Он побледнел.
— Если это за нами, давайте запремся в монастыре,— сказал он, вглядываясь в чащу.
Все посмотрели на него с изумлением.
— Запремся в монастыре и будем защищаться,— продолжал он.—В башнях есть бойницы, а у отца игумена пороху на целое войско... Тут настоящий Севастополь! Пусть только сунутся, негодяи... Перебьем их как собак — и в горы...
Лицо Мирончо стало страшным. Все глядели на него с ужасом.
— Где Фратю? — спросил он, желая знать мнение последнего.
Господина Фратю нигде не было. Он испарился. Только через минуту заметили они кисточку его феса, то мелькавшую на подъемах, то исчезавшую где-то среди огородов.
— Сбежал! — раздался общий негодующий возглас.
— «Атмосфера накалилась»! А сам где сейчас? — крикнул в бешенстве Хаджи Атанасий.
XV, Господин Фратю
В самом деле, господин Фратю, словно африканский ураган, словно бурный вихрь, несущийся летом в поле, бешено мчался по огородам, нивам и лугам, оставляя за собой легкий шум рассекаемого воздуха. Он сам не заметил, как перемахнул через две широкие канавы с водой и несколько препятствий в виде изгородей вокруг луковых гряд. В два прыжка преодолел он Долгий курган, даже не заметив исполинской Карачомаковой орешины, стегнувшей его своими ветвями, и, наконец, оказался возле села. Но тут он остановился, растерянно озираясь и сам не зная, куда податься.
Вдруг его осенила какая-то мысль, и он снова бросился бежать. Его длинное сетре развевалось, словно победное знамя, а кисточка вела себя так, будто стремилась упорхнуть в небо. Возле кошары чорбаджи Цочко за ним погнались овчарки, так как он испугал стадо. Но господин Фратю оставил им в виде добычи кусок полы и продолжал свой бег.
Добежав, задыхаясь, до края села, господин Фратю покинул большую дорогу, свернул в сторону и вступил в село через сад чорбаджи Цачо, две стены которого взял приступом. Потом кинулся в питомник роз Хаджи Димо, проник во владения Шашова, выдержав ожесточенный бой с обросшей терном изгородью, которая нанесла славные раны его сетре; взобрался по низкой стрехе на крышу дома деда Постола и спрыгнул в узкий темный тупик, упиравшийся в ворота Батора. Теперь только Ба-торов двор отделял его от его собственного, но Батор и жена его были люди вздорные и страшно враждовали с семьей Фратю. Увидев его у себя во дворе, они погнались за ним — Батор с мотовилом, а Баторка с веретеном, собаками и гусями. Но господии Фратю проворно взобрал ся по лесенке, прислоненной к виноградной лозе, бросив ся на черепицы, зароптавшие у него под ногами, а оттуда спустился к себе по суку Баторовой черешни, который сейчас же опять выпрямился, захватив с собой в виде платы за проезд порхающую кисточку. Затем ой взбежал вверх по лестнице, пронесся ураганом через сени на галерею, ворвался в новую комнату и открыл сундух, где у него лежали уже два года ни разу не пустовавшее серебряные кобуры его отца. Мать его, в испуге за ним следовавшая, при виде их вскрикнула. Но господин Фратю не притронулся к оружию, а вынул из угла сундука книжку в старом выцветшем переплете под заглавием «Лесной путник», потом одну зеленую брошюрку, носящую название «Гайдук Янчо», потом два уже сильно зачитанных номера «Будущности», потом «Голос болгарина», потом «Райну княгиню», потом полтора номера «Народности»2, потом изображение Болгарии в оковах работы Мутевского, и, наконец, несколько бунтовщиче-ских песен в рукописных списках,— среди них песню «Захотел гордый Никифор». Тут же он снял со стены портрет покойного Хаджи Нончо, по общему признанию, очень похожего на Тотю. Все это он смял, скомкал, сгреб и бросил в огонь под котлом, где вываривалась краска из коры орехового дерева.
