он же может встать и перед человечеством, погрязшем в анархии и в силу этого пребывающем в плачевном состоянии. Если считают, что промыслом Божьим предполагалось смутить человека, определив его самодостаточным, то, как я полагаю, испытание его оказалось ценным как раз потому, что оно толкало человека максимально развивать свои способности, которыми Он его наделил" [20].
19 Мунье Э. Указ. соч. С. 448.
20 Там же. С. 448-449.
Далее Мунье, возвращаясь к современной проблематике, рассматривает проблему тревоги как наиболее актуальную в
422
нынешней социальной ситуации. Тревога, считает он, не представляет собой более смешения восторженной надежды и священного страха, свойственного апокалиптическому видению. Наиболее очевидная ее сторона - это мука. Мучение, истязание, пытка - именно такие слова в ходу у современных писателей, когда они приступают к простейшему самоанализу.
Мунье отмечает, что современный человек не видит более опоры в христианской надежде. Он, как и отколовшийся от церкви христианин, если решится идти окольным путем забвения, может создать множество всяческих удобств в этом тревожном мире. "Но постройки, возведенные над пропастью, пишет Мунье, - неустойчивы. В индивидуальной жизни это оборачивается глубоким унынием. Накопление тайных пороков завершается болезнью общества, и через несколько поколений в мире родится новое зло" [21].
21 Там же.
Человечество переступило порог второго тысячелетия, и это стало еще одним поводом для апокалипсической тревоги. Согласно Мунье, исторические и психологические причины страха сегодня совсем иные, нежели это было в ожидании года тысячного. В XX в. ожидания рождаются не из глубоко оптимистического предсказания, а из всеобщего кризиса веры и краха социальных структур. По мнению Мунье, кризис веры вырастает ныне из крушения двух великих религий современного мира - христианства и рационализма.
Современные экономические структуры ежедневно демонстрируют собственное бессилие. Дезориентированный в экономической деятельности, лишившийся опоры под ногами, человек XX в. ощущает себя затерявшимся во Вселенной, которая на его глазах становится все более разрушенной и обесцененной. Философы фиксируют появление нового типа страха, который больше похож даже на крик отчаяния, чем на обоснование собственных позиций: одинокий и лишенный цели и опоры человек заброшен в абсурдный, бессмысленный и неразумный мир. "На первый взгляд, - пишет Мунье, - такая метафизи
423
ческая опустошенность не должна была бы вызывать страх перед концом света... Для христианина... представление о конце мира, неизменно сопровождаемое как осуждением, так и восславлением, затрагивает и историю в целом, и каждую отдельную жизнь; это понятие лишается смысла, если соотносится с тем или иным историческим эпизодом. С точки зрения абсурдизма, мир в любой момент своего существования и для любого сознания решительнейшим образом завершен, законсервирован и лишен значения. Человечеству никогда не найти выход из этого состояния - ни в смерти, ни в преисполненной деятельности жизни" [22].
Какая же космическая катастрофа, задается вопросом Мунье, может привлечь наше внимание, когда рушится повседневное существование? Человечество, утратившее смысл своего существования или уверовавшее в это, может либо возжелать собственного исчезновения, либо сделаться безразличным к собственному исчезновению.
Производным от понятия "тревога" является "отчаяние". Для Мунье отчаяние - не просто идея; оно обладает разъедающей силой. И если отчаяние разъедает сердце, то в нем поселяется безысходная тревога, откликающаяся на любую опасность. "Перед лицом тревоги, - пишет философ, - жизнь есть не идея, но неустранимая сила, которая, если ей отказывают в будущем, протестует вплоть до того, что выходит из повиновения" [23].
22 Мунье Э. Указ. соч.
23 Там же. С. 451.
В широком социальном плане такая тревога перерастает в страх и затем, как следствие, порождает нигилизм в современном его выражении и, наконец, склонность к терроризму.
Мунье пишет, что мы живем в постыдное время, когда разложение обществ, некогда боровшихся за освобождение человека, тайно соседствует с безумием. Нигилизм, как проявление катастрофического сознания, оценивается философом как массовая реакция инфантильного типа. "Известно, - отмечает он, - что слабые люди, дети, больные невротики часто впадают в уныние. Они больше всего заняты собственными мыслями, а не делами.
424
Их помыслы грандиозны, они полны энтузиазма, но - недееспособны. Что-то двигается с места, и тотчас на них всей своей массой обрушивается высокая волна" [24].
24 Там же.
