Сообразив, в чем дело, Лао Тсин зашел без всякого стеснения со спинку эбенового кресла, оказавшего уже услугу новому Квангу, принял там от импровизированного лакея портфель, который тот держал под подносом, и сунул его во внутренний карман своего китайского наряда. Потом, как ни в чем не бывало, банкир взял бокал с шербетом и начал отпивать его по капле, мешая в бокале ложечкой. Он даже простер свою находчивость до того, что велел поднести бокал превосходного шампанского генеральному прокурору, не найдя только нужным предложить то же самое двум ненавистным ему посетителям, которые отчаянно обмахивались от духоты носовыми платками.
Когда бокал был подан исполнителю закона, Лао Тсин обратился к нему с вопросом:
– Могу я узнать, чему обязан случаем видеть вас у себя не как уважаемого гостя, любезность которого всем известна, но как исполнителя закона?
– Лао Тсин, – отвечал важно и вместе с тем приветливо прокурор, – то, что я делаю в эти минуты, не исключает нисколько моего обычного уважения к вам… Несколько преступников бежали из французской колонии в Нумеа, и мне дано знать, что они находятся здесь, в Батавии; поэтому я признал сообразным с законом произвести розыск их между вашими уважаемыми гостями, среди которых они легко могут скрыться, пользуясь их многочисленностью.
Тут прокурор заметил подходящего к нему «маркиза де Сен-Фюрси» и сказал ему:
– Господин маркиз, потрудитесь указать нам среди этих почтенных посетителей тех, которые преступили закон нашего отечества.
– Вот они, я узнаю их! – воскликнул сыщик, указывая на трех китайцев, стоявших в толпе гостей. – Это китайцы Лу, Кванг и Чанг, бежавшие ссыльные из Нумеа, и я прошу вас, господин прокурор, немедленно арестовать их и отправить на французский фрегат «Бдительный» для предания их в руки французских властей!
– Господа, – обратился прокурор к трем китайцам, – что вы можете на это сказать?
– Мы не знаем этого человека и решительно не понимаем его обвинения, – был короткий ответ.
В толпе гостей послышался протест, так как все давно знали этих трех китайцев, всегда сопутствовавших прежнему важному гостю, восседавшему на вечерах банкира в эбеновом кресле.
Однако прокурор не обратил на это никакого внимания и, обернувшись к дверям в прихожую, сказал, немного возвысив голос:
– Стража, отведите этих трех человек под предварительный арест!.. Это все, господин маркиз де Сен-Фюрси?
– Нет, господин прокурор, вот еще четвертый! – воскликнул Гроляр, заметив среди посетителей и Бартеса. – Но я не ожидал, что увижу его в этом новом костюме, хотя он и способен на всякие переодевания и роли! Я прошу вас арестовать также и этого человека, потому что он не кто иной, как Эдмон Бартес, бежавший из той же французской колонии ссыльных!
– Что вы на это скажете? – спросил прокурор Бартеса.
– Этот человек лжет! – ответил с презрением «американец». – Я – Фредерик Робинсон, командир «Гудзона», военного судна, принадлежащего Соединенным Штатам, на что у меня имеются должные бумаги, хранящиеся в командирской каюте на судне.
– Все-таки я обязан подвергнуть вас предварительному аресту, до разбора вашего дела, – объявил ему прокурор.
– Я протестую, для чего обращусь к моему консулу! – энергично заявил «американский моряк».
– Запишите протест, пристав! – обратился прокурор к стоящему позади него чиновнику, после чего продолжал: – Завтра утром, милостивый государь, ваш консул решит ваше дело.
– Он называет себя американцем, – вмешался Гроляр, – хорошо! Заставьте его, господин прокурор, говорить по-английски, и мы увидим, осмелится ли он сделать это без опасения стать посмешищем всех находящихся здесь лиц, свободно владеющих этим языком!
Этот аргумент, непредвиденный, может быть, и Бартесом, произвел такое сильное впечатление на всех присутствующих в зале, что кое-где раздался смех как одобрение «маркизу де Сен-Фюрси», и Эдмон Бартес в роли американского моряка в эту минуту едва ли нашел бы себе какого-нибудь сторонника и защитника среди гостей банкира. Но прокурор обошел молчанием предложение парижского сыщика, найдя его, вероятно, неделикатным, и ограничился своим обычным вопросом, обращенным к Гроляру:
– Все ли теперь, господин маркиз?
– Все! – ответил тот. – Я не вижу более никого из известных мне лиц в этом зале.
– Стража! – заключил прокурор. – Отведите этих четырех человек в форт Хаутмана. Завтра их дело будет рассмотрено в заседании Высшего Суда, причем им предоставляется право выбрать себе защитников.
Лао Тсин мог бы поставить «маркиза де Сен-Фюрси» в большое затруднение, шепнув Бартесу, что у сыщика нет уже официальных бумаг, которые в давке у подъезда успел вытащить у него из кармана главарь воров, и Бартесу стоило бы тогда только спросить прокурора, на основании каких бумаг его арестуют, и потребовать, чтобы ему показали эти бумаги немедленно; тогда сыщик был бы на глазах у всех посрамлен за невозможность показать то, чего у него больше не было. Но Лао Тсин должен был отказаться от своей мысли, так как увидел в ней нечто опасное для себя и своих друзей: не найдя более с собой своих бумаг и вспомнив, что его порядочно помяли в давке у подъезда, Гроляр мог догадаться, в чем дело, и потребовать обыска у всех гостей, не исключая, конечно, и хозяина. И он решил, что лучше будет все отложить до завтра, когда соберется суд для разбора дела арестованных: тогда потребуют и от «маркиза де Сен-Фюрси» предъявления его официальных полномочий, – и вот тогда он будет торжественно и безвозвратно посрамлен! Его немедленно заподозрят в бесчестной интриге, в предъявлении в первый раз фальшивых бумаг, которые он не смеет теперь вторично показать самому суду, – и ему останется только поскорее со стыдом уехать из Батавии! Наконец, нужно еще удостовериться, все ли необходимые бумаги находятся в похищенном портфеле? Все это надо рассмотреть на досуге, в уединении, и потом бросить в огонь добычу, представленную ему главарем воровской шайки.
Приняв такое решение, Лао Тсин ограничился тем, что шепнул арестованным, когда они проходили мимо:
– Не беспокойтесь, все кончится в нашу пользу.
XII
Генерал-губернатор, потревоженный среди ночи. – Предупредительная пушка и прокурор. – Птицы вылетели из клетки. – «Украли!» – Работа на телеграфной проволоке и что из этого вышло. – Упорные американцы. – «Что-то будет?»
– Что-то будет завтра?! – восклицал каждый, бывший свидетелем внезапного ареста трех китайцев и американского капитана Фреда Робинсона. Но оказалось, что о завтрашнем дне рано было думать, – ночь готовила еще сюрприз, и даже более громкий, чем только что совершившийся арест четырех названных лиц.
Когда Уолтер Дигби, командир другого американского броненосца, узнал об аресте своего товарища, он пришел в страшную ярость и тотчас же приступил к решительным мерам: заступив на место арестованного командира «Гудзона», он велел приготовить к атаке оба броненосца и сначала отправился к американскому консулу, которого разбудил насильно и повел с собой к генерал-губернатору. Войдя затем и к нему точно так же, несмотря ни на что и не дав ему времени даже одеться порядком, он сказал этому сановнику голосом, полным негодования, и без всяких церемоний и титулов, принятых в подобных случаях:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128