У фашистского верзилы глаза полезли на лоб, он покраснел, как рак, и, забыв, что он в плену, заорал:
– Не может этого быть, чтобы меня сбила эта девчонка!
– Подумаешь, вояка, не таких сбивали! А с таким растяпой, как ты, и возиться-то нечего! – И, козырнув командиру полка, Соня небрежно сняла с головы шлем.
Русые кудри рассыпались по ее плечам и столько было в ней девичей свежести, что мы залюбовались нашей оружейницей.
– Да вы посмотрите, какая она красавица, – воскликнул кто-то из летчиков. – А мы, лопухи, и не замечали.
Раздался новый взрыв хохота. Фашистский летчик нагнул низко голову и медленно зашагал к автомашине, которая уже стояла наготове к поездке в штаб дивизии. Немец, оказывается, неплохо знал русский язык, а мы морочили тут голову. И вот слова Сони его окончательно доконали.
28 мая был очень удачный день. К десяти часам утра летчики полка сбили шесть самолетов противника. В 12 часов 17 минут наш штаб получил телеграмму:
«В период с 9 до 10 часов утра в районе станицы Запорожской летчики группы подполковника Осипова сбили три „Мессершмитта-109“. Подтверждают наземные войска.
Командир авиадивизии полковник Дзусов.
В эти дни жарких боев на наш сравнительно маленький полевой аэродром садились все подбитые самолеты; «яки», «лавочкины», «аэрокобры». Однажды умудрился сесть и пикировщик Пе-2. Посадку выполнил очень аккуратно, зарулил и остановился вблизи командного пункта. Из кабины вылезает экипаж.
Глянули мы и рты раскрыли: летчик и штурман – девушки, лет двадцати двух, а стрелку-радисту, девчонке, не больше восемнадцати, совсем юное создание.
– Смотрите, девчата с неба свалились! – заорал Серебряков.
– А вы что, ждали нас из преисподней? – оборвала его летчица пикировщика. – Это к тебе ведьма какая-нибудь на метле прилетит. А мы ангелы Марины Расковой. Слышал о таких?
– Ну как, Саша. Теперь ты понял, с кем имеешь дело? – шутили и смеялись мы над Серебряковым.
Девушки отошли в сторону. Слышим командир нападает на стрелка-радиста:
– Какого же ты дьявола не отстреливалась, когда фрицы заходили в атаку? – горячилась летчица.
– Я стреляла, но истребители прикрытия сплоховали. Связались с «мессершмиттами», а «фоке-вульфы» тут как тут. И, пожалуйста, один паразит прорвался.
– Прорвался! А ты куда смотрела, когда он прорвался?
У девушки-стрелка на глазах слезы. Жалко ее нам стало.
– Ну, что вы, девчата, на нее набросились? В бою всякое бывает. Самое главное, вы целы остались и сели хорошо.
Теперь они уже все втроем набросились на нас.
– А вы не лезьте не в свое дело!
– Ну, зачем же нас обижать. Успокойтесь, пойдемте в столовую, перекусим.
Водворился мир и мы вместе пошли в землянку. Выходим, а в это время четверка «спитфайров» ведет над аэродромом бой с четырьмя «фокке-вульфами». На бреющем полете через аэродром пролетает тройка, за ней – вторая штурмовиков Ил-2. Это наш Виктор Савченко сопровождал их на передовую, а теперь ведет домой. На подходе к аэродрому и увязались эти «фокки».
В воздухе грохот пушек. Девчата тоже вышли из землянки, уставились в небо. Наблюдают. «Илы» уже скрылись в направлении своего аэродрома, а «спитфайры» продолжают бой. Но вот истребители разошлись в стороны: немцы подались восвояси, а наши заходят на посадку.
Самолет Савченко сел, пробежал, остановился, но почему-то не рулит к капониру. Мотор продолжает работать. Мы садимся в машину – и к нему.