Совершив это господин Фратю вскочил и скрылся на сеновале, приказав сквозь щелку старухе служанке, чтобы та пошла к колодцу и ориентировалась в политической обстановке, а если кто спросит, так чтоб ответила, что он куда-нибудь ушел,— например, в баню.
XVI. Варлаам распространяет прокламации
Компания стояла на поляне перед монастырем в напряженном ожидании.
Вместо жандармов появился Димо Казак.
1 «Будущность» — еженедельная болгарская газета, издававшаяся Г. Раковским в Бухаресте в 1864 г. Орган болгарской революционной эмиграции.
2 «Народность» — еженедельная болгарская газета, издававшаяся в Бухаресте в 1867—1869, орган тайного центрального комитета, стоявшего на позициях компромиссного либерально-буржуазногб разрешения вопроса о национальной независимости Болгарии.
3 Букв, «акт веры» (португ., исп) — публичное отречение от церкви и казнь осужденных инквизицией еретиков
— Казак! Казак! — закричали все, двинувшись ему навстречу.
— Скверное дело! — произнес он, тяжело дыша. Все испуганно переглянулись.
— Тарильом подвел! — прибавил он, переводя дух.-— Негодяй.
— А! Это из-за рыбьего хребта, наверно? — спросил Хаджи Атанасий.
Казак поглядел на него свирепо.
— Да нет же, пусть он его в пасть себе сунет и подавится,— сурово сказал он.
— Не верю, чтоб он сделал это нарочно,— заметил Хаджи Смион.
— А зачем вызвали учителя? — спросил Иванчо Йота.
— Его связали? — вставил Хаджи Смион.
— С какой стати будут вязать учителя? — проворчал Казак.— Учителя бей вызвал по другой причине...
— Знаю, знаю,— перебил догадливый Хаджи Смион, сразу успокоившись.— Чтобы тот прочел ему какую-нибудь старую купчую. Сам-то не больно грамотен — вроде меня.
— Какую старую купчую? — зверем зарычал на него Димо Казак.— Какую там купчую? Прокламации! Прокламацию бухарестского комитета!
Все остолбенели.
И Димо Казак взволнованно рассказал им, что сего-. дня после полудня Варлаам приклеил на своих воротах прокламацию, говорят, с портретом Тотю-воеводы, а Се-лямсыз, растолкав читавших ее любопытных, взял и отнес ее потихоньку бею. Это страшно всех удивило, потому что никому не могло в голову прийти, чтобы этот смирный Варлаам был таким опасным человеком. Особенно испугался Хаджи Смион: он вспомнил, что сегодня был у Варлаама и тот даже просил у него ружье, о чем Хаджи Смион тут же рассказал товарищам. Мирончо стал кричать и бранить «предателя» Селямсыза, поклявшись, что придет время,— он повесит его на его собственных воротах, как Варлаамов хребет. Иванчо также выразил негодование по поводу «предательства по отношению к народу», совершенного Селямсызом, браня в то же время и невежественного Варлаама, который от природы не годится в бунтовщики. Но Иванчо был страшно потрясен, услышав от Казака, что онбаши ищет его, Иванчо, так как у него в комнате над лавкой всю ночь
до самого утра горела свеча, и это показалось странными Приятели стали перешептываться, кидая подозрительные взгляды на обе опасные личности, от страха дрожав шие, как лист.
После минутного совещания компания изменила свой план и решила идти в город.
— А вы скройтесь, будто вас нет совсем, пока все не разъяснится. С богом! — строго сказал Мирончо, указывая обоим подозрительным на Старапланину.
Два приятеля некоторое время стояли, потрясенные уставившись друг на друга в полном молчании. Хаджи Смион, с фесом учителя Гатю на голове, взволнованный^ смущенньщ, растерянный, кинул, наконец быстрый взгляд в ту сторону, куда ушли остальные, и в отчаянии еще ниже опустил голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Если это за нами, давайте запремся в монастыре,— сказал он, вглядываясь в чащу.
