- Такая пора теперь завелась, что уже церкви святые теперь не наши.
- Как не наши?
- Теперь у жидов они на аренде. Если жиду вперед не заплатишь, то и
обедни нельзя править.
- Что ты толкуешь?
- И если рассобачий жид не положит значка нечистою своею рукою на святой
пасхе, то и святить пасхи нельзя.
- Врет он, паны-браты, не может быть того, чтобы нечистый жид клал значок
на святой пасхе!
- Слушайте!.. еще не то расскажу: и ксендзы ездят теперь по всей Украйне
в таратайках. Да не то беда, что в таратайках, а то беда, что запрягают уже
не коней, а просто православных христиан. Слушайте! еще не то расскажу: уже
говорят, жидовки шьют себе юбки из поповских риз. Вот какие дела водятся на
Украйне, панове! А вы тут сидите на Запорожье да гуляете, да, видно,
татарин такого задал вам страху, что у вас уже ни глаз, ни ушей - ничего
нет, и вы не слышите, что делается на свете.
- Стой, стой! - прервал кошевой, дотоле стоявший, потупив глаза в землю,
как и все запорожцы, которые в важных делах никогда не отдавались первому
порыву, но молчали и между тем в тишине совокупляли грозную силу
негодования. - Стой! и я скажу слово. А что ж вы - так бы и этак поколотил
черт вашего батька! - что ж вы делали сами? Разве у вас сабель не было, что
ли? Как же вы попустили такому беззаконию?
- Э, как попустили такому беззаконию! А попробовали бы вы, когда
пятьдесят тысяч было одних ляхов! да и - нечего греха таить - были тоже
собаки и между нашими, уж приняли их веру.
- А гетьман ваш, а полковники что делали?
- Наделали полковники таких дел, что не приведи бог и нам никому.
- Как?
- А так, что уж теперь гетьман, заваренный в медном быке, лежит в
Варшаве, а полковничьи руки и головы развозят по ярмаркам напоказ всему
народу. Вот что наделали полковники!
Всколебалась вся толпа. Сначала пронеслось по всему берегу молчание,
подобное тому, как бывает перед свирепою бурею, а потом вдруг поднялись
речи, и весь заговорил берег.
- Как! чтобы жиды держали на аренде христианские церкви! чтобы ксендзы
запрягали в оглобли православных христиан! Как! чтобы попустить такие
мучения на Русской земле от проклятых недоверков! чтобы вот так поступали с
полковниками и гетьманом! Да не будет же сего, не будет!
Такие слова перелетали по всем концам. Зашумели запорожцы и почуяли свои
силы. Тут уже не было волнений легкомысленного народа: волновались всё
характеры тяжелые и крепкие, которые не скоро накалялись, но, накалившись,
упорно и долго хранили в себе внутренний жар.
- Перевешать всю жидову! - раздалось из толпы. - Пусть же не шьют из
поповских риз юбок своим жидовкам! Пусть же не ставят значков на святых
пасхах! Перетопить их всех, поганцев, в Днепре!
Слова эти, произнесенные кем-то из толпы, пролетели молнией по всем
головам, и толпа ринулась на предместье с желанием перерезать всех жидов.
Бедные сыны Израиля, растерявши все присутствие своего и без того мелкого
духа, прятались в пустых горелочных бочках, в печках и даже заползывали под
юбки своих жидовок; но козаки везде их находили.
- Ясновельможные паны! - кричал один, высокий и длинный, как палка, жид,
высунувши из кучи своих товарищей жалкую свою рожу, исковерканную страхом.
- Ясновельможные паны! Слово только дайте нам сказать, одно слово! Мы такое
объявим вам, чего еще никогда не слышали, такое важное, что не можно
сказать, какое важное!
- Ну, пусть скажут, - сказал Бульба, который всегда любил выслушать
обвиняемого.
- Ясные паны! - произнес жид. - Таких панов еще никогда не видывано.
