Мы к тебе претензий не имеем. Мы тут потолкуем, а ты пока в туалете посиди… хорошо?
Владик снова кивнул. Лысый взял его за локоть, помог встать. Для изоляции перепуганного самца нашлось место удобнее, чем туалет, — стенной шкаф. Виталий закрыл Владика внутри шкафа, снаружи подпер дверь шваброй: посиди. Самец продолжал икать.
Настя за это время успела одеться. Выглядела она довольно спокойно, молчала, курила длинную черную сигарету. Зверев все так же стоял у косяка… Вернулся Лысый.
— Ну, — сказал он с порога, — начнем?.. Здравствуйте, Анастасия Михайловна.
— Вы отдаете себе отчет, что вы сейчас делаете? — строго спросила Настя.
— Конечно, — весело ответил Виталий.
— Нет, похоже, вы не отдаете себе отчета. Вы ворвались в жилище с оружием в руках…
— Молчать! — хлопнул ладонью по столу Виталий. — Ты, подруга, не в суде. И понты раскидывать не надо. Ты отлично знаешь, зачем мы пришли.
— Немедленно убирайтесь вон! — довольно твердо произнесла Настя. Лысый смотрел на нее с откровенной ухмылкой. — Вы понимаете, с кем связались? Мой муж — генерал ГУВД.
Лысый откровенно расхохотался. Когда отсмеялся, сказал:
— Ты что, подруга? С мужем ты давно разошлась. Ты про это забудь… Ты уже не судья, ты уже не генеральша. Ты — крыса. Ты нас кинула, и теперь мы пришли за своими бабками.
Настя облизнула губы, посмотрела на Зверева:
— Саша!
— Что? — спросил Зверев.
— Саша! Скажи же ты… ты же все знаешь.
Зверев внимательно смотрел Насте в лицо… некогда любимое, а теперь… а что теперь?… Он не знал.
— Что ты молчишь, Саша? Скажи правду… ты один знаешь.
…Теперь он действительно видел в этом лице что-то крысиное. За правильными и привлекательными чертами лица прятался крысиный оскал.
— Да, — сказал Зверев, — знаю. Теперь я знаю. Теперь, тварь, я все про тебя знаю.
Впервые в глазах Насти мелькнул страх. Но только на секунду… Она справилась. Она сообразила: что-то не так. Нужно менять тактику. Соображала она, надо признать, быстро.
— Виталий! — сказала Тихорецкая. — Вас ведь Виталий зовут?
— У вас хорошая память, мадам.
— Да, я помню вас… Виталий, вы же видите, что он, — взгляд на Зверева, — хочет переложить все на меня. А ведь это он взял деньги!
— Да ну? — «изумился» Лысый.
— Да-да. Да! Он с самого начала предлагал мне вас кинуть. Использовать вас для отъема денег у Джабраилова и сдать в ОРБ… Я отказалась!.. Я была совершенно растеряна… Я отказалась!
Зверев на Настю не смотрел. А Лысый и смотрел и слушал очень внимательно.
— Это благородно, — сказал Лысый. — Значит, все-таки — он?
— Он! Больше-то некому… И кроме того, я его узнала. Я ничего не сказала на следствии, потому что любила его.
У Насти исказилось лицо. Казалось: чуть-чуть — и польются слезы.
— Значит, врет Костя? — спросил Лысый. Настя напряглась;
— Кто? Кто врет?
— Да этот чмошник — юрисконсульт, который тебя в больницу привез. Он-то говорит: не было никакой травмы. А были сговор и инсценировка. Кидок был, гражданин судья.
— Виталий! Неужели вы ему верите? Он же алкоголик и психопат. Он с университета меня преследует… он из ревности клевещет. Ему нельзя верить!
Лысый кивнул:
— Бывает… из ревности много ерунды делают. Я с одним дятлом чалился. Так он жену к догу ревновал. Ну и убил жену сдуру-то. Но это к делу не относится… А что, Настя, нейрохирург тоже врет?
— Какой нейрохирург? — спросила Тихорецкая, побледнев.
— Эрлих… Дай-ка, Саша, диктофончик.
Зверев сначала замешкался, потом вытащил из кармана куртки диктофон. Лысый включил воспроизведение. Из черной коробочки зазвучал голос Михаила Эрлиха. И — иногда — доносился голос Сашки. Тихорецкая прослушала последнюю часть записи с каменным лицом. Хотя давалось ей это не легко.
