Даже вешалку с плечиками для шинелей не забыли.
Но Малиновский не разделся и не присел. Это была своего рода демонстрация недовольства не только настоящим, но и перспективой ракетной техники. Однако во время доклада он задал два вопроса: зачем три ступени и где упадут две первые? Потом спросил, почему третью ступень надо тормозить, где и каким образом. Мишин объяснил очень доходчиво, и маршал, казалось, понял. На плакатах были изображены также объекты «Десна» и «Долина» — будущие шахтные позиционные районы стартовых ракетных комплексов Р-9. Только я начал со всем красноречием рассказывать о космическом разведчике «Зенит», как подошедший адъютант доложил, что на «сорок первой» объявлена часовая готовность и пора ехать туда на пуск Р-16.
В ответ Малиновский зло бросил:
— Ничего, у них еще часа на два задержка будет, потом опять отменят.
Я даже успел рассказать о фотооборудовании и неожиданно получил вопрос:
— А фокус в полете меняете?
«Зенит» и рассказ о его перспективах явно понравились. Но когда я сказал, что мы способны обнаружить концентрацию и передвижение бронетанковых соединений, министр обороны резонно заметил:
— Пока вы проявите пленку, разберетесь, где свои, где чужие, пока доложите, танки уже далеко уйдут.
Он был прав. С тех пор прошло более трех десятков лет. Наша телевизионная техника позволяет передавать данные разведки прямо из космоса в реальном масштабе времени, без возврата на Землю кассеты с фотопленкой.
От «Зенита» снова вернули маршала к лежащей на транспортной тележке Р-9. Показывая на сопла двигателя, он спросил:
— Вот здесь и горит?
Мишин подтвердил, но не преминул сказать, что горит выше, в камере, а через эти сопла вылетают газы — продукты сгорания.
— Почему новый мотор взяли? Вот, рядом, проверенный. Глушко мне говорил, что очень надежный мотор.
Тут маршал показал на лежащий рядом для сравнения пакет 8К74. Видимо, утренний пуск этой машины произвел свое действие. Не дожидаясь конца длинного ответа Мишина, маршал, впервые улыбнувшись, поблагодарил, пожал всем руки:
— Вы ведь остаетесь. А вы, военная интеллигенция? Или там другой главный конструктор и тот пуск вас не касается?
Наконец, после многих перепроверок пуск Р-16 тоже прошел нормально. Учитывая опыт предыдущего пуска на 31-й, во избежание конфуза здесь решили построение расчета не проводить.
Получив сообщение об удачном пуске Р-16, мы отправились в столовую. Должен же маршал после двух таких трудных дней проверить и работу «маршальской» столовой. Утром во время завтрака нас предупредили, что обед, если заедет маршал, будет особый.
Несмотря на такую моральную подготовку, мы были потрясены. Перед каждым прибором в корочке кожаного переплета лежало меню. Мы читали его, как сказку: «Икра кетовая зернистая, севрюга заливная, усач холодного копчения, балык осетровый, спинка кетовая с лимоном, шпроты с лимоном, крабы с горошком под майонезом, ростбиф, ветчина с хреном, салат столичный из кур, грибы с луком, редиска в сметане, творог, сметана, борщ московский, лапша домашняя, суп с севрюгой, судак по-польски, поджарка из телятины, курица отварная, лангет с жареным картофелем и огурцом, котлеты по-киевски, блинчики с вареньем, блинчики со сметаной, кофе черный, кофе с молоком, чай с лимоном, чай с вареньем». Фрукты -апельсины, яблоки, виноград — громоздились в хрустальных вазах на столе. Минеральные напитки были всяких сортов, включая лечебные «Ессентуки».
Мы начали соревнование на число опробованных блюд. Кто-то высказал сожаление, что в меню не включены некоторые полезные для нашей деятельности компоненты.
— При маршале — ни-ни! У нас строжайший сухой закон на эти дни, — предупредил офицер военторга.
Маршал Малиновский так и не удостоил нашу столовую своим посещением.
Я старался отдать должное самьм привлекательным закускам и блюдам «про запас», но так и не смог израсходовать на «все про все» более трех рублей. Кто-то похвалился, что съел на целую пятерку. Цены были действительно по теперешним временам фантастические: эталоном служила цена самой дорогой закуски — зернистой икры. Порция, вполне приличная по объему, стоила всего 47 копеек.
После такого обеда ужинать было невозможно. Мы явились в столовую только на следующий день для завтрака. Сказочное великолепие исчезло. Нас встретили не московские красавицы, а давно знакомые официантки. Тем не менее мы сочли, что усиленное питание последних двух дней явилось хорошей компенсацией за треволнения в связи со смотром.
Перебирая свой архив, я обнаружил пожелтевший документ, который при ближайшем изучении оказался меню на 29.11.61 года столовой № 5 «люкс» 2-й площадки. Меню в качестве сувенира было похищено мною тридцать шесть лет назад. Мои более молодые товарищи сочли, что документ представляет большую историческую ценность, благо он заверен подписями завстоловой, калькулятором и завпроизводством.
