь на месте и сгораю от нетерпения.
– Товарищ гражданин! – и чуть приоткрываю дверь телефонной будки. – А ну, принципиально закругляйтесь. А то милиционера позову.
А он уже и внимания не обращает, как глухарь во время тока.
– Верочка… Ну, я умоляю вас, Верочка, – стонет. – Вопрос жизни и смерти. Отвечайте, а то я опаздываю. Жена послала за лекарством… Нет, нет, нет! – поперхнулся гражданин. – Не моя жена, не моя! Жена соседа. Я же холостой, Верочка! Алло!.. Алло!..
Видать, Верочка повесила трубку, и шляпа в очках с кислым видом вымелась из будки. Ишь прохвост! Тут люди один раз и на всю жизнь пожениться не могут, а он уже спешит второй раз, если не в третий…
Когда ушел из телефонной будки этот «принципиальный жених», позвонил я в сельскохозяйственную академию швейцару. Отвечает швейцар, что Людмила Васильевна ушла с товарищем Марией Козак в лекционный зал. А если я хочу, то может пригласить к телефону дедушку агронома Олешко – Мусия Платоновича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
А Михаил Иванович Огнев уже объяснения мне дает:
– Место действия – Англия, начало пятнадцатого века, сцена происходит в трактире «Кабанья голова». Итак, вы не Перепелица, а принц Генрих, а я не Огнев. Перед вами сложный тип – забулдыга и ловкач сэр Джон Фальстаф, который сейчас будет изображать вашего отца – английского короля Генриха Четвертого.
– Ха-ха, – смеюсь. – Да мой батька – Кондрат Перепелица – колхозный кузнец!
– Слушайте, какой вы непонятливый!.. – сердится народный артист.
– Нет, я понимаю, – успокаиваю его. – Это дело мне знакомо. В драмкружке участвовал. Но смешно! Максим не Максим, а принц, а батько мой не кузнец, а король…
– Ничего не поделаешь, – разводит руками Михаил Иванович. – Искусство требует жертв. Так слушайте внимательно. Принц Генрих после многих разгульных ночей, проведенных с Фальстафом, должен вернуться домой во дворец, и они знают, что король будет принца ругать. Так вот Фальстаф изображает перед Генрихом, как король-отец будет с ним разговаривать. Понятно?
– Да, понятно, – отвечаю
– Значит, читайте вот отсюда, – и товарищ Огнев становится передо мной на колени и начинает говорить за этого самого Фальстафа:
– Расступитесь, рыцари, и дайте мне кружку хереса, чтобы у меня покраснели глаза и можно было бы подумать, что я плакал.
– Михаил Иванович, а где его взять, хереса-то? Может, горилочки? – смеюсь я.
– Перепелица, нельзя от классика отступать, – хмурит брови народный артист. – Горилка так горилка, херес так херес. Читайте!
И начали мы репетировать. Долго мне пришлось выслушивать Михаила Ивановича, затем самому по книжке читать. Даже взмок я. И наконец, кончили.
Задумался о чем-то народный артист и даже песенку про себя напевает.
Знакомая песня. Где-то я ее слышал? Может, попросить народного артиста, чтоб в полный голос спел – для концерта?.. Нет, по-моему, интереснее будет, если передать по радио, как мы с ним короля и принца изображали…
Но все же обращаюсь к народному артисту:
– Михаил Иванович! Что это за песня? Вот бы мне слова ее достать да в самодеятельности нашей выступить!
– А это очень просто, – отвечает он. – Надо мной, этажом выше, композитор живет. Он эту песню сочинил и каждый день на рояле играет. У меня уже зубы болят от нее.
И тут я слышу – сверху доносится знакомая музыка.
– Во! Слышите?.. Эгей! Никита! – кричит Михаил Иванович. – Никитушка, голубчик! Перестань!.. Не слышит. Сейчас я ему по телефону, – набирает номер и начинает говорить прямо с нежностью:
– Привет, Никиточка!.. Да, я. Никита, дорогой! Весь век буду тебе благодарен. Не играй больше. У меня дети спят. Сейчас к тебе зайдет солдат Максим Перепелица. Дай ему слова этой замечательной песни, дай и забудь ее. Не играй больше. Хорошо? Ну, спасибо, мой дорогой, спасибо.
Прощаюсь я с народным артистом, благодарю его и извиняюсь за беспокойство. Потом спешу на этаж выше.
И вот я уже в квартире композитора.
– Так, значит, вы эту песню написали? – спрашиваю, когда он проводил меня из передней комнаты в кабинет и усадил в мягкое кресло.
– Я… А что? Не нравится? – насторожился композитор. Сам невысоконький, лицо выбрито, глаза хитрющие.
