Постараюсь не пренебречь никакой малостью и, как только буду готов, выступлю незамедлительно.
Морган намеренно не упомянул об одной детали, побуждавшей его к действию, – о вызове, брошенном им из Пуэрто-Бельо панамскому губернатору: «Через год я приду к вам за своим пистолетом». Меж тем прошло уже семнадцать месяцев. Конечно, блестящий успех заставил бы забыть об «опоздании», – но поход нельзя было откладывать.
Прошла зима, за ней весна 1670 года. Все это время Порт-Ройял не пребывал в дремоте. Деловая жизнь пиратской столицы катилась в темпе, заданном мощным импульсом маракайбской операции. Ямайка ввозила со всей Европы мануфактурные товары и строительные материалы, экспортируя сельскохозяйственную продукцию. Основанные флибустьерами мелкие и средние предприятия не испытывали особых трудностей. Среди толпившихся на рейде купеческих судов то и дело появлялся юркий парусник с торчащими орудиями, и в тот же вечер в тавернах и притонах Порт-Ройяла вспыхивало веселье. Оно, конечно, не шло в сравнение с вакханалией, следовавшей за возвращением крупной экспедиции, но деньги текли в Порт-Ройял постоянно.
В середине июня Морган явился к губернатору с сообщением, что все готово. В ближайшие же дни произошла провокация, о желательности которой настоятельно намекал сэр Томас Модифорд. Факт был злонамеренный, неопровержимый, и Морган был совершенно к нему не причастен. Испанское военное судно высадило на северном берегу Ямайки небольшой отряд, тот сжег несколько хижин и взял пленников. 29 июня собранный Модифордом Совет острова единодушно принял резолюцию о выдаче Моргану поручительства для борьбы с испанскими войсками на суше и на море, а также для «совершения любых деяний, потребных для сохранения спокойствия и процветания владений Его Величества в Вест-Индии».
5 июля некий испанский капитан, присвоивший себе титул «адмирала по борьбе с англичанами», прибил на дереве, росшем на западной оконечности Ямайки, записку, в которой брал на себя ответственность за совершенные три недели назад бесчинства, а также провоцировал флибустьерского адмирала попробовать справиться с ним. Морган отдал приказ о мобилизации.
Большой сбор возле Коровьего острова накануне отплытия армады к Панаме не походил на приготовления союзников на британском берегу к высадке в Нормандии во второй мировой войне. Однако не следует и преуменьшать его масштабы. Участники были охвачены возбужденным ожиданием большого дела, всем не терпелось услышать приказ командования. Два десятка кораблей вышли из Порт-Ройяла, другие присоединились к ним во время остановки в Порт-Гогоне на южном берегу Санто-Доминго. Что ни день туда подходили новые суда. Гавань являла собой удивительное зрелище: одни суда стояли на якоре посреди бухты, другие лежали на боку, на прибрежном песке, на третьих чинили такелаж, поднимали и опускали паруса. На сбегавшем к морю широком лугу появились шатры и хижины, сколоченные из досок или сложенные из пальмовых ветвей; дымились очаги. И море, и суша кишели народом.
Корабли лежали на песке. Они не были выброшены на берег ветром или течением – каждый экипаж «килевал» свое судно. Эта деликатная операция заключалась в том, чтобы, положив судно на один бок, поднять второй из воды. Люди скребли по очереди половину корпуса, освобождая его от цепкого нароста водорослей и ракушек, проверяли водонепроницаемость, заменяли негодные куски обшивки, конопатили и смолили. Божественный запах смолы, милый сердцу каждого старого моряка, витал над лагерем, смешиваясь с ароматом плодов и деревьев, с дымком заготавливаемого впрок букана. Морган распорядился тщательно отдраить подводные части всех судов без исключения: он хотел, чтобы в решающий час корпуса скользили, как рыба в воде; по его же приказу почти ежедневно барки с охотниками отходили к побережью Эспаньолы – стрелять диких свиней и ловить быков, которых доставляли на Коровий остров, забивали, разделывали, солили и коптили. «Береговые братья» знали толк в искусстве буканьерства, им было по сердцу давнее ремесло флибустьеров, и, сидя у костров, они пели старинные песни.
На рейд прибывали не только французские пираты с Тортуги, но и припозднившиеся англичане, разметанные бурей по пути с Ямайки на Санто-Доминго. Одно из судов было встречено особыми почестями, а его капитан удостоен криков «Виват!». Дело в том, что прибитый бурей к западной оконечности Кубы корабль вошел в маленькую бухточку, а там оказался отряд испанцев под командованием Риверо Пардала, автора той самой дерзкой записки, прибитой к дереву на Ямайке. Во время короткой стычки пистолетная пуля отправила Пардала к праотцам.