Лысый остановил кассету.
— Ну? Что теперь скажешь, подруга? Настя, игнорируя Виталия, повернулась к Сашке. Скривила губы:
— Налей-ка даме выпить, ЛЮБИМЫЙ.
Зверев пошарил глазами по сторонам, увидел бутылку виски на журнальном столике слева от кресла.
— Виски будешь пить?
— Наливай, капитан, да не жалей.
Зверев налил виски в стакан, протянул Насте. Она взяла, усмехнулась и выпила больше половины стакана залпом, по-мужски. Буркнула: твое здоровье — и закурила сигарету.
— Красиво пьешь, подруга, — заметил Виталий.
— А?.. А, нет… я не пью. Виски для бычка приготовила. После выпивки, знаешь, стоит дольше.
— Знаю. Предусмотрительная ты, подруга. Настя не ответила, выкурила половину сигареты и повернулась к Звереву:
— Мусор ты, Санечка… МУСОР! Быдло. Чем ты гордишься? Чего ты в жизни достиг? Голь и рвань… у тебя нет ни хера, кроме понта: ах, я опер! Ах, я из особой касты! Ой! Бегал с пистолетиком, ловил каких-то уродов… Кому это нужно? Только таким же, как ты. Идиотам-романтикам… И мой-то дурак Паша таким же был. И если бы не я, хер он когда выше подполковника вылез бы.
— Значит, ты Пашу в люди вывела? — спросил Сашка.
— Не-а… мусор — он и есть мусор. Я с ним долго билась, кое-чего даже и добилась. Но… А-а!.. Что говорить? МУСОР. И ты, Зверев — тоже МУСОР.
— Нет, Анастасия Михална, я не мусор. Я — МУСОРЩИК. Всю грязь мне не убрать, но кое-что я сумею подчистить.
Настя затушила сигарету в стакане с остатками виски.
— Ладно. Поболтали — и будет. Кассетка ваша ни хера не стоит, пацаны. Ни один суд ее во внимание не примет. Это я вам как судья говорю.
Лысый засмеялся. И даже Зверев улыбнулся.
— Ты что, подруга, совсем дурная? — спросил Виталий. — Разве мы похожи на людей, которые обращаются в суд?
— Да вы вообще на людей не похожи… Лысый наотмашь влепил пощечину. Голова Тихорецкой мотнулась.
— Ты что? — ошеломленно сказала она.
— Ничего. Учу тебя уважительно разговаривать… Слушай внимательно: ты сделала кидок. Это — по понятиям — впадлу. Значит, обязана расплатиться.
— Я ваших понятий не признаю.
— Э-э, нет… ты уже живешь по ним. Ты КИДАЕШЬ. И даже хуже — ты беспредельничаешь… Мы тебе можем ПРЕДЪЯВИТЬ.
Настя некоторое время вдумывалась, потирала покрасневшую щеку, смотрела то на Сашку, то на Виталия.
— Почему это я беспредельничаю?
— А кто послал Костю стрелять в окно судье? — жестко спросил Зверев.
Настя хотела что-то ответить, но посмотрела в глаза Звереву и поняла: лгать бесполезно. И опасно.
— Что вам нужно? — спросила она.
— Бабки, дарлинг, бабки… что же еще? — сказал Виталий.
— Сколько? — спросила Тихорецкая после паузы.
Она покосилась на стакан, даже протянула руку… внутри стакана плавал черный разбухший окурок. Он был похож на труп. Настя отдернула руку.
— Хороший вопрос, — сказал Виталий. — Давай посчитаем. Ты кинула на 137 000 баков. Теперь прикинем проценты… По-божески возьмем процентов по десять в месяц. Умножаем десять на пятьдесят месяцев…
— Вы сошли с ума! — сказала Настя возбужденно.
— Нет, лапушка. Мы не сошли с ума! Ты взяла чужие бабки, за пять с половиной лет прокрутила их не один раз! Наварила капитал. А теперь ты хочешь отделаться тремя рублями? — зло ответил Виталий.
Некоторое время все молчали. Настя закурила новую сигарету. Лысый продолжил:
— Я мягко считаю, округляю в твою пользу… Итак, пятьдесят месяцев по десять процентов. Получается — пятьсот. Сто тридцать семь на пять… калькулятора нет… но, грубо, семьсот тысяч.
— Ты сошел с ума! — закричала Настя, взмахнула рукой.