– Нет. Очень даже нравится, – отвечаю. – А вам?..
– Мне не очень, – говорит.
Странный человек. Спрашиваю:
– Так чего ж лучшую не написали?
– Не написалось… – разводит руками. – А чего вы так смотрите на меня?
Смешной вопрос. Вроде не понятно, что я первый раз в жизни композитора вижу. Объясняю ему это.
– И вы за тем ко мне пришли? – удивляется.
– Нет, не только за этим, – отвечаю. – Вам же говорил товарищ Огнев. Мы с ним сейчас Шекспира репетировали. Мне бы слова вот этой песни записать. Хочу на концерте солдатской самодеятельности выступить.
– А вы поете? – оживился композитор.
– Да у нас все в роте поют.
Тут композитор без лишних слов ведет меня к роялю и дает в руки лист бумаги с текстом песни.
– Послушаем, – говорит.
– А товарищ Огнев не того?.. – осторожно спрашиваю я. – Не станет утюгом в потолок стучать? Слышно там все.
– А, ничего, – машет рукой композитор. – Пусть привыкает…
Пришлось мне петь. За компанию и композитор пел. А когда кончил, говорит он мне:
– Не плохо поете, – так и сказал.
Мне неловко стало. Сам композитор похвалил.
– Петь нечего, – жалуюсь ему. – Мало новых песен, особенно солдатских. А солдату без хлеба легче прожить, чем без песни. Напишите, товарищ композитор… А то все «Тачанку» поем. Конечно, хорошая песня. Но ехать в бронетранспортере или на броне танка и, глядя на реактивные самолеты, петь про тачанку в четыре колеса – не очень подходяще.
– Это верно, – соглашается композитор. – В долгу мы перед солдатами.
И пообещал-таки написать музыку для солдатской песни.
Поблагодарил я его и распрощался. Молча спускаюсь на скоростном лифте вниз. Страшновато за магнитофон. С такой высоты сорваться – щепки не соберешь. Но спустился благополучно. Выхожу на улицу и о Марусе опять думаю. Беда прямо. Как останешься сам с собой, так сразу стопудовый камень на сердце ложится. Что ж это получается? Вроде отставку она Максиму дает?
Ноги прямо без спросу сами поворачивают к телефонной будке. Нужно позвонить в академию. Может, Людмила Васильевна, – ассистент мой, уже разведала обстановку. Но не тут-то было. В кабину забрался какой-то гражданин. Лица его из-под шляпы и очков почти не видно. Только усы торчат, как у таракана. Жду терпеливо, пока он кончит разговор…
– Или «да», или «нет»! – доносится требовательный голос из будки. – Я человек принципиальный. Что?.. Вам смешно? Не шутите! В вопросах любви надо быть только принципиальным!
Ишь ты, старый, а тоже от любви страдает. Стучу ему монетой по стеклу:
– Гражданин, уговаривайте скорее!
А он так и ощетинился:
– Вы что, товарищ военный, безобразничаете?! – кричит.
– Больше же трех минут не полагается телефон занимать, – объясняю ему.
– Вы мне не указывайте! – сердито отвечает. А потом в трубку сладеньким голоском: – Нет, это я не вам! Нет, нет, Верочка. Это я одного индивидуума к порядку призываю. Так вот. Как же мне понимать вашу позицию? Да или нет? Позвольте… Позвольте… Вы же знаете, что я люблю вас нежно… И нужно только принципиально.
Я, как конь перед скачками, топчусь на месте и сгораю от нетерпения.
– Товарищ гражданин! – и чуть приоткрываю дверь телефонной будки. – А ну, принципиально закругляйтесь. А то милиционера позову.
А он уже и внимания не обращает, как глухарь во время тока.
– Верочка… Ну, я умоляю вас, Верочка, – стонет. – Вопрос жизни и смерти. Отвечайте, а то я опаздываю. Жена послала за лекарством… Нет, нет, нет! – поперхнулся гражданин. – Не моя жена, не моя! Жена соседа. Я же холостой, Верочка! Алло!.. Алло!..
Видать, Верочка повесила трубку, и шляпа в очках с кислым видом вымелась из будки. Ишь прохвост! Тут люди один раз и на всю жизнь пожениться не могут, а он уже спешит второй раз, если не в третий…
Когда ушел из телефонной будки этот «принципиальный жених», позвонил я в сельскохозяйственную академию швейцару. Отвечает швейцар, что Людмила Васильевна ушла с товарищем Марией Козак в лекционный зал. А если я хочу, то может пригласить к телефону дедушку агронома Олешко – Мусия Платоновича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50