Отлет маршала Малиновского не принес облегчения испытателям. Пришлось разбирать приборный отсек, чтобы заменить отказавшее запоминающее устройство (ЗУ), искать обрыв в температурном датчике и устранять еще пять каких-то замечаний.
Устранили, собрали — снова подключили к испытательным пультам. Пока «чикаются» с приборным отсеком, шар спускаемого аппарата отправляем в барокамеру.
3 декабря наконец стыкуем и впервые собираем полностью весь разведывательный корабль. Начинаем включать системы после сборки и убеждаемся в катастрофическом падении мощности передатчика КРЛ. Опять начинается разборка, замена и повторение испытаний в барокамере.
8 декабря закончены все повторные испытания, перепайки и замены. Пристыковали и подсоединили ТДУ — тормозную двигательную установку. Заправили азотом баллоны «Чайки».
Председателя Госкомиссии по «Зениту-2» генерала Керимова я знал уже давно. В чине капитана он был моим подчиненным в институте «Рабе» в 1945 году. Мы с ним легко нашли общий язык, тем более что никакого более высокого начальства, способного забить клин между нами, на полигоне в это время не было.
«Подбив бабки» на очень спокойной Госкомиссии, мы назначили пуск на 11 декабря.
В этот день с утра стоял сильный и редкий для этих мест туман. От бункера не видна находящаяся в 150 метрах стартовая позиция. Перископы бесполезны. Вся надежда на информацию от Аркадия Осташева, которого отправили на первый измерительный пункт (ИП) с поручением приставить к каждой телеметрической трубке по «четыре глаза» и обо всем докладывать нам в бункер «в реальном времени».
В 12 часов 40 минут окружавший перископы туман загрохотал и из серого стал розовьм. Старт прошел нормально.
С напряжением слушаем доклады от НИПов — наземных измерительных пунктов. Первый уже доложил, что все прошло нормально. Вошли в связь Енисейск и Сарышаган. Включился и работает двигатель третьей ступени. Теперь бы только дотянуть до 690-й секунды, там по расчету должно пройти отделение.
На 410-й секунде спокойный уверенный голос Осташева сорвался почти на крик:
— Падение давления в камере!
— Давление на нуле!
Две секунды напряженной тишины. Бункер, набитый испытателями и разработчиками, замер.
И уже не оставляющий никаких надежд доклад:
— Прием по всем средствам прекращен.
Столько вложено труда и столько надежд было связано с этим первым космическим разведчиком, а подвела нас все та же «семерка» с индексом 8А92, которой мы доверяем жизни космонавтов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
Но Малиновский не разделся и не присел. Это была своего рода демонстрация недовольства не только настоящим, но и перспективой ракетной техники. Однако во время доклада он задал два вопроса: зачем три ступени и где упадут две первые? Потом спросил, почему третью ступень надо тормозить, где и каким образом. Мишин объяснил очень доходчиво, и маршал, казалось, понял. На плакатах были изображены также объекты «Десна» и «Долина» — будущие шахтные позиционные районы стартовых ракетных комплексов Р-9. Только я начал со всем красноречием рассказывать о космическом разведчике «Зенит», как подошедший адъютант доложил, что на «сорок первой» объявлена часовая готовность и пора ехать туда на пуск Р-16.
В ответ Малиновский зло бросил:
— Ничего, у них еще часа на два задержка будет, потом опять отменят.
Я даже успел рассказать о фотооборудовании и неожиданно получил вопрос:
— А фокус в полете меняете?
«Зенит» и рассказ о его перспективах явно понравились. Но когда я сказал, что мы способны обнаружить концентрацию и передвижение бронетанковых соединений, министр обороны резонно заметил:
— Пока вы проявите пленку, разберетесь, где свои, где чужие, пока доложите, танки уже далеко уйдут.
Он был прав. С тех пор прошло более трех десятков лет. Наша телевизионная техника позволяет передавать данные разведки прямо из космоса в реальном масштабе времени, без возврата на Землю кассеты с фотопленкой.
От «Зенита» снова вернули маршала к лежащей на транспортной тележке Р-9. Показывая на сопла двигателя, он спросил:
— Вот здесь и горит?
Мишин подтвердил, но не преминул сказать, что горит выше, в камере, а через эти сопла вылетают газы — продукты сгорания.
— Почему новый мотор взяли? Вот, рядом, проверенный. Глушко мне говорил, что очень надежный мотор.
Тут маршал показал на лежащий рядом для сравнения пакет 8К74. Видимо, утренний пуск этой машины произвел свое действие. Не дожидаясь конца длинного ответа Мишина, маршал, впервые улыбнувшись, поблагодарил, пожал всем руки:
— Вы ведь остаетесь. А вы, военная интеллигенция? Или там другой главный конструктор и тот пуск вас не касается?
Наконец, после многих перепроверок пуск Р-16 тоже прошел нормально. Учитывая опыт предыдущего пуска на 31-й, во избежание конфуза здесь решили построение расчета не проводить.