Все посмотрели на него с изумлением.
— Запремся в монастыре и будем защищаться,— продолжал он.—В башнях есть бойницы, а у отца игумена пороху на целое войско... Тут настоящий Севастополь! Пусть только сунутся, негодяи... Перебьем их как собак — и в горы...
Лицо Мирончо стало страшным. Все глядели на него с ужасом.
— Где Фратю? — спросил он, желая знать мнение последнего.
Господина Фратю нигде не было. Он испарился. Только через минуту заметили они кисточку его феса, то мелькавшую на подъемах, то исчезавшую где-то среди огородов.
— Сбежал! — раздался общий негодующий возглас.
— «Атмосфера накалилась»! А сам где сейчас? — крикнул в бешенстве Хаджи Атанасий.
XV, Господин Фратю
В самом деле, господин Фратю, словно африканский ураган, словно бурный вихрь, несущийся летом в поле, бешено мчался по огородам, нивам и лугам, оставляя за собой легкий шум рассекаемого воздуха. Он сам не заметил, как перемахнул через две широкие канавы с водой и несколько препятствий в виде изгородей вокруг луковых гряд. В два прыжка преодолел он Долгий курган, даже не заметив исполинской Карачомаковой орешины, стегнувшей его своими ветвями, и, наконец, оказался возле села. Но тут он остановился, растерянно озираясь и сам не зная, куда податься.
Вдруг его осенила какая-то мысль, и он снова бросился бежать. Его длинное сетре развевалось, словно победное знамя, а кисточка вела себя так, будто стремилась упорхнуть в небо. Возле кошары чорбаджи Цочко за ним погнались овчарки, так как он испугал стадо. Но господин Фратю оставил им в виде добычи кусок полы и продолжал свой бег.
Добежав, задыхаясь, до края села, господин Фратю покинул большую дорогу, свернул в сторону и вступил в село через сад чорбаджи Цачо, две стены которого взял приступом. Потом кинулся в питомник роз Хаджи Димо, проник во владения Шашова, выдержав ожесточенный бой с обросшей терном изгородью, которая нанесла славные раны его сетре; взобрался по низкой стрехе на крышу дома деда Постола и спрыгнул в узкий темный тупик, упиравшийся в ворота Батора. Теперь только Ба-торов двор отделял его от его собственного, но Батор и жена его были люди вздорные и страшно враждовали с семьей Фратю. Увидев его у себя во дворе, они погнались за ним — Батор с мотовилом, а Баторка с веретеном, собаками и гусями. Но господии Фратю проворно взобрал ся по лесенке, прислоненной к виноградной лозе, бросив ся на черепицы, зароптавшие у него под ногами, а оттуда спустился к себе по суку Баторовой черешни, который сейчас же опять выпрямился, захватив с собой в виде платы за проезд порхающую кисточку. Затем ой взбежал вверх по лестнице, пронесся ураганом через сени на галерею, ворвался в новую комнату и открыл сундух, где у него лежали уже два года ни разу не пустовавшее серебряные кобуры его отца. Мать его, в испуге за ним следовавшая, при виде их вскрикнула. Но господин Фратю не притронулся к оружию, а вынул из угла сундука книжку в старом выцветшем переплете под заглавием «Лесной путник», потом одну зеленую брошюрку, носящую название «Гайдук Янчо», потом два уже сильно зачитанных номера «Будущности», потом «Голос болгарина», потом «Райну княгиню», потом полтора номера «Народности»2, потом изображение Болгарии в оковах работы Мутевского, и, наконец, несколько бунтовщиче-ских песен в рукописных списках,— среди них песню «Захотел гордый Никифор». Тут же он снял со стены портрет покойного Хаджи Нончо, по общему признанию, очень похожего на Тотю. Все это он смял, скомкал, сгреб и бросил в огонь под котлом, где вываривалась краска из коры орехового дерева.