Савченко в кабине, голова бессильно свесилась на плечо. Я прыгаю на плоскость, открываю фонарь. Виктор без сознания, шея и комбинезон залиты кровью. Мы осторожно вытащили его из кабины, положили в машину и подъехали к командному пункту.
– В чем дело? – встревожился Осипов.
– Савченко тяжело ранен, без сознания.
– Немедленно в санчасть!
Девчата с бомбардировщика молча подходят к нам.
– Это ваше звено ходило на прикрытие? – спрашивает девушка-летчик.
– Наше.
– Вы, ребята, не обижайтесь на нас. Мы не вас имели в виду. А как дерутся ваши, своими глазами видели.
– Где санчасть находится? – спросила штурман пикировщика.
– Тут, недалеко, в станице. На второй улице, направо домов пять пройти.
Девушки ушли в станицу, где-то раздобыли цветов и навестили Виктора Савченко. Оказалось, пуля слегка пробила шею, но он все-таки много потерял крови.
– Если надо, возьмите для переливания нашу кровь, – убеждали Зеню Давидовича девушки, – У нас очень хорошая кровь!
– А разве у советских девушек может быть плохая кровь? – категорически заявил Зеня. – Но сейчас в ней нет надобности, потому что все в порядке.
Савченко потом рассказывал, что, увидя девушек с цветами, сразу почти выздоровел.
– Только шея болела, да и то будто бы меньше.
К вечеру прилетел связной самолет и привез к «петлякову» новый радиатор. Техники быстро поставили его и на следующий день девчата улетели.
– Не обижайтесь на нас! Спасибо за гостеприимство!
В конце июня полк получил приказ сдать «спитфайры», а самим выехать в тыл для переучивания на новые самолеты. «Спитфайры» сдали соседям, за исключением одного звена, которому следовало перелететь на полевой аэродром, находящийся в непосредственной близости от линии фронта и нести там дежурство в, так называемой, засаде.
Это значит, что мы самостоятельно должны были принимать решения и вылетать на обнаруженного визуально противника, или, как говорят летчики, вылетать «по зрячему», уничтожать самолеты-корректировщики, летавшие вдоль линии фронта.
Наше звено перелетело на замаскированный полевой аэродром, точнее не аэродром, а небольшую посадочную площадку.
И началась у нас охота за самолетом-корректировщиком «Фокке-Вульф-189», который попросту называли «рамой». Дежурить в засаде дело не легкое и не очень приятное. Площадка километрах в четырех-пяти от линии фронта. Снаряды летели буквально через головы. В течение дня приходилось раза четыре, иногда и больше переруливать самолеты на новые места, чтобы избежать поражения артиллерийским огнем.
Чуть светает, мы уже на ногах, в полной готовности ждем появления «рамы», чтобы перехватить ее и уничтожить. Как только появлялся в небе немецкий корректировщик, мы тут же поднимались в воздух. Но посадочная площадка была у противника под особым и постоянным наблюдением. Стоит только «спитфайрам» взлететь, как тут же «рама» разворачивалась и поспешно уходила.
Прошла неделя, вторая, Продолжаем дежурить. Систематически, чаще всего на рассвете, иногда днем в воздухе появляется фашистский корректировщик.
И все же мы сбили эту проклятую «раму».
В течение четырех-пяти дней мы внимательно изучали тактику корректировщика и с точностью до минуты записывали время появления «рамы» над линией фронта.
Таким образом, появился график вылетов фашистского самолета.
В один из июльских дней, вечером, все летчики и техники собрались и пришли к единому мнению, что завтра на рассвете в определенный час фашист обязательно должен будет корректировать огонь своей артиллерии.
На том и порешили, А утром, чуть свет, еще в сумерках, подняли пару «спитфайров» и приказали дежурить в стороне от района, где появится «рама».
И действительно, около шести часов утра фашист начал наблюдение за обстреливаемым районом наших войск.
Грохот канонады орудий потряс воздух. Все ясно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63