Проводя ряд аналогий (паникующий перед поломкой автомобиля путешественник и др.), Мунье приходит к выводу, что тревога современников перед лицом глобальной катастрофы, ожидающей мир, - это нечто вроде инфантильной реакции некомпетентных и потерявших самообладание путешественников, попавших в аварию (даже не в аварию, вставших на обочине дороги). Европейский человек, по мысли философа, скорее находится в ситуации, в какой очутился технически несведущий человек, путешествующий на машине, когда шофер внезапно умер, а машина мчится на полной скорости. Человек потерял возможность управления, которой он, как ему казалось, обладал, - мир несется в бездну, а он бессилен противостоять этому.
Этот нехитрый пример предваряет очень серьезные выводы, к которым постепенно приходит Мунье в своем анализе катастрофического мировосприятия, свойственного человечеству в XX в. Настало время взросления человечества, заявляет философ, и вслед за Валери произносит слова: "Наука и техника постепенно совершали чудо". Человек сегодня способен достичь самых далеких звезд, искусственным путем создать жизнь и управлять ею, обезводить моря, стереть с лица земли горы, отодвинуть смерть. Наука гарантирует нам миллиарды лет до неизбежного обледенения нашей планеты. Но вот на пути человечества новая неожиданность: "Мы достигли, - пишет Мунье, - уникальной возможности, не сравнимой ни с какими другими, - уничтожить нашу планету и само человечество со всеми его возможностями. Чудное мгновение! До сих пор мы говорили, что человечество господствует над своим будущим, поскольку оно было обречено на будущее, в то время как каждый отдельный человек может, если захочет, вытянуть себе билет в потусторонний мир. Теперь же человечество само должно выбирать свою судьбу, и ему, что вполне очевидно, надлежит совершить героическое усилие, чтобы не избрать самый легкий путь путь самоубийства" [25].
425
Итак, сегодняшний страх человечества - это результат стремления к знанию и господству, считает Мунье. Сами по себе эти стремления не подлежат осуждению, однако человек должен быть достаточно рассудительным, чтобы не использовать своих способностей и "плодов древа познания" в смертоносных целях. "Новые плоды древа познания, принесенные в дар Хиросиме и Бикини, странным образом напомнили об этом. Благодаря этим плодам мы стали богами. Но разве не содрогнулись мы перед их разрушительной мощью?" [26].
Поэтому сегодняшний страх человечества - это страх перед бесконечностью наших возможностей, нашими неограниченными способностями, данными нам Богом, перед "невозможностью укротить нашу изобретательность, когда мудрость наша, запыхавшись в погоне, не может совладать с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
19 Мунье Э. Указ. соч. С. 448.
20 Там же. С. 448-449.
Далее Мунье, возвращаясь к современной проблематике, рассматривает проблему тревоги как наиболее актуальную в
422
нынешней социальной ситуации. Тревога, считает он, не представляет собой более смешения восторженной надежды и священного страха, свойственного апокалиптическому видению. Наиболее очевидная ее сторона - это мука. Мучение, истязание, пытка - именно такие слова в ходу у современных писателей, когда они приступают к простейшему самоанализу.
Мунье отмечает, что современный человек не видит более опоры в христианской надежде. Он, как и отколовшийся от церкви христианин, если решится идти окольным путем забвения, может создать множество всяческих удобств в этом тревожном мире. "Но постройки, возведенные над пропастью, пишет Мунье, - неустойчивы. В индивидуальной жизни это оборачивается глубоким унынием. Накопление тайных пороков завершается болезнью общества, и через несколько поколений в мире родится новое зло" [21].
21 Там же.
Человечество переступило порог второго тысячелетия, и это стало еще одним поводом для апокалипсической тревоги. Согласно Мунье, исторические и психологические причины страха сегодня совсем иные, нежели это было в ожидании года тысячного. В XX в. ожидания рождаются не из глубоко оптимистического предсказания, а из всеобщего кризиса веры и краха социальных структур. По мнению Мунье, кризис веры вырастает ныне из крушения двух великих религий современного мира - христианства и рационализма.
Современные экономические структуры ежедневно демонстрируют собственное бессилие. Дезориентированный в экономической деятельности, лишившийся опоры под ногами, человек XX в. ощущает себя затерявшимся во Вселенной, которая на его глазах становится все более разрушенной и обесцененной. Философы фиксируют появление нового типа страха, который больше похож даже на крик отчаяния, чем на обоснование собственных позиций: одинокий и лишенный цели и опоры человек заброшен в абсурдный, бессмысленный и неразумный мир. "На первый взгляд, - пишет Мунье, - такая метафизи
423
ческая опустошенность не должна была бы вызывать страх перед концом света... Для христианина... представление о конце мира, неизменно сопровождаемое как осуждением, так и восславлением, затрагивает и историю в целом, и каждую отдельную жизнь; это понятие лишается смысла, если соотносится с тем или иным историческим эпизодом. С точки зрения абсурдизма, мир в любой момент своего существования и для любого сознания решительнейшим образом завершен, законсервирован и лишен значения. Человечеству никогда не найти выход из этого состояния - ни в смерти, ни в преисполненной деятельности жизни" [22].
