Вот и
Мардохай скажет. Мардохай делал такое, какого еще не делал ни один человек
на свете; но бог не захотел, чтобы так было.
Три тысячи войска стоят, и завтра их всех будут казнить.
Тарас глянул в глаза жидам, но уже без нетерпения и гнева.
- А если пан хочет видеться, то завтра нужно рано, так чтобы еще и солнце
не всходило. Часовые соглашаются, и один левентарь обещался. Только пусть
им не будет на том свете счастья! Ой, вей мир! Что это за корыстный народ!
И между нами таких нет: пятьдесят червонцев я дал каждому, а левентарю...
- Хорошо. Веди меня к нему! - произнес Тарас решительно, и вся твердость
возвратилась в его душу.
Он согласился на предложение Янкеля переодеться иностранным графом,
приехавшим из немецкой земли, для чего платье уже успел припасти
дальновидный жид. Была уже ночь. Хозяин дома, известный рыжий жид с
веснушками, вытащил тощий тюфяк, накрытый какою-то рогожею, и разостлал его
на лавке для Бульбы. Янкель лег на полу на таком же тюфяке. Рыжий жид выпил
небольшую чарочку какой-то настойки, скинул полукафтанье и, сделавшись в
своих чулках и башмаках несколько похожим на цыпленка, отправился с своею
жидовкой во что-то похожее на шкаф. Двое жиденков, как две домашние
собачки, легли на полу возле шкафа. Но Тарас не спал; он сидел неподвижен и
слегка барабанил пальцами по столу; он держал во рту люльку и пускал дым,
от которого жид спросонья чихал и заворачивал в одеяло свой нос. Едва небо
успело тронуться бледным предвестием зари, он уже толкнул ногою Янкеля.
- Вставай, жид, и давай твою графскую одежду.
В минуту оделся он; вычернил усы, брови, надел на темя маленькую темную
шапочку, - и никто бы из самых близких к нему козаков не мог узнать его. По
виду ему казалось не более тридцати пяти лет. Здоровый румянец играл на его
щеках, и самые рубцы придавали ему что-то повелительное. Одежда, убранная
золотом, очень шла к нему.
Улицы еще спали. Ни одно меркантильное существо еще не показывалось в
городе с коробкою в руках. Бульба и Янкель пришли к строению, имевшему вид
сидящей цапли. Оно было низкое, широкое, огромное, почерневшее, и с одной
стороны его выкидывалась, как шея аиста, длинная узкая башня, на верху
которой торчал кусок крыши. Это строение отправляло множество разных
должностей: тут были и казармы, и тюрьмы, и даже уголовный суд. Наши
путники вошли в ворота и очутились среди пространной залы, или крытого
двора. Около тысячи человек спали вместе. Прямо шла низенькая дверь, перед
которой сидевшие двое часовых играли в какую-то игру, состоявшую в том, что
один другого бил двумя пальцами по ладони. Они мало обратили внимания на
пришедших и поворотили головы только тогда, когда Янкель сказал:
- Это мы; слышите, паны? это мы.
- Ступайте! - говорил один из них, отворяя одною
рукою дверь, а другую подставляя своему товарищу для
принятия от него ударов.
Они вступили в коридор, узкий и темный, который опять привел их в такую
же залу с маленькими окошками вверху.
- Кто идет? - закричало несколько голосов; и Тарас увидел порядочное
количество гайдуков в полном вооружении. - Нам никого не велено пускать.
- Это мы! - кричал Янкель. - Ей-богу, мы, ясные паны.
Но никто не хотел слушать. К счастию, в это время подошел какой-то
толстяк, который по всем приметам казался начальником, потому что ругался
сильнее всех.
- Пан, это ж мы, вы уже знаете нас, и пан граф еще будет благодарить.
- Пропустите, сто дьяблов чертовой матке! И больше никого не пускайте! Да
саблей чтобы никто не скидал и не собачился на полу...
Продолжения красноречивого приказа уже не слышали наши путники.
- Это мы... это я... это свои! - говорил Янкель, встречаясь со всяким.
