***
Вечером Андрей «катался в метро» с полковником Перемежко. Полковник рассказал, что отпечатки пальцев с пачки «Мальборо» принадлежат некоему Гвоздарскому Станиславу Яновичу, семьдесят пятого года рождения. В девяносто седьмом проходил по делу об убийстве. Сначала как свидетель. Позже его роль в деле переквалифицировали на соучастие. Гвоздарский скрылся, находится в розыске. Есть оперативная информация, что он погиб в Чечне… Воевал наемником на стороне чеченцев.
— Где вы взяли эту пачку? — спросил Перемежко.
— В Киеве, разумеется.
— А точнее?
— Недалеко от киевского фуникулера, Василий Василич.
— И, разумеется, в тот же день, когда фуникулер обстреляли?
— Разумеется.
— Ox, Обнорский, Обнорский… Нужны вам эти головные боли?
— Выходит, нужны… Меня еще один человек интересует.
— Кто?
— Фамилия у него интересная — Заец.
— Не Константин ли Григорьевич? — спросил Перемежко с интересом.
— Точно, — удивленно сказал Обнорский. — Из ваших?
— Нет. Константин Григорьевич Заец — подполковник КГБ в отставке. Нынче возглавляет какую-то охранную контору.
— А что за контору — можно выяснить?
— Можно… Заец, кстати, непорядочный человек, мягко говоря. («Да уж» — подумал Обнорский.) Мне в старые времена доводилось с ним пересекаться. Да и в отставку он ушел не совсем по своей воле…
— Я вас очень попрошу навести о нем справочки.
— Сделаю… Что еще?
— Пока все.
— Слава Богу. За Гвоздарского спасибо, — сказал полковник, пожал Андрею руку, встал и пошел к дверям.
***
Каширин позвонил Зайцу. Мобильник Зайца был выключен. Тогда Родион позвонил на домашний телефон. Подошла женщина. Услышав вопрос:
— Нельзя ли поговорить с Константином Григорьевичем? — долго молчала, потом произнесла:
— Нельзя… Нельзя с ним поговорить.
— Простите, а когда я смогу его застать?
В ответ женщина всхлипнула. Раз, другой, третий… Худо дело, решил Родион, сейчас заплачет. Но женщина не заплакала. Она справилась с собой, сказала:
— Кости нет больше… Его убили.
— Как? — спросил Родион. — Когда?
Она не ответила, положила трубку. Каширин выключил свою трубу, почесал переносицу и пробормотал: «Нормальный ход… Это кто же грохнул Зайчишку-то?»
Зайца «грохнули» его же подчиненные. Задушили брючным ремнем, вывернули карманы, сняли дорогие часы и бросили тело в джипе, в нескольких километрах от Таращи, на трассе. Разбой!
Обнорский, узнав про смерть Зайца, выругался. Сказал:
— Свои завалили. Завалили с одной-единственной целью: обрубить цепочку. Ну это мы еще посмотрим.
***
Обнорский провел совещание в гостиной. Питерская бригада собралась вокруг стола с микрофоном и «совещание», предварительно отрепетированное в кухне, началось.
— В общем, так, мужики, — сказал Обнорский, — надо эту тему закрывать… слишком стало горячо.
— Ты чего, Андрюха? — удивился Повзло.
— А ничего! Надоело мне голову подставлять. Раз повезло, два повезло. А третий раз неизвестно, чем обернется… Могут и грохнуть.
— Это точно, — сказал Родя. — Ты-то, Коля, здесь сидел. Тебя хлороформом не травили, в наручниках не держали… Я с шефом согласен: надо сваливать от греха.
— Ну, допустим, — недовольно сказал Коля, — допустим… А бабки?
— А бабки с заказчика все равно сорвем, — заявил Обнорский. — Завтра с утра садимся писать итоговый отчет. Втроем за три дня накатаем такую пиццу — пальчики оближешь. И бабки наши.
— Э-э, — протянул Родя. — Еще три дня тут сидеть?! Аккурат пришлют какого-нибудь отморозка с автоматом.
— Не ссы, Родя… Не пришлют.
— Это бабка надвое сказала.
