Будущая жертва, ничего не подозревая, зачиняла вскрытие, медленно поворачