— Боже упаси! — возразил адвокат.— Это я предостерегал вас, когда увидел, что вы хотите наброситься на этого господина.
Стоя уже по другую сторону забора, учитель повернулся к пану Дудковскому:
— До скорого свидания! У судебного следователя... Сейчас я еду к нему.
Избитый мальчик, несомненно, не пролил столько слез, сколько пота стекло в эти минуты со лба пана Дудковского. Ревностный защитник собственных владений смотрел, оцепенев, на удаляющуюся фигуру учителя, окруженного толпой, и в сердце его закрадывался страх. Он как-то слышал, что суды сурово карают за нанесение побоев, и понимал, что никогда еще самоуправство не совершалось при столь благоприятных для правосудия обстоятельствах. Среди бела дня, в присутствии нескольких десятков свидетелей он избил ребенка, к тому же еще и хромого и, что хуже всего, пользующегося таким сильным покровительством.
Растерянно глядя на толпу, пан Дудковский заметил, как от нее отделились адвокат и учитель и, отойдя в сторонку, завели оживленный разговор. В эту минуту он почувствовал искреннее расположение к адвокату, догадываясь, что разговор этот касается его, может быть, его свободы и жизни.
Крайне удрученный, вернулся пан Дудковский домой, где его встретила Малгожата.
— Что это вы натворили с этим мальчиком? — вскричала добрая женщина.— Теперь они вас погубят, арестуют! Надо скорей послать телеграмму в Варшаву, чтобы наша пани приехала. Вот несчастье!
Не успел пан Дудковский придумать ответ, как вбежал верзила-адвокат.
— Одно словечко, почтеннейший, с глазу на глаз,— шепнул он.
По спине пана Дудковского побежали мурашки. Тем не менее он исполнил желание адвоката и повел его в другую половину дома.
Оглядевшись по сторонам, адвокат начал:
— Вам необходимо действовать. Судебный следователь человек необыкновенного благородства, но увы!., есть у него одно предубеждение. Он особенно сурово преследует лиц, истязающих детей.
Тут адвокат вздохнул.
— Надо отдать ему должное,— продолжал он,— в такого рода делах у него легкая рука. В Калуге вследствие его ходатайства были сосланы за жестокое обращение с детьми два отца, один дядя и один опекун. У нас тоже сослали одного помещика за избиение деревенской девушки.
Челюсти пана Дудковского непроизвольно дергались, как он ни старался овладеть собой. С дрожью в голосе он перебил адвоката:
— Как же это? Значит, я не имею права защищать свою собственность?
— Напротив, вы имеете право привлечь преступников к суду.
— Но пока будет вынесен приговор, они у меня все разворуют!
Адвокат пожал плечами.
— Этого требует закон, уважаемый,— сказал он,— и по этому пути пойдут наши противники.
— Значит, они на самом деле подают в суд? Адвокат крепко пожал ему руку.
— Мне жаль вас,— сказал он,— но я совершил бы преступление, скрыв от вас истину. Учитель,— прибавил он тише,— уже нанял две подводы. Через два часа, самое позднее, к следователю едут — он с мальчиком и фельдшер с матерью пострадавшего. А завтра...
— Что? Что завтра?
— Завтра вас могут арестовать.
Пан Дудковский закружился на месте, как подстреленный голубь.
— Я немедленно еду в Варшаву,— простонал он.
— О, ради бога! — вскричал адвокат.— Этим вы только ускорите катастрофу.
— Но что же делать?
Адвокат развел руками и ничего не ответил.
— Что же делать, пан адвокат? — в отчаянии взмолился пан Дудковский.
Адвокат наклонился к нему и прошептал на ухо:
— Немедленно идти на мировую.
— Но как?
— Дать вознаграждение.
Пан Дудковскйй вздохнул с облегчением.
— Да с величайшим удовольствием! — воскликнул он, пожимая обе руки адвокату.— Может, вы согласитесь быть моим посредником?
— Если вы мне доверяете...— скромно опуская глаза, ответил адвокат.