- А что, можно теперь? - спросил он одного из стражей, когда они наконец
подошли к тому месту, где коридор уже оканчивался.
- Можно; только не знаю, пропустят ли вас в самую тюрьму. Теперь уже нет
Яна: вместо его стоит другой, - отвечал часовой.
- Ай, ай! - произнес тихо жид. - Это скверно, любезный пан!
- Веди! - произнес упрямо Тарас.
Жид повиновался.
У дверей подземелья, оканчивавшихся кверху острием, стоял гайдук с усами
в три яруса. Верхний ярус усов шел назад, другой прямо вперед, третий вниз,
что делало его очень похожим на кота.
Жид съежился в три погибели и почти боком подошел к нему:
- Ваша ясновельможность! Ясновельможный пан!
- Ты, жид, это мне говоришь?
- Вам, ясновельможный пан!
- Гм... А я просто гайдук! - сказал трехъярусный усач с повеселевшими
глазами.
- А я, ей-богу, думал, что это сам воевода. Ай, ай, ай!.. - при этом жид
покрутил головою и расставил пальцы. - Ай, какой важный вид! Ей-богу,
полковник, совсем полковник! Вот еще бы только на палец прибавить, то и
полковник! Нужно бы пана посадить на жеребца, такого скорого, как муха, да
и пусть муштрует полки!
Гайдук поправил нижний ярус усов своих, причем глаза его совершенно
развеселились.
- Что за народ военный! - продолжал жид. - Ох, вей мир, что за народ
хороший! Шнурочки, бляшечки... Так от них блестит, как от солнца; а цурки,
где только увидят военных... ай, ай!..
Жид опять покрутил головою.
Гайдук завил рукою верхние усы и пропустил сквозь зубы звук, несколько
похожий на лошадиное ржание.
- Прошу пана оказать услугу! - произнес жид, - вот князь приехал из
чужого края, хочет посмотреть на козаков.
Он еще сроду не видел, что это за народ козаки. Появление иностранных
графов и баронов было в Польше довольно обыкновенно: они часто были
завлекаемы единственно любопытством посмотреть этот почти полуазиатский
угол Европы: Московию и Украйну они почитали уже находящимися в Азии. И
потому гайдук, поклонившись довольно низко, почел приличным прибавить
несколько слов от себя.
- Я не знаю, ваша ясновельможность, - говорил он, - зачем вам хочется
смотреть их. Это собаки, а не люди. И вера у них такая, что никто не
уважает.
- Врешь ты, чертов сын! - сказал Бульба. - Сам ты собака! Как ты смеешь
говорить, что нашу веру не уважают? Это вашу еретическую веру не уважают!
- Эге-ге! - сказал гайдук. - А я знаю, приятель, ты кто: ты сам из тех,
которые уже сидят у меня. Постой же, я позову сюда наших.
Тарас увидел свою неосторожность, но упрямство и досада помешали ему
подумать о том, как бы исправить ее. К счастию, Янкель в ту же минуту успел
подвернуться.
- Ясновельможный пан! как же можно, чтобы граф да был козак? А если бы он
был козак, то где бы он достал такое платье и такой вид графский!
- Рассказывай себе!.. - И гайдук уже растворил было широкий рот свой,
чтобы крикнуть.
- Ваше королевское величество! молчите, молчите, ради бога! - закричал
Янкель. - Молчите! Мы уж вам за это заплатим так, как еще никогда и не
видели: мы дадим вам два золотых червонца.
- Эге! Два червонца! Два червонца мне нипочем: я цирюльнику даю два
червонца за то, чтобы мне только половину бороды выбрил. Сто червонных
давай, жид! - Тут гайдук закрутил верхние усы. - А как не дашь ста
червонных, сейчас закричу!
- И на что бы так много! - горестно сказал побледневший жид, развязывая
кожаный мешок свой; но он счастлив был, что в его кошельке не было более и
что гайдук далее ста не умел считать. - Пан, пан! уйдем скорее! Видите,
какой тут нехороший народ!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34