— Не бабка и не надвое. Это я, Родя, тебе говорю. Мы ребяткам знак подадим: все в порядке, сваливаем, не надо жестких мер.
— Какой же ты им знак подашь? — удивился Родион.
— Завтра с утра ты сходишь и купишь билеты в Питер.
— Ну и что?
— Да ничего. Раз за нами следят — а события Тараще точно доказали — следят… Раз за нами следят, то они про это замечательное событие тут же узнают. И сделают правильные выводы.
— Пожалуй что, — согласился Родион. — А что будем лепить в отчете? — спросил Повзло.
— А что есть, то и будем лепить: Горделадзе, сучонок, лил черный пиар через Интернет… Видимо, на людей Бунчука. Тот не большого ума, конечно. Ну и приказал с мудаком «разобраться». А у его подчиненных мозгов тоже не хватает. Разобрались так, что полный караул… Классический эксцесс исполнителя. Голову отрубили, чтобы спрятать пулю. Все стройно, логично. Пожалуйте бриться!
— Не особенно-то нашего заказчика устроит такой вывод, — сказал Коля.
— А меня это не колышет, — ответил Обнорский. — Я предупреждал, что мы — не шаманы и не волшебники.
Потом — для пущей убедительности — они полчаса обсуждали некоторые детали отчета. Потом отправились в кухню ужинать, оставив включенным телевизор.
Используя свои связи, Повзло добыл «кассеты Стужи». Разумеется, не бесплатно… С каждым часом количество копий обнародованных лидером соцпартии кассет увеличивалось. Они расползались по Киеву как тараканы по коммунальной квартире. Цены падали. Рассудительный Родя сказал:
— Если подождать пару-тройку дней — цена снизится вдвое, а то и втрое.
— А если подождать месяц, — сказал Обнорский, — то они вообще пойдут по цене песенок Киркорова… Времени ждать у нас нет. Садимся работать.
Втроем сели в кухне слушать. Это был нелегкий труд — часть записей оказалась весьма невысокого качества, — приходилось возвращаться обратно, прослушивать по два, по три, по пять раз. На пленке звучало много незнакомых питерским журналистам голосов. Назывались незнакомые имена, фамилии и даже клички… На удивление много употреблялась ненормативная лексика. По части матерщины представители украинской элиты не уступали грузчикам. Часть разговоров шла на украинском, и тогда Коле приходилось переводить. Процесс был утомительный и, откровенно говоря, малорезультативный… При этом следовало учитывать, что восприятие записи разговора сильно отличается от самого разговора. Магнитофонная пленка не может передать жестов и мимики, взглядов, которыми обмениваются собеседники. О многом слушатель может только догадываться. При всем при том, что Повзло добыл далеко не «полную версию, без купюр» (которую «продавал» Обнорскому Николай), прослушивание затянулось до утра. Про Горделадзе упоминали не так уж и много, но в достаточной степени эмоционально, зло.
Особенный интерес вызвал один фрагмент. На нем звучали голоса президента и министра внутренних дел Марченко:
"Бунчук: Этот грузин.
Марченко: А я. Мы работаем.
Б.: Я и говорю: вывести его, бросить. Отдать чеченцам. (Неразборчиво) а потом выкуп на хуй.
М.: Мы продумаем. Мы сделаем так, чтобы…
Б.: Значит, отвезти его, раздеть, бля, без штанов оставить, пусть сидит.
М.: Я бы сделал просто, бля. Мне сегодня докладывали. Мы обстановочку изучаем: где он ходит, как ходит. Там у нас на связи сидит… Еще немножко, немножко изучить, мы сделаем. У меня сейчас команда боевая. Такие орлы — все, что хочешь сделают. Значит, вот такая, бля, ситуация, на хуй.
Б.: Шо ты пиздишь?
М.: Ну я вам докладываю. Мы там немного прокололись.
Б.: Но он же сука, грузин, сука… Он же грязь кидает в Россию через Интернет… В Интернет через Россию.
М.: Ясно… Я Горделадзе не выпускаю из виду. Просто у нас возник вопрос… мы же это… Хотя уже есть контакты… Ну было, бля… из наружного наблюдения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107