Получив сообщение об удачном пуске Р-16, мы отправились в столовую. Должен же маршал после двух таких трудных дней проверить и работу «маршальской» столовой. Утром во время завтрака нас предупредили, что обед, если заедет маршал, будет особый.
Несмотря на такую моральную подготовку, мы были потрясены. Перед каждым прибором в корочке кожаного переплета лежало меню. Мы читали его, как сказку: «Икра кетовая зернистая, севрюга заливная, усач холодного копчения, балык осетровый, спинка кетовая с лимоном, шпроты с лимоном, крабы с горошком под майонезом, ростбиф, ветчина с хреном, салат столичный из кур, грибы с луком, редиска в сметане, творог, сметана, борщ московский, лапша домашняя, суп с севрюгой, судак по-польски, поджарка из телятины, курица отварная, лангет с жареным картофелем и огурцом, котлеты по-киевски, блинчики с вареньем, блинчики со сметаной, кофе черный, кофе с молоком, чай с лимоном, чай с вареньем». Фрукты -апельсины, яблоки, виноград — громоздились в хрустальных вазах на столе. Минеральные напитки были всяких сортов, включая лечебные «Ессентуки».
Мы начали соревнование на число опробованных блюд. Кто-то высказал сожаление, что в меню не включены некоторые полезные для нашей деятельности компоненты.
— При маршале — ни-ни! У нас строжайший сухой закон на эти дни, — предупредил офицер военторга.
Маршал Малиновский так и не удостоил нашу столовую своим посещением.
Я старался отдать должное самьм привлекательным закускам и блюдам «про запас», но так и не смог израсходовать на «все про все» более трех рублей. Кто-то похвалился, что съел на целую пятерку. Цены были действительно по теперешним временам фантастические: эталоном служила цена самой дорогой закуски — зернистой икры. Порция, вполне приличная по объему, стоила всего 47 копеек.
После такого обеда ужинать было невозможно. Мы явились в столовую только на следующий день для завтрака. Сказочное великолепие исчезло. Нас встретили не московские красавицы, а давно знакомые официантки. Тем не менее мы сочли, что усиленное питание последних двух дней явилось хорошей компенсацией за треволнения в связи со смотром.
Перебирая свой архив, я обнаружил пожелтевший документ, который при ближайшем изучении оказался меню на 29.11.61 года столовой № 5 «люкс» 2-й площадки. Меню в качестве сувенира было похищено мною тридцать шесть лет назад. Мои более молодые товарищи сочли, что документ представляет большую историческую ценность, благо он заверен подписями завстоловой, калькулятором и завпроизводством.
Отлет маршала Малиновского не принес облегчения испытателям. Пришлось разбирать приборный отсек, чтобы заменить отказавшее запоминающее устройство (ЗУ), искать обрыв в температурном датчике и устранять еще пять каких-то замечаний.
Устранили, собрали — снова подключили к испытательным пультам. Пока «чикаются» с приборным отсеком, шар спускаемого аппарата отправляем в барокамеру.
3 декабря наконец стыкуем и впервые собираем полностью весь разведывательный корабль. Начинаем включать системы после сборки и убеждаемся в катастрофическом падении мощности передатчика КРЛ. Опять начинается разборка, замена и повторение испытаний в барокамере.
8 декабря закончены все повторные испытания, перепайки и замены. Пристыковали и подсоединили ТДУ — тормозную двигательную установку. Заправили азотом баллоны «Чайки».
Председателя Госкомиссии по «Зениту-2» генерала Керимова я знал уже давно. В чине капитана он был моим подчиненным в институте «Рабе» в 1945 году. Мы с ним легко нашли общий язык, тем более что никакого более высокого начальства, способного забить клин между нами, на полигоне в это время не было.
«Подбив бабки» на очень спокойной Госкомиссии, мы назначили пуск на 11 декабря.
В этот день с утра стоял сильный и редкий для этих мест туман. От бункера не видна находящаяся в 150 метрах стартовая позиция. Перископы бесполезны. Вся надежда на информацию от Аркадия Осташева, которого отправили на первый измерительный пункт (ИП) с поручением приставить к каждой телеметрической трубке по «четыре глаза» и обо всем докладывать нам в бункер «в реальном времени».
В 12 часов 40 минут окружавший перископы туман загрохотал и из серого стал розовьм. Старт прошел нормально.
С напряжением слушаем доклады от НИПов — наземных измерительных пунктов. Первый уже доложил, что все прошло нормально. Вошли в связь Енисейск и Сарышаган. Включился и работает двигатель третьей ступени. Теперь бы только дотянуть до 690-й секунды, там по расчету должно пройти отделение.
На 410-й секунде спокойный уверенный голос Осташева сорвался почти на крик:
— Падение давления в камере!
— Давление на нуле!
Две секунды напряженной тишины. Бункер, набитый испытателями и разработчиками, замер.
И уже не оставляющий никаких надежд доклад:
— Прием по всем средствам прекращен.
Столько вложено труда и столько надежд было связано с этим первым космическим разведчиком, а подвела нас все та же «семерка» с индексом 8А92, которой мы доверяем жизни космонавтов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172