Стакан упал на пол, покатился, оставляя за собой мокрый след.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Владик снова кивнул. Лысый взял его за локоть, помог встать. Для изоляции перепуганного самца нашлось место удобнее, чем туалет, — стенной шкаф. Виталий закрыл Владика внутри шкафа, снаружи подпер дверь шваброй: посиди. Самец продолжал икать.
Настя за это время успела одеться. Выглядела она довольно спокойно, молчала, курила длинную черную сигарету. Зверев все так же стоял у косяка… Вернулся Лысый.
— Ну, — сказал он с порога, — начнем?.. Здравствуйте, Анастасия Михайловна.
— Вы отдаете себе отчет, что вы сейчас делаете? — строго спросила Настя.
— Конечно, — весело ответил Виталий.
— Нет, похоже, вы не отдаете себе отчета. Вы ворвались в жилище с оружием в руках…
— Молчать! — хлопнул ладонью по столу Виталий. — Ты, подруга, не в суде. И понты раскидывать не надо. Ты отлично знаешь, зачем мы пришли.
— Немедленно убирайтесь вон! — довольно твердо произнесла Настя. Лысый смотрел на нее с откровенной ухмылкой. — Вы понимаете, с кем связались? Мой муж — генерал ГУВД.
Лысый откровенно расхохотался. Когда отсмеялся, сказал:
— Ты что, подруга? С мужем ты давно разошлась. Ты про это забудь… Ты уже не судья, ты уже не генеральша. Ты — крыса. Ты нас кинула, и теперь мы пришли за своими бабками.
Настя облизнула губы, посмотрела на Зверева:
— Саша!
— Что? — спросил Зверев.
— Саша! Скажи же ты… ты же все знаешь.
Зверев внимательно смотрел Насте в лицо… некогда любимое, а теперь… а что теперь?… Он не знал.
— Что ты молчишь, Саша? Скажи правду… ты один знаешь.
…Теперь он действительно видел в этом лице что-то крысиное. За правильными и привлекательными чертами лица прятался крысиный оскал.
— Да, — сказал Зверев, — знаю. Теперь я знаю. Теперь, тварь, я все про тебя знаю.
Впервые в глазах Насти мелькнул страх. Но только на секунду… Она справилась. Она сообразила: что-то не так. Нужно менять тактику. Соображала она, надо признать, быстро.
— Виталий! — сказала Тихорецкая. — Вас ведь Виталий зовут?
— У вас хорошая память, мадам.
— Да, я помню вас… Виталий, вы же видите, что он, — взгляд на Зверева, — хочет переложить все на меня. А ведь это он взял деньги!
— Да ну? — «изумился» Лысый.
— Да-да. Да! Он с самого начала предлагал мне вас кинуть. Использовать вас для отъема денег у Джабраилова и сдать в ОРБ… Я отказалась!.. Я была совершенно растеряна… Я отказалась!
Зверев на Настю не смотрел. А Лысый и смотрел и слушал очень внимательно.
— Это благородно, — сказал Лысый. — Значит, все-таки — он?
— Он! Больше-то некому… И кроме того, я его узнала. Я ничего не сказала на следствии, потому что любила его.
У Насти исказилось лицо. Казалось: чуть-чуть — и польются слезы.
— Значит, врет Костя? — спросил Лысый. Настя напряглась;
— Кто? Кто врет?
— Да этот чмошник — юрисконсульт, который тебя в больницу привез. Он-то говорит: не было никакой травмы. А были сговор и инсценировка. Кидок был, гражданин судья.
— Виталий! Неужели вы ему верите? Он же алкоголик и психопат. Он с университета меня преследует… он из ревности клевещет. Ему нельзя верить!
Лысый кивнул:
— Бывает… из ревности много ерунды делают. Я с одним дятлом чалился. Так он жену к догу ревновал. Ну и убил жену сдуру-то. Но это к делу не относится… А что, Настя, нейрохирург тоже врет?
— Какой нейрохирург? — спросила Тихорецкая, побледнев.
— Эрлих… Дай-ка, Саша, диктофончик.
Зверев сначала замешкался, потом вытащил из кармана куртки диктофон. Лысый включил воспроизведение. Из черной коробочки зазвучал голос Михаила Эрлиха. И — иногда — доносился голос Сашки. Тихорецкая прослушала последнюю часть записи с каменным лицом. Хотя давалось ей это не легко.
Лысый остановил кассету.
