В своем рассуждении философ приходит к мысли о некоем самостоятельном существовании этого нового социального процесса, охватившего современное общество и с невероятной быстротой распространяющегося от страны к стране, от континента к континенту. "Тотальную мобилизацию не осуществляют люди, пишет философ, - скорее, она осуществляется сама; в военное и мирное время она является выражением скрытого и повелительного требования, которому подчиняет нас эта жизнь в эпоху масс и машин. Поэтому каждая отдельная жизнь все однозначнее становится жизнью рабочего и за войнами рыцарей, королей и бюргеров следуют войны рабочих, - войны, отличающиеся рациональной структурой и беспощадностью, представление о которых мы получили уже в первом большом столкновении XX века" [241].
199
Конечно, самостоятельность процесса тотальной мобилизации - это всего лишь образ. Однако этот образ характерен именно для XX в. Тенденции тоталитарного захвата общества, становящегося массовым, общества цивилизации, но не культуры, со всей очевидностью проявились уже в 1920-1930-е гг. [242]
Статью "Тотальная мобилизация" Юнгер пишет в 1930 г., "в канун" тотальной технологической экспансии - с перспективами всесилия техники и тревогой перед ее всемогуществом.
Все это Юнгер называет технической стороной тотальной мобилизации. Для философа эта сторона не является решающей, она лишь фиксирует готовность к мобилизации. Очевидно, эта "готовность имелась во всех странах, мировая война была одной из самых народных войн, которые знала история. Таковой она уже была потому, что пришлась на время, заставившее с самого начала исключить все прочие войны из разряда народных. Кроме того, народы довольно долго наслаждались мирным периодом, если отвлечься, конечно, от мелких захватнических и колониальных войн" [243].
241 Юнгер Э. Указ. соч. С. 453.
242 Интересно сопоставление Юнгером этих двух центральных для понимания эволюции кризисного сознания понятий: культура и цивилизация. Юнгер пишет, что именно на Западе сложились оптимальные условия для проведения тотальной мобилизации: "Кто захочет оспаривать тот факт, что "цивилизация" намного больше обязана прогрессу, чем "культура", что в больших городах она способна говорить на своем родном языке, оперируя средствами и понятиями, безразличными или враждебными для культуры. Культуру не удается использовать в пропагандистских целях. Даже та позиция, которая стремиться извлечь из нее такого рода выгоду, оказывается ей чуждой, - как мы становимся равнодушны или, более того, печальны, когда с почтовых марок или банкнот, растиражированных миллионами экземпляров, на нас смотрят лица великих немецких умов" (Там же. С 460).
243 Там же. С. 454.
200
Понять природу тотальной мобилизации нельзя, ограничившись уяснением экономических причин. Простых четких рационалистических усилий и объяснений явно недостаточно, согласно Юнгеру. Мы уже отмечали его предположение о мистическом, культовом содержании феномена тотальной мобилизации, и не только в современном ее воплощении. Та же рационалистическая необъяснимость, например, имеет место при попытке понять строителей гигантских пирамид и соборов.
Процесс тотальной мобилизации, в объяснении философа, в какой-то степени связан с верой, неким моральным призывом. В той мере, в какой прогресс можно рассматривать как народную церковь XIX в., в понимании Юнгера, тотальная мобилизация как непреодолимый гигантский действенный призыв обрушилась на европейские массы, которые необходимо было привлечь к участию в последней войне. "Возможность уклониться от него, - пишет Юнгер, представлялась этим массам тем менее реальной, чем больше речь заходила об их убежденности, то есть чем более явным становилось прогрессивное содержание громких лозунгов, благодаря которым они и приводились в движение" [244].
Юнгер рассматривает тотальную мобилизацию шире, нежели систему организации общества, меру организаторской мысли, технологию управления, даже новый культовый механизм. Юнгер ощущает наступление иной, высшей мобилизации, которую, по его словам, проводит с нами время и на которую лишь указывает тотальная мобилизация: "Этой высшей мобилизации присуща собственная закономерность, и человеческий закон, если только он хочет иметь силу, должен соответствовать ей" [245].
244 Там же. С. 455.
245 Там же. С 462
В завершение работы Юнгер подводит итоги, предлагая посмотреть, каким стал мир, вышедший из великой катастрофы, каковой философ называет Первую мировую войну. Юнгер с иронией смотрит на новый мир, построенный на обломках старой европейской культуры. "Посмотрите, какое единство воздействия, сколько строгой исторической последовательности!" - восклицает он. Мир стремится к унификации, тотальной и мобилизующей: "Старый звон колоколов Кремля перестроился на
201
мелодию Интернационала. В Константинополе вместо старых арабесок Корана дети выводят латинские буквы. В Неаполе и Палермо фашистские полицейские организуют оживленную южную жизнь по правилам современной дисциплины движения. В отдаленнейших и почти все еще сказочных землях торжественно открываются здания парламента. Абстрактность, так же как и жестокость человеческих отношений, возрастает день за днем. На смену патриотизму приходит новый, проникнутый сильными сознательными элементами национализм. В фашизме, в большевизме, в американизме, в сионизме, в движениях цветных народов прогресс переходит в прежде немыслимое наступление" [246].
Начинается триумфальное шествие прогресса, облекшегося в форму тоталитаризма и технократии. Юнгер предельно ярко описывает, как прогресс начинает подчинять себе народы в формах, уже мало чем отличающихся от форм абсолютистского режима, если не принимать во внимание гораздо меньшую степень свободы и комфорта.
Сегодня почти во всех странах исчезает даже сон свободы, пишет философ. Движения однообразных масс наступают, сменяя друг друга, следуя друг за другом, совпадая, расходясь. На пути этих масс мировой дух - дух тоталитаризма - раскидывает свои сети. Каждое из этих движений способствует тому, что они захватывают еще надежнее и безжалостнее, и здесь действуют такие виды принуждения, которые сильнее, чем пытки. Человек приветствует их с ликованием, не подозревая, что со временем призраки счастья сменит боль и смерть.
Согласно Юнгеру, современное человечество уже не прячется под маску гуманности: "Вместо нее выступает наполовину гротескный, наполовину варварский фетишизм машины, наивный культ техники, - и именно в тех местах, где отсутствует непосредственное, продуктивное отношение к динамическим энергиям, и дальнобойные орудия вместе с боевыми эскадрильями, вооруженными бомбами, суть лишь военное выражение их разрушительного победоносного похода. Одновременно возра-246 Юнгер Э. Указ. соч. С. 467.
202
стает ценность масс; доля согласия, доля публичности становятся решающими факторами политики. Капитализм и социализм, в частности, являются двумя большими жерновами, меж которых прогресс размалывает остатки старого мира, а в конце концов и самого себя" [247].
247 Там же. С. 468.
4.5. Эмманюэль Мунье: фашистские цивилизации
Воплощение тотальной мобилизации в XX в. ощутили на себе многие народы и страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121