— А давайте!
Губернатор улыбнулся и снял трубку со «смольнинского» телефона. Улыбка была невеселой.
* * *
Черное пятно сгоревшего мха он увидел издалека. Оно отчетливо выделялось на зеленом, было похоже на кляксу. Зверев включил правый поворот, проехал последние метров сто накатом и остановился.
«Трагическая гибель принцессы Дианы», — сказала магнитола. Сашка нажал на клавишу. Магнитола заткнулась. Шумела на ветру крона гигантской сосны, чернело пятно сгоревшего мха… Щемило сердце. Кора у основания мощного ствола была сорвана, торчали желтые расщепы древесины. Возможно, дерево еще помнило тот чудовищный удар. И собственную дрожь. И смертный ужас женщины в сверкающей железной коробке.
Крона шумела. В этом шуме не слышен был крик. Изумленный, последний… А ты не понял! Ты ничего тогда не понял. Ты пожал плечами и положил трубку на аппарат. А уже взметнулся огненный клубок из расплющенного бензобака, опалил кору дерева. Испепелил грешную Настину душу.
Спас ли ее огонь очищающий?
Всю жизнь она грешила, лгала и предавала. Потом научилась убивать… Спас ли ее огонь? Можно ли было ее спасти? Ответа Зверев не знает. Наверно, его и никто не знал… Наверно, его и нет. Только крона сосны шумит на ветру.
Зверев вылез из машины, посмотрел еще раз на сосну… Прощай! Теперь уже навсегда… прощай. Пусть тебе будет легко в твоем аду. Возможно, еще встретимся.
Зверев тряхнул головой, повернулся к машине: надо ехать. Ехать прочь от этого страшного места. Он попытался отогнать мысли, сосредоточившись на чем-то приземленным, бытовом… хоть на тачке, что ли? На забрызганных, грязнущих стеклах. Да, на стеклах. Надо их протереть… Он открыл багажник и взял в руки тряпку. Слабо сверкнула звездочка. Сашка расправил тряпку и… ошеломленно уставился на свой старый милицейский китель, на погоны с четырьмя капитанскими звездочками. Он уже давно забыл об этой «тряпке», не вспоминал ни разу, хотя держал в руках неоднократно… Созвездия горели. Созвездия опера.
Зверев обернулся к сосне. Затылок обожгла какая-то мысль. Даже, пожалуй, не мысль — память. Он взялся за погон, рванул. Ткань затрещала, но погон был пришит на совесть. Он рванул еще. Погон остался в руке, а китель полетел в черную пропасть багажника. Сашка пошел к сосне.
Он шел тяжело, медленно… Он вступил в черный обгоревший круг, захрустело под подошвами битое стекло. Зверев остановился. Ему было очень трудно. Казалось, сила земного тяготения в этом черном пятне выросла вдвое. Он сделал шаг. Второй, третий… десятый. Он уперся лбом в ствол сосны. Легкая дрожь бежала по дереву.
Зверев вставил погон в расщепленную ударом древесину.
Потом он сидел в машине с закрытыми глазами и думал… Ерунда! Ни о чем он не думал. Он просто сидел с закрытыми глазами в машине. Мимо неслись фуры, микроавтобусы, легковухи. В каждой третьей из них работало радио… Мир сокрушался по поводу гибели принцессы Дианы.
Двое гаишников, проезжая мимо в жигуленке, заметили зверевскую «девятку» и подозрительного (спящего? пьяного?) мужика внутри. Остановились, подошли.
Сашка открыл глаза. И глаза его старшему сержанту не понравились.
— Выпивали, Александр Андреевич? — спросил он, заглянув в права.
— Нет, — ответил Зверев. — Хочешь, в трубочку дыхну?
— В трубочку, в дудочку… в балалаечку… — пробормотал сержант. Он и так уже видел, что водитель трезв. Глаз наметанный. Последнее время, правда, встречаются и под наркотой, но «трубочкой» ее не возьмешь. Да и не похож мужик на наркомана. На всякий случай сержант сказал: — Вид у вас не очень, товарищ водитель… Как вы себя чувствуете?
— Нормально.