Совершив это господин Фратю вскочил и скрылся на сеновале, приказав сквозь щелку старухе служанке, чтобы та пошла к колодцу и ориентировалась в политической обстановке, а если кто спросит, так чтоб ответила, что он куда-нибудь ушел,— например, в баню.
XVI. Варлаам распространяет прокламации
Компания стояла на поляне перед монастырем в напряженном ожидании.
Вместо жандармов появился Димо Казак.
1 «Будущность» — еженедельная болгарская газета, издававшаяся Г. Раковским в Бухаресте в 1864 г. Орган болгарской революционной эмиграции.
2 «Народность» — еженедельная болгарская газета, издававшаяся в Бухаресте в 1867—1869, орган тайного центрального комитета, стоявшего на позициях компромиссного либерально-буржуазногб разрешения вопроса о национальной независимости Болгарии.
3 Букв, «акт веры» (португ., исп) — публичное отречение от церкви и казнь осужденных инквизицией еретиков
— Казак! Казак! — закричали все, двинувшись ему навстречу.
— Скверное дело! — произнес он, тяжело дыша. Все испуганно переглянулись.
— Тарильом подвел! — прибавил он, переводя дух.-— Негодяй.
— А! Это из-за рыбьего хребта, наверно? — спросил Хаджи Атанасий.
Казак поглядел на него свирепо.
— Да нет же, пусть он его в пасть себе сунет и подавится,— сурово сказал он.
— Не верю, чтоб он сделал это нарочно,— заметил Хаджи Смион.
— А зачем вызвали учителя? — спросил Иванчо Йота.
— Его связали? — вставил Хаджи Смион.
— С какой стати будут вязать учителя? — проворчал Казак.— Учителя бей вызвал по другой причине...
— Знаю, знаю,— перебил догадливый Хаджи Смион, сразу успокоившись.— Чтобы тот прочел ему какую-нибудь старую купчую. Сам-то не больно грамотен — вроде меня.
— Какую старую купчую? — зверем зарычал на него Димо Казак.— Какую там купчую? Прокламации! Прокламацию бухарестского комитета!
Все остолбенели.
И Димо Казак взволнованно рассказал им, что сего-. дня после полудня Варлаам приклеил на своих воротах прокламацию, говорят, с портретом Тотю-воеводы, а Се-лямсыз, растолкав читавших ее любопытных, взял и отнес ее потихоньку бею. Это страшно всех удивило, потому что никому не могло в голову прийти, чтобы этот смирный Варлаам был таким опасным человеком. Особенно испугался Хаджи Смион: он вспомнил, что сегодня был у Варлаама и тот даже просил у него ружье, о чем Хаджи Смион тут же рассказал товарищам. Мирончо стал кричать и бранить «предателя» Селямсыза, поклявшись, что придет время,— он повесит его на его собственных воротах, как Варлаамов хребет. Иванчо также выразил негодование по поводу «предательства по отношению к народу», совершенного Селямсызом, браня в то же время и невежественного Варлаама, который от природы не годится в бунтовщики. Но Иванчо был страшно потрясен, услышав от Казака, что онбаши ищет его, Иванчо, так как у него в комнате над лавкой всю ночь
до самого утра горела свеча, и это показалось странными Приятели стали перешептываться, кидая подозрительные взгляды на обе опасные личности, от страха дрожав шие, как лист.
После минутного совещания компания изменила свой план и решила идти в город.
— А вы скройтесь, будто вас нет совсем, пока все не разъяснится. С богом! — строго сказал Мирончо, указывая обоим подозрительным на Старапланину.
Два приятеля некоторое время стояли, потрясенные уставившись друг на друга в полном молчании. Хаджи Смион, с фесом учителя Гатю на голове, взволнованный^ смущенньщ, растерянный, кинул, наконец быстрый взгляд в ту сторону, куда ушли остальные, и в отчаянии еще ниже опустил голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33