А на следующий день торжественная встреча ожидала другого капитана, который привел под конвоем груженное кукурузой испанское купеческое судно, перехваченное в пятидесяти милях от острова. Груз был уложен в трюмы вместе с копченым мясом. Моргану хотелось иметь как можно больший запас провизии:
– Необходимо будет кормиться в течение всего похода, я не желаю обременять себя добыванием провианта во время баталии.
Капитаны четырех судов получили приказ:
– Вам надлежит отправиться завтра в Ранчерию, испанцы свозят туда кукурузу.
Ранчерия расположена не на Антильских островах, а на побережье Южной Америки, недалеко от Картахены. Тысяча морских миль туда и обратно. Четверо капитанов понимали, что вряд ли стоило пускаться в столь дальний путь из-за кукурузы, которую к тому же флибустьеры успели запасти. Однако из дальнейших указаний Моргана им стало ясно, что дело не только в кукурузе: необходимо было взять испанских пленников и вызнать у них сведения о панамских укреплениях. Важно было также убедиться, не готовят ли испанцы операцию против Ямайки.
– Ежели таковая не готовится, я заставлю пленных утверждать обратное. Они поклянутся в этом перед свидетелями и собственноручно подтвердят на бумаге, – без обиняков заявил командующий.
Предосторожность на случай, если предыдущие провокации покажутся Модифорду и Лондону недостаточными.
6 октября восходящее солнце окрасилось в ржавый цвет, птицы замолкли, на море наступил мертвый штиль. Час спустя деревья согнулись в три погибели от ураганного ветра, хлынул проливной дождь, и Карибское море, закипев, обрушилось на берег. Почти все стоявшие на якоре корабли были выброшены на сушу, многие получили серьезные повреждения. А на следующее утро ласковое солнце как ни в чем не бывало освещало картину опустошения. Ремонт повреждений занял добрых три недели.
Четыре корабля, посланные в Ранчерию, не возвращались. Что с ними – потонули, захвачены в плен или же их капитаны взяли такую огромную добычу, что решили отныне действовать самостоятельно? Морган едва скрывал беспокойство.
Наконец сигнальщик адмиральского флагмана – это был бывший «Летучий змей», переименованный Морганом в «Сатисфекшн» («Удовлетворение»), – закричал, что видит четыре паруса. Это возвращались блудные дети пиратского адмирала.
Морган еще раз прочел приложенный к поручительству «наказ». Документ предписывал ему взять город Сантьяго-де-Куба, перебить там всех рабов мужского пола, а женщин-рабынь отправить на Ямайку, с пленниками же обращаться хорошо и «превзойти испанцев цивильным обхождением и милосердием».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Морган намеренно не упомянул об одной детали, побуждавшей его к действию, – о вызове, брошенном им из Пуэрто-Бельо панамскому губернатору: «Через год я приду к вам за своим пистолетом». Меж тем прошло уже семнадцать месяцев. Конечно, блестящий успех заставил бы забыть об «опоздании», – но поход нельзя было откладывать.
Прошла зима, за ней весна 1670 года. Все это время Порт-Ройял не пребывал в дремоте. Деловая жизнь пиратской столицы катилась в темпе, заданном мощным импульсом маракайбской операции. Ямайка ввозила со всей Европы мануфактурные товары и строительные материалы, экспортируя сельскохозяйственную продукцию. Основанные флибустьерами мелкие и средние предприятия не испытывали особых трудностей. Среди толпившихся на рейде купеческих судов то и дело появлялся юркий парусник с торчащими орудиями, и в тот же вечер в тавернах и притонах Порт-Ройяла вспыхивало веселье. Оно, конечно, не шло в сравнение с вакханалией, следовавшей за возвращением крупной экспедиции, но деньги текли в Порт-Ройял постоянно.
В середине июня Морган явился к губернатору с сообщением, что все готово. В ближайшие же дни произошла провокация, о желательности которой настоятельно намекал сэр Томас Модифорд. Факт был злонамеренный, неопровержимый, и Морган был совершенно к нему не причастен. Испанское военное судно высадило на северном берегу Ямайки небольшой отряд, тот сжег несколько хижин и взял пленников. 29 июня собранный Модифордом Совет острова единодушно принял резолюцию о выдаче Моргану поручительства для борьбы с испанскими войсками на суше и на море, а также для «совершения любых деяний, потребных для сохранения спокойствия и процветания владений Его Величества в Вест-Индии».
5 июля некий испанский капитан, присвоивший себе титул «адмирала по борьбе с англичанами», прибил на дереве, росшем на западной оконечности Ямайки, записку, в которой брал на себя ответственность за совершенные три недели назад бесчинства, а также провоцировал флибустьерского адмирала попробовать справиться с ним. Морган отдал приказ о мобилизации.