— Нормально… в трубочку, в дудочку… А вы, товарищ во…
— Послушай, сержант, — сказал Зверев. — Я с человеком приехал проститься. Ты понимаешь? Гаишник посмотрел на сосну, на Зверева.
— Счастливого пути, Александр Андреич. Будьте осторожны.
Когда Зверев уехал, напарник сержанта сказал:
— Петрович, это же он, видать, насчет этой… Бабенки-то, на «шестисотом» которая… Чуть не плачет сидит… Любовь у него, видать, а?
— Любовь! — скривил губы сержант. — Еб он ее, Кирюша, еб. Муж-то у нее старый уже… Генерал! А этот — ебарь на подхвате.
Сержант сплюнул на песок и сказал:
— Тьфу! Развелось сук всяких… Ладно, поехали, Кирюха, обедать. А чтоб им всем… По кюветам… Брызгами!
И они уехали. Осталось пятно, сосна да маленькое тусклое созвездие милицейского погона.

Эпилог
Ну… вот и все! Вот, кажется, и все.
Впрочем, «все» не бывает, пока продолжается жизнь.
А она — по радио говорили — продолжается. Ты слыхал?.. Мы, читатель, прошли этот путь вместе с нашими героями. «Арестант» — «Мент» — «Мусорщик».
Пора прощаться. Нам очень жаль, но пора прощаться. Прямо здесь, на обочине трассы «Скандинавия», где запыленный мох и песок в окурках. Где нашла смерть одна из наших героинь… Отрицательная?
А не бывает героев ни положительных, ни отрицательных. Авторы не берутся судить. Они не скрывают своего отношения к тому или иному персонажу, но не судят их.
Анастасия Михайловна Тихорецкая. А что — Тихорецкая? Она прожила СВОЮ жизнь. Единственную. Другой не дано. Худо или хорошо она распорядилась своей судьбой?.. Так, как смогла.
А Малевич? Антибиотик? Гурген? И десятки других фигур, «калибром поменьше», из тех, что уже ушли? Мир праху. Их имена остались на страницах книг, в памяти да в папках архивных дел, остались на могильных плитах. Впрочем, у некоторых нет даже могил.
Какова судьба живых? Пожалуй, стоит сказать несколько слов.
Агентство расследований работает. Оно крепко встало на ноги уже в конце 97-го. Потому что нашлись спонсоры. Щепетильный Обнорский долго их проверял. Убедился: порядочные люди… Так-то вот!
Как-то раз, когда Агентство журналистских расследований уже крепко стояло на ногах, когда оно уже получило известность и, соответственно, выросли объемы заказов… Как-то раз встал вопрос о расширении штатов, о приеме на работу референта. Круг обязанностей предполагался весьма широким, требования профессиональные — «на уровне». Принимать нового сотрудника решили на конкурсной основе в результате собеседования.
Дали объявление, и претенденты пошли. Среди них были журналисты, студенты, профессора, душевнобольные, пенсионерка в возрасте семидесяти шести лет, отставники ВС, непризнанный писатель детективных романов, безработные учителя, некто с бицепсами и золотой цепью, экстрасенс-контактер и…
…и Лена Ратникова. Лена вошла в кабинет Обнорского, где заседала «приемная комиссия», и — стало тихо. Андрей сидел, уткнувшись в бумаги, и сначала Ратникову не увидел. Он ощутил тишину, поднял глаза…
— Вы не ошиблись? — спросил он сухо. — У нас конкурс на замещение места референта, а не фотомодели…
— Нет, — ответила Лена, — я не ошиблась. Я пришла устраиваться на работу именно референтом, Андрей… Викторович.
— Что ж… приступим, — сказал Обнорский.
— Ага, — подхватил Соболин, — давайте поскорей приступим.
Сказал — и заерзал тощей жопенкой на стуле, глаз от высокого разреза на Лениной юбке не отрывал, и было не очень понятно, к чему именно он хочет приступить поскорее.
Приступили. Очень скоро стало понятно, что — без всяких сомнений! — Ратникову нужно брать на работу: эрудиция, знание трех языков, компьютера, обаяние, семейное положение — не замужем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84