Вечером Садыка вызвал лейтенант. Через полчаса они, одиннадцать разведчиков, уже стояли у самой воды возле небольшого плота и глядели на смутно черневший среди реки островок. Было так тихо, что у ног слышался непрерывный плеск речной струи.
— Проверим,— говорил лейтенант, указывая на островок.— Может, он и пустой, хотя немцы не дураки. Всем соблюдать предельную осторожность.
Они спустили плот на воду и вскоре достигли островка. Низенькие кусты шумели под ветром. Идти было трудно, ноги вязли в мокром песке. И вдруг из зарослей ударили несколько автоматов. Двое разведчиков тут же упали; остальные, попав в безвыходное положение, бросились вперед. Немецкие автоматчики поднялись навстречу, пошла рукопашная. На Садыка налетел огромный верзила, хрипя в ярости непонятные
ругательства. Садык схватил его за ремень и за плечо, сбил с ног, придавил, ударил кинжалом в грудь, да так, что лезвие не шло обратно. Рядом упал лейтенант — его стукнули прикладом по голове,— коротко простонал и умолк.
Садык огляделся. Рукопашная шла у воды, немцев было больше, и они теснили его товарищей.
Схватив автомат за дуло, Садык бросился к фашисту, уложившему лейтенанта, но тот опередил, своим автоматом выбил оружие из рук Садыка. Тогда Садык и сцепился с ним. Немец упал, увлекая его за собой. Они катались по сырому песку, колотя друг друга, лица обоих были залиты кровью. Наконец фашист оказался сверху и, улучив мгновение, замахнулся кинжалом. Садык тут же вспомнил про нож отца, который всегда носил на ремне под гимнастеркой. Когда противник поднял кинжал, Садык резко дернулся, изогнулся, и кинжал по самую рукоять ушел в песок. Садык укусил немца в руку, тот вырвал руку и ударил его кулаком. Они снова покатились по песку. Оба не отпускали друг друга. Немец все же пересилил, придавил ослабевшего Садыка, коленями прижал его руки и начал душить. Садык задыхался, перед глазами поплыли огненные круги. В смертной тоске он неясно увидел вдруг лица Бунафши и сыновей Самада и Салеха... Неожиданно он почувствовал, что колено немца соскользнуло с его правой руки, что рука свободна, что она сама тянется к поясу. И вот Садык уже нащупал холодную рукоять ножа. Собрав последние силы, он ударил врага ножом под лопатку. И тотчас тиски на горле ослабели, немец отпустил его и без стона повалился на песок...
В ту ночь из одиннадцати разведчиков к своим выбрались только двое.
...— Так это было, дядя,— закончил Садык рассказ, обращаясь к дяде Акраму и указывая на нож, который все еще держал в руках Гаффар.— Пусть возьмет его... Всякое бывает. Может, и ему пригодится.
Гости расходились поздно, около полуночи. Дядя Акрам и Гаффар вышли их проводить.
Прощаясь, Исмат-пахлавон положил руку на плечо юноши.
— Если здоровье позволит, сынок, завтра приду в военкомат, благословлю тебя на дорогу. Но если мне будет тяжело подняться и утром мы не увидимся, желаю тебе доброго пути, Я скажу тебе, а ты вникай. Будь мужчиной, храни честь и достоинство! И люди всегда будут уважать тебя.— Он помолчал, вытер платком глаза.— Если вдруг встретишь там моего Абдуджаббора, скажи ему, что мать и отец живы, скажи, они молятся за тебя и просят, чтобы ты написал. Смотри, сынок, не позабудь мои слова...
К вечеру налетел ветер, поднял к небу пыль с улиц, заблудился в ветвях деревьев, сорвал с них пожелтевшие листья, закружил по земле. Солнце скрылось за караваном кочевых туч. Стал накрапывать дождь, но вскоре, едва смочив крыши домов и улицы, виноградники и склоны голых холмов, улетел куда-то вместе с тучами. И ветер затих. Снова показалось солнце, согрело мир предвечерними лучами, достигло склона горы, и вот уже наступил вечер, дохнуло осенней прохладой.