Ей-богу, никогда! Таких добрых, хороших и храбрых не было еще на свете!.. -
Голос его замирал и дрожал от страха. - Как можно, чтобы мы думали про
запорожцев что-нибудь нехорошее! Те совсем не наши, те, что арендаторствуют
на Украйне! Ей-богу, не наши! То совсем не жиды: то черт знает что. То
такое, что только поплевать на него, да и бросить! Вот и они скажут то же.
Не правда ли, Шлема, или ты, Шмуль?
- Ей-богу, правда! - отвечали из толпы Шлема и Шмуль в изодранных
яломках, оба белые, как глина.
- Мы никогда еще, - продолжал длинный жид, - не снюхивались с
неприятелями. А католиков мы и знать не хотим: пусть им черт приснится! Мы
с запорожцами, как братья родные...
- Как? чтобы запорожцы были с вами братья? - произнес один из толпы. - Не
дождетесь, проклятые жиды! В Днепр их, панове! Всех потопить, поганцев!
Эти слова были сигналом. Жидов расхватали по рукам и начали швырять в
волны. Жалобный крик раздался со всех сторон, но суровые запорожцы только
смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались на
воздухе. Бедный оратор, накликавший сам на свою шею беду, выскочил из
кафтана, за который было его ухватили, в одном пегом и узком камзоле,
схватил за ноги Бульбу и жалким голосом молил:
- Великий господин, ясновельможный пан! я знал и брата вашего, покойного
Дороша! Был воин на украшение всему рыцарству. Я ему восемьсот цехинов дал,
когда нужно было выкупиться из плена у турка.
- Ты знал брата? - спросил Тарас.
- Ей-богу, знал! Великодушный был пан.
- А как тебя зовут?
- Янкель.
- Хорошо, - сказал Тарас и потом, подумав, обратился к козакам и
проговорил так: - Жида будет всегда время повесить, когда будет нужно, а на
сегодня отдайте его мне. - Сказавши это, Тарас повел его к своему обозу,
возле которого стояли козаки его. - Ну, полезай под телегу, лежи там и не
пошевелись; а вы, братцы, не выпускайте жида.
Сказавши это, он отправился на площадь, потому что давно уже собиралась
туда вся толпа. Все бросили вмиг берег и снарядку челнов, ибо предстоял
теперь сухопутный, а не морской поход, и не суда да козацкие чайки -
понадобились телеги и кони. Теперь уже все хотели в поход, и старые и
молодые; все, с совета всех старшин, куренных, кошевого и с воли всего
запорожского войска, положили идти прямо на Польшу, отмстить за все зло и
посрамленье веры и козацкой славы, набрать добычи с городов, зажечь пожар
по деревням и хлебам, пустить далеко по степи о себе славу. Все тут же
опоясывалось и вооружалось. Кошевой вырос на целый аршин. Это уже не был
тот робкий исполнитель ветреных желаний вольного народа; это был
неограниченный повелитель. Это был деспот, умевший только повелевать. Все
своевольные и гульливые рыцари стройно стояли в рядах, почтительно опустив
головы, не смея поднять глаз, когда кошевой раздавал повеления; раздавал он
их тихо, не вскрикивая, не торопясь, но с расстановкою, как старый, глубоко
опытный в деле козак, приводивший не в первый раз в исполненье разумно
задуманные предприятия.
- Осмотритесь, все осмотритесь, хорошенько! - так говорил он. - Исправьте
возы и мазницы, испробуйте оружье. Не забирайте много с собой одежды: по
сорочке и по двое шаровар на козака да по горшку саламаты и толченого проса
- больше чтоб и не было ни у кого! Про запас будет в возах все, что нужно.
По паре коней чтоб было у каждого козака. Да пар двести взять волов, потому
что на переправах и топких местах нужны будут волы. Да порядку держитесь,
панове, больше всего. Я знаю, есть между вас такие, что чуть бог пошлет
какую корысть, - пошли тот же час драть китайку и дорогие оксамиты себе на
онучи. Бросьте такую чертову повадку, прочь кидайте всякие юбки, берите
одно только оружье, коли попадется доброе, да червонцы или серебро, потому
что они емкого свойства и пригодятся во всяком случае.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34