Условия были следующие.
Губернатор мог покинуть крепость со всеми солдатами и офицерами при оружии, с развернутыми знаменами и под барабан, забрав с собой четыре орудия.
Вся денежная наличность доставалась барону де Пуэнти в качестве главнокомандующего войсками французского короля. Движимое и недвижимое имущество всех отсутствующих или покинувших крепость также становилось собственностью барона де Пуэнти. Жители, пожелавшие остаться в Картахене, сохраняли свое имущество и привилегии – кроме денег, которые надлежало сдать, – и отныне считались подданными короля Франции.
Церкви и монастыри оставались в неприкосновенности.
Испанский губернатор долго воевал за этот последний пункт. Дюкас опасался, что он вызовет кислую гримасу у барона, но тот, внимательно выслушав зачитанный ему вслух документ, согласно кивнул.
Как жаль, что в Картахене 6 мая не оказалось художника, чтобы запечатлеть выход испанцев из крепости! Военный парад являл нелепую в своей торжественности церемонию, одинаково триумфальную как для победителей, так и для побежденных.
Пуэнти, все еще страдавший от раны, велел взгромоздить себя вместе с креслом на коня. По его приказу французские войска выстроились по обе стороны двумя шеренгами лицом друг к другу. Флибустьеров вызвали из лагеря, для того чтобы усилить впечатление.
Из уважения к дамам испанское шествие открыли супруги офицеров в сопровождении детей и рабынь. Элегантно одетые гарнизонные красавицы плыли под зонтиками, которые держали над ними негритянки, – время еще только перевалило за полдень и дождь не капал, но зонтик был символом их общественного положения. Торжественность момента не мешала им стрелять глазами в сторону бравых победителей. Они еще не знали, что Пуэнти разместил при выходе на дорогу заставы с наказом обыскивать всех без исключения. Барон, превозмогая боль от неудобного сидения в кресле верхом, подкручивал усики, обозревая чернооких испанок.
Ближе к трем часам раздалась барабанная дробь и разодетый в пух и прах губернатор показался на лошади во главе своего войска в две тысячи человек, маршировавшего с развевающимися знаменами и штандартами. Он отсалютовал шпагой Пуэнти, тот ответил на приветствие, оба командующих обменялись несколькими вежливыми фразами, после чего граф Уньес де Лас Риос двинулся дальше за знаменосцем. Позади везли четыре орудия, остальные ему пришлось оставить «из-за недостатка тягловой силы».
Вскоре начал накрапывать дождь. Пуэнти велел снять себя с коня: лицезреть процессию гражданских лиц, решивших уйти с войсками, ему было неинтересно. Шествие замедлилось, поскольку на заставах не успевали обыскивать уходивших. Вечером примчался посыльный с сообщением, что у застав участились инциденты, часть гражданских пыталась проскользнуть мимо под покровом темноты.
– Пусть перестанут обыскивать и побыстрее пропустят всех, – распорядился барон. Ему не терпелось войти в покоренный город.
Конец церемонии оказался смыт проливным дождем. Барон приказал отнести себя в кафедральный собор и начать богослужение. Пуэнти восседал в кресле в окружении факельщиков прямо перед аналоем. Испанские певчие драли глотку так, будто славили победу своего оружия, тревожно глядя на плотные ряды французских военных, заполнивших храм. Они обратили внимание, что Пуэнти отвел гардемаринам места, полагавшиеся у испанцев лишь капитанам и адмиралам. В соборе присутствовала делегация флибустьеров. Дюкас добился, чтобы сотне его людей разрешили войти в город; остальным было приказано оставаться под стенами. Естественно, этот запрет вызвал недовольство. Адъютант доложил барону, что разбойники угрожают взять город силой.
– Передайте им следующее...
Офицер отправился объяснять флибустьерам, что их оставили снаружи только из-за того, чтобы не перепугать насмерть жителей Картахены: репутация пиратов говорила сама за себя.
– Однако сия мера – временная. Губернатор поручил мне передать вам, господа, что ваши представители будут присутствовать при подсчете добычи.
После молебна Пуэнти велел отнести себя в ратушу. Начиналась деловая часть операции «Картахена». Барон сам признавал позднее, что главной трудностью для него был сбор золотых и серебряных монет, ювелирных украшений и прочих ценностей:
«Как поступить? Доверить поиск офицерам? Но их было явно мало, чтобы методично обыскать каждый дом, – на это бы ушло полгода. Пустить солдат? Но их самих пришлось бы всякий раз обыскивать. Поверить в порядочность жителей?» Последнее предположение выглядело уже просто смехотворным.
– У меня есть идея, – сказал Дюкас. – Надо объявить, что тем, кто сдаст ценности добровольно, будет оставлена десятая часть. А у тех, кто этого не сделает, заберут все.
– Что ж, неплохая мысль для начала. Но затем ваш метод надо будет усовершенствовать.
Усовершенствование заключалось в следующем. Барон оповестил город, что десять процентов скидки получат и те, кто донесет оккупационным властям о лицах, скрывающих свое имущество или сдавших свои ценности не полностью.
«Желание получить назад эту десятину, страх перед соседями и завистниками, кои увидели для себя случай поживиться и одновременно рассчитаться за прошлые обиды, – все это дало замечательнейшие результаты, так что вскоре дю Тийель, отвечавший за финансовые дела, не успевал принимать деньги и взвешивать драгоценности», – с удовлетворением отмечал Пуэнти.
Над одной из дверей ратуши прибили вывеску: «Казначейство», и туда картахенцы стали сносить свои ценности; им возвращали одну или две десятины (в зависимости от заслуг) и выдавали расписку, которая служила им пропуском, если они желали покинуть город с остатками имущества. Расписки по поручению Пуэнти выдавал Дюкас, Конфискация, начатая 7 мая, продлилась до 19-го. Однако уже через несколько дней один из помощников губернатора Санто-Доминго тихонько предупредил своего шефа:
– По городу ходит навет на вас. Пуэнти всем твердит, что он нисколько не верит в него, но я не удивлюсь, если он же первым и пустил его. Поговаривают, что вы за вознаграждение оставляете испанцам больше положенного.
Дюкас побелел, как полотно. Все, он больше не желает заниматься никакими делами! Хлопнув дверью, он удалился в один из домов предместья. Туда к нему явилась депутация флибустьеров.
– Ваш гнев безусловно справедлив, – сказали они. – Но теперь у нас не осталось никакой возможности узнать, что происходит в казначействе. Попросите, чтобы кого-нибудь из наших допустили присутствовать при подсчете добычи.
Дюкас отправил Пуэнти записку с соответствующей просьбой. Ответ прибыл час спустя: «Моя честность не нуждается в контроле, тем паче со стороны таких бандитов, как флибустьеры. Я дал им слово, и в надлежащий момент они получат сполна свою долю». Дюкас постарался скрыть от своих подчиненных начало, прочтя им лишь последнюю фразу. Однако атмосфера накалялась все больше.
Ректор ордена иезуитов Картахены, худой человек с суровым взглядом, выглядел под стать аскетическому убранству своего кабинета: грубо оштукатуренные стены украшало лишь распятие. Ректор внимательно слушал доклад настоятеля монастыря.
– Мы полагали, что параграф в соглашении о сдаче города относительно церквей и монастырей будет соблюдаться, и поначалу так оно и было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102