Орлов вышел из своего кабинета вместе с подтянутым смуглолицым военным, и они не спеша зашагали по главной улице райцентра. С ветел, стоявших вдоль дороги по обеим ее сторонам, изредка падали отяжелевшие после дождя блеклые листья.
Возле гостиницы спутники остановились.
— Ну вот,— сказал Орлов,— кажется, все. Дела сдал, никому не остался должен. За тебя я спокоен, справишься.
— Еще бы, ты теперь мой начальник, как же тебе не быть спокойным,— шутливо ответил военный.
— Э, оставь! Кто знает, как повернется жизнь? Может быть, скоро ты станешь начальником над всеми нами! Давай-ка лучше сегодня вечером посидим у меня дома, попрощаемся как следует.
— Я и сам думал...
— Тогда жду тебя часов в восемь.
— Что ж, как говорится, в таком случае семь верст не околица!
Посмеялись и расстались.
Вернувшись домой, Орлов снял трубку и через коммутатор позвонил в колхоз «Красный караван». Но к телефону никто не подходил, похоже, в правлении никого не было.
Орлов задумался. Нехорошо получается, если он уедет, не попрощавшись с Садыком. Да и Садык может обидеться, он очень чувствителен. И характер у него непростой. Иногда горячится, вспыхивает как солома, а иногда держится степенно, немногословен. Не сразу поймешь его душу. Он и сам, когда пришел в МТС директором, несколько раз ссорился с ним.* Садык был упрям и решителен, наседал: «Дашь трактор, дашь плуг> дашь то, дашь другое...» Орлова это возмущало, казалось, он не желает считаться с тем, что МТС обслуживает и другие колхозы. Однако позже Орлов оценил Садыка. Если тот видел, что какое-то дело выгодно для его колхоза и колхозников, а значит, и для государства, он становился напорист, энергичен, не боялся начальства, неприятностей, все доводил до конца. Слово его было твердо, а сердце — мягко: он не держал обиды даже на тех, кто был к нему несправедлив. Но, столкнувшись со злом, бесчестием, много дней Хранил в душе печаль...
«Обязательно нужно повидаться с Садыком. Что ж, придется прогуляться...»— подумал Орлов.
В комнату вошла жена.
— В восемь часов у нас будет гость. А я пройдусь, схожу за Садыком. Если гость придет без меня, пусть немного подождет.
Сказав это, он тут же вышел. До Заргарона было почти три километра.
В правлении колхоза свет не горел, и Орлов пошел к дому Садыка. Ворота оказались заперты. Постучался.
— Кто там?— спросила со двора тетушка Назокат.
— Это я, Орлов. Дома ли Садык?
Тетушка Назокат отворила створку.
— Входите, братец,— пригласила она.— Все ли у вас спокойно, здоровы ли жена и дети?
— Спасибо! Позвольте спросить и вас?
— Все слава богу, братец! Двигаюсь помаленьку, Присматриваю за детишками вашего друга. Входите, Садык вот-вот должен вернуться.
— Извините, тетя, ждать не могу. Не знаете, где он сейчас?
— Сейчас, наверное, в дороге. Вот уже десять дней возит зерно на станцию. Каждый день уходит утром, а возвращается в сумерках. Посидите немного, скоро должен быть.
— Тороплюсь я, тетя, жду гостя. Вернется Садык, передайте, чтобы сразу же отправлялся ко мне. Скажите, мол, приходил Орлов, завтра он уезжает насовсем.
— Уезжаете?—удивилась тетушка Назокат.— Отчего же?
Орлов услышал в ее голосе нотки сожаления и ласково улыбнулся.
— Разве вам не пришлись по душе наши места? Знаете ведь, как говорят: горная вода и горный воздух то же золото.
— Нет, тетя! Ваши места мне очень нравятся. Но что поделаешь, работа такая. Куда пошлют, там и должен служить.— Орлов помолчал, оглядел задумчиво двор и добавил:—До свиданья, тетя! Будьте здоровы на счастье сына и внуков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20