Большой сбор возле Коровьего острова накануне отплытия армады к Панаме не походил на приготовления союзников на британском берегу к высадке в Нормандии во второй мировой войне. Однако не следует и преуменьшать его масштабы. Участники были охвачены возбужденным ожиданием большого дела, всем не терпелось услышать приказ командования. Два десятка кораблей вышли из Порт-Ройяла, другие присоединились к ним во время остановки в Порт-Гогоне на южном берегу Санто-Доминго. Что ни день туда подходили новые суда. Гавань являла собой удивительное зрелище: одни суда стояли на якоре посреди бухты, другие лежали на боку, на прибрежном песке, на третьих чинили такелаж, поднимали и опускали паруса. На сбегавшем к морю широком лугу появились шатры и хижины, сколоченные из досок или сложенные из пальмовых ветвей; дымились очаги. И море, и суша кишели народом.
Корабли лежали на песке. Они не были выброшены на берег ветром или течением – каждый экипаж «килевал» свое судно. Эта деликатная операция заключалась в том, чтобы, положив судно на один бок, поднять второй из воды. Люди скребли по очереди половину корпуса, освобождая его от цепкого нароста водорослей и ракушек, проверяли водонепроницаемость, заменяли негодные куски обшивки, конопатили и смолили. Божественный запах смолы, милый сердцу каждого старого моряка, витал над лагерем, смешиваясь с ароматом плодов и деревьев, с дымком заготавливаемого впрок букана. Морган распорядился тщательно отдраить подводные части всех судов без исключения: он хотел, чтобы в решающий час корпуса скользили, как рыба в воде; по его же приказу почти ежедневно барки с охотниками отходили к побережью Эспаньолы – стрелять диких свиней и ловить быков, которых доставляли на Коровий остров, забивали, разделывали, солили и коптили. «Береговые братья» знали толк в искусстве буканьерства, им было по сердцу давнее ремесло флибустьеров, и, сидя у костров, они пели старинные песни.
На рейд прибывали не только французские пираты с Тортуги, но и припозднившиеся англичане, разметанные бурей по пути с Ямайки на Санто-Доминго. Одно из судов было встречено особыми почестями, а его капитан удостоен криков «Виват!». Дело в том, что прибитый бурей к западной оконечности Кубы корабль вошел в маленькую бухточку, а там оказался отряд испанцев под командованием Риверо Пардала, автора той самой дерзкой записки, прибитой к дереву на Ямайке. Во время короткой стычки пистолетная пуля отправила Пардала к праотцам.
А на следующий день торжественная встреча ожидала другого капитана, который привел под конвоем груженное кукурузой испанское купеческое судно, перехваченное в пятидесяти милях от острова. Груз был уложен в трюмы вместе с копченым мясом. Моргану хотелось иметь как можно больший запас провизии:
– Необходимо будет кормиться в течение всего похода, я не желаю обременять себя добыванием провианта во время баталии.
Капитаны четырех судов получили приказ:
– Вам надлежит отправиться завтра в Ранчерию, испанцы свозят туда кукурузу.
Ранчерия расположена не на Антильских островах, а на побережье Южной Америки, недалеко от Картахены. Тысяча морских миль туда и обратно. Четверо капитанов понимали, что вряд ли стоило пускаться в столь дальний путь из-за кукурузы, которую к тому же флибустьеры успели запасти. Однако из дальнейших указаний Моргана им стало ясно, что дело не только в кукурузе: необходимо было взять испанских пленников и вызнать у них сведения о панамских укреплениях. Важно было также убедиться, не готовят ли испанцы операцию против Ямайки.
– Ежели таковая не готовится, я заставлю пленных утверждать обратное. Они поклянутся в этом перед свидетелями и собственноручно подтвердят на бумаге, – без обиняков заявил командующий.
Предосторожность на случай, если предыдущие провокации покажутся Модифорду и Лондону недостаточными.
6 октября восходящее солнце окрасилось в ржавый цвет, птицы замолкли, на море наступил мертвый штиль. Час спустя деревья согнулись в три погибели от ураганного ветра, хлынул проливной дождь, и Карибское море, закипев, обрушилось на берег. Почти все стоявшие на якоре корабли были выброшены на сушу, многие получили серьезные повреждения. А на следующее утро ласковое солнце как ни в чем не бывало освещало картину опустошения. Ремонт повреждений занял добрых три недели.
Четыре корабля, посланные в Ранчерию, не возвращались. Что с ними – потонули, захвачены в плен или же их капитаны взяли такую огромную добычу, что решили отныне действовать самостоятельно? Морган едва скрывал беспокойство.
Наконец сигнальщик адмиральского флагмана – это был бывший «Летучий змей», переименованный Морганом в «Сатисфекшн» («Удовлетворение»), – закричал, что видит четыре паруса. Это возвращались блудные дети пиратского адмирала.
Морган еще раз прочел приложенный к поручительству «наказ». Документ предписывал ему взять город Сантьяго-де-Куба, перебить там всех рабов мужского пола, а женщин-рабынь отправить на Ямайку, с пленниками же обращаться хорошо и «превзойти испанцев цивильным обхождением и милосердием».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102