— Так сколько же? Сколько? — взволнованно спросил пан Дудковский.
— Я пытался уже выведать у истца, и мне даже удалось выторговать самую низкую цифру.
— Так сколько же? — настаивал пан Дудковский, доставая бумажник.
— Двести рублей.
— Как? — отшатнулся пан Дудковский.— Я полагаю, что за несколько легоньких ударов... таким тоненьким прутиком... достаточно будет... ну, несколько рублей.
Адвокат махнул рукой с безнадежным видом.
— К сожалению,—сказал он,— вы не отдаете себе отчета в том, что происходит. Через два часа речь будет идти уже не о деньгах, а о вашей свободе, а следовательно — о здоровье, жизни.
— Но у меня нет при себе двухсот рублей.
— Вы можете занять их у арендатора. Время летит. Прежде чем приедут подводы, я мог бы уже достать соответствующий документик.
— Но, дорогой мой,— вскричал пан Дудковский, тряся адвоката за руку,— допустимо ли, чтобы я потратил двести рублей на такую простую бабу и такого маленького мальчишку, который меня же обворовал?
— Вы потратите эту сумму ради собственного спокойствия. Не забудьте, что, кроме этой бабы и ее мальчишки, имеется фельдшер и... учитель, не считая других свидетелей.
Пан Дудковский опустился на стул. Поистине учитель ему представлялся злым духом, от которого надо было избавиться любой ценой.
— Дорогой пан адвокат, нельзя ли все-таки снизить сумму? Это целое состояние!
— Я вижу,— ответил адвокат откланиваясь,— что не заслужил вашего доверия, но... тем не менее советую вам поспешить.
— А может быть, мне самому поговорить с ними?
— Не смею вас отговаривать, но боюсь, как бы этот шаг не испортил вам всего дела.
На дороге затарахтела телега. Адвокат выглянул в окно и с волнением воскликнул:
— Кажется, уже поздно... е— Что вы говорите?
—- Одна телега уже поехала — Но у меня нет денег.
— Я пришлю к вам арендатора. Только бы он не ушел куда-нибудь.
— Даю сто рублей! — расщедрился пан Дудковский.
— Ничего не выйдет. Я жалею, что вмешался в это, -— Сто пятьдесят...
— Ого! Едет вторая телега.
Действительно, поднимая тучи пыли, по дороге промчалась вторая подвода.
— Что же?..
— Идите за арендатором,— глухо пробормотал пан Дудковский.
Адвокат убежал, а в дверях показалась Малгожата.
— Ах, боже мой, боже! — восклицала она.— Как они вас обирают! Что скажет наша пани!
— Дура! — крикнул пан Дудковский.— Так лучше, чтобы меня выслали? А ты тут еще подслушиваешь! — с гневом прибавил он.
Честная женщина залилась слезами.
— Вот она, благодарность за верную службу! — сказала она всхлипывая.— Я дура, оттого что вы даром тратите деньги!.. Ах, боже, теперь нельзя ни жить, служить! Но если я вам надоела — что ж, пожалуйста. Спасибо за место, я хоть сейчас уйду куда глаза глядят, чтобы только не видеть, как вы тут хозяйничаете.
— Ну и убирайся ко всем чертям! — буркнул пан Дудковский, сердце которого кровоточило, словно в него вонзилось двести мечей.
Горе преданной служанки, ее рыдания и хлопанье дверьми не поддаются описанию.
Вскоре в комнату вошел арендатор. Это был старый еврей с седой бородой, расчесанной надвое, с длинными пейсами, в чулках, дымчатом халате и бархатной ермолке. Важно кивнув головой пану Дудковскому, он бесстрастно спросил:
— У вас большие неприятности с этими негодяями?
— Так и вы уже знаете об этом?
— Вся деревня знает. Теперь с ними ссорится адвокат, просто страшно слушать. Пришлось ему стащить учителя с телеги и за шиворот привести ко мне в дом. Они там чуть не подрались.
— А что случилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33