Какая же космическая катастрофа, задается вопросом Мунье, может привлечь наше внимание, когда рушится повседневное существование? Человечество, утратившее смысл своего существования или уверовавшее в это, может либо возжелать собственного исчезновения, либо сделаться безразличным к собственному исчезновению.
Производным от понятия "тревога" является "отчаяние". Для Мунье отчаяние - не просто идея; оно обладает разъедающей силой. И если отчаяние разъедает сердце, то в нем поселяется безысходная тревога, откликающаяся на любую опасность. "Перед лицом тревоги, - пишет философ, - жизнь есть не идея, но неустранимая сила, которая, если ей отказывают в будущем, протестует вплоть до того, что выходит из повиновения" [23].
22 Мунье Э. Указ. соч.
23 Там же. С. 451.
В широком социальном плане такая тревога перерастает в страх и затем, как следствие, порождает нигилизм в современном его выражении и, наконец, склонность к терроризму.
Мунье пишет, что мы живем в постыдное время, когда разложение обществ, некогда боровшихся за освобождение человека, тайно соседствует с безумием. Нигилизм, как проявление катастрофического сознания, оценивается философом как массовая реакция инфантильного типа. "Известно, - отмечает он, - что слабые люди, дети, больные невротики часто впадают в уныние. Они больше всего заняты собственными мыслями, а не делами.
424
Их помыслы грандиозны, они полны энтузиазма, но - недееспособны. Что-то двигается с места, и тотчас на них всей своей массой обрушивается высокая волна" [24].
24 Там же.
Проводя ряд аналогий (паникующий перед поломкой автомобиля путешественник и др.), Мунье приходит к выводу, что тревога современников перед лицом глобальной катастрофы, ожидающей мир, - это нечто вроде инфантильной реакции некомпетентных и потерявших самообладание путешественников, попавших в аварию (даже не в аварию, вставших на обочине дороги). Европейский человек, по мысли философа, скорее находится в ситуации, в какой очутился технически несведущий человек, путешествующий на машине, когда шофер внезапно умер, а машина мчится на полной скорости. Человек потерял возможность управления, которой он, как ему казалось, обладал, - мир несется в бездну, а он бессилен противостоять этому.
Этот нехитрый пример предваряет очень серьезные выводы, к которым постепенно приходит Мунье в своем анализе катастрофического мировосприятия, свойственного человечеству в XX в. Настало время взросления человечества, заявляет философ, и вслед за Валери произносит слова: "Наука и техника постепенно совершали чудо". Человек сегодня способен достичь самых далеких звезд, искусственным путем создать жизнь и управлять ею, обезводить моря, стереть с лица земли горы, отодвинуть смерть. Наука гарантирует нам миллиарды лет до неизбежного обледенения нашей планеты. Но вот на пути человечества новая неожиданность: "Мы достигли, - пишет Мунье, - уникальной возможности, не сравнимой ни с какими другими, - уничтожить нашу планету и само человечество со всеми его возможностями. Чудное мгновение! До сих пор мы говорили, что человечество господствует над своим будущим, поскольку оно было обречено на будущее, в то время как каждый отдельный человек может, если захочет, вытянуть себе билет в потусторонний мир. Теперь же человечество само должно выбирать свою судьбу, и ему, что вполне очевидно, надлежит совершить героическое усилие, чтобы не избрать самый легкий путь путь самоубийства" [25].
425
Итак, сегодняшний страх человечества - это результат стремления к знанию и господству, считает Мунье. Сами по себе эти стремления не подлежат осуждению, однако человек должен быть достаточно рассудительным, чтобы не использовать своих способностей и "плодов древа познания" в смертоносных целях. "Новые плоды древа познания, принесенные в дар Хиросиме и Бикини, странным образом напомнили об этом. Благодаря этим плодам мы стали богами. Но разве не содрогнулись мы перед их разрушительной мощью?" [26].
Поэтому сегодняшний страх человечества - это страх перед бесконечностью наших возможностей, нашими неограниченными способностями, данными нам Богом, перед "невозможностью укротить нашу изобретательность, когда мудрость наша, запыхавшись в погоне, не может совладать с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121