— Ну? Что теперь скажешь, подруга? Настя, игнорируя Виталия, повернулась к Сашке. Скривила губы:
— Налей-ка даме выпить, ЛЮБИМЫЙ.
Зверев пошарил глазами по сторонам, увидел бутылку виски на журнальном столике слева от кресла.
— Виски будешь пить?
— Наливай, капитан, да не жалей.
Зверев налил виски в стакан, протянул Насте. Она взяла, усмехнулась и выпила больше половины стакана залпом, по-мужски. Буркнула: твое здоровье — и закурила сигарету.
— Красиво пьешь, подруга, — заметил Виталий.
— А?.. А, нет… я не пью. Виски для бычка приготовила. После выпивки, знаешь, стоит дольше.
— Знаю. Предусмотрительная ты, подруга. Настя не ответила, выкурила половину сигареты и повернулась к Звереву:
— Мусор ты, Санечка… МУСОР! Быдло. Чем ты гордишься? Чего ты в жизни достиг? Голь и рвань… у тебя нет ни хера, кроме понта: ах, я опер! Ах, я из особой касты! Ой! Бегал с пистолетиком, ловил каких-то уродов… Кому это нужно? Только таким же, как ты. Идиотам-романтикам… И мой-то дурак Паша таким же был. И если бы не я, хер он когда выше подполковника вылез бы.
— Значит, ты Пашу в люди вывела? — спросил Сашка.
— Не-а… мусор — он и есть мусор. Я с ним долго билась, кое-чего даже и добилась. Но… А-а!.. Что говорить? МУСОР. И ты, Зверев — тоже МУСОР.
— Нет, Анастасия Михална, я не мусор. Я — МУСОРЩИК. Всю грязь мне не убрать, но кое-что я сумею подчистить.
Настя затушила сигарету в стакане с остатками виски.
— Ладно. Поболтали — и будет. Кассетка ваша ни хера не стоит, пацаны. Ни один суд ее во внимание не примет. Это я вам как судья говорю.
Лысый засмеялся. И даже Зверев улыбнулся.
— Ты что, подруга, совсем дурная? — спросил Виталий. — Разве мы похожи на людей, которые обращаются в суд?
— Да вы вообще на людей не похожи… Лысый наотмашь влепил пощечину. Голова Тихорецкой мотнулась.
— Ты что? — ошеломленно сказала она.
— Ничего. Учу тебя уважительно разговаривать… Слушай внимательно: ты сделала кидок. Это — по понятиям — впадлу. Значит, обязана расплатиться.
— Я ваших понятий не признаю.
— Э-э, нет… ты уже живешь по ним. Ты КИДАЕШЬ. И даже хуже — ты беспредельничаешь… Мы тебе можем ПРЕДЪЯВИТЬ.
Настя некоторое время вдумывалась, потирала покрасневшую щеку, смотрела то на Сашку, то на Виталия.
— Почему это я беспредельничаю?
— А кто послал Костю стрелять в окно судье? — жестко спросил Зверев.
Настя хотела что-то ответить, но посмотрела в глаза Звереву и поняла: лгать бесполезно. И опасно.
— Что вам нужно? — спросила она.
— Бабки, дарлинг, бабки… что же еще? — сказал Виталий.
— Сколько? — спросила Тихорецкая после паузы.
Она покосилась на стакан, даже протянула руку… внутри стакана плавал черный разбухший окурок. Он был похож на труп. Настя отдернула руку.
— Хороший вопрос, — сказал Виталий. — Давай посчитаем. Ты кинула на 137 000 баков. Теперь прикинем проценты… По-божески возьмем процентов по десять в месяц. Умножаем десять на пятьдесят месяцев…
— Вы сошли с ума! — сказала Настя возбужденно.
— Нет, лапушка. Мы не сошли с ума! Ты взяла чужие бабки, за пять с половиной лет прокрутила их не один раз! Наварила капитал. А теперь ты хочешь отделаться тремя рублями? — зло ответил Виталий.
Некоторое время все молчали. Настя закурила новую сигарету. Лысый продолжил:
— Я мягко считаю, округляю в твою пользу… Итак, пятьдесят месяцев по десять процентов. Получается — пятьсот. Сто тридцать семь на пять… калькулятора нет… но, грубо, семьсот тысяч.
— Ты сошел с ума! — закричала Настя, взмахнула рукой.
Стакан упал на пол, покатился, оставляя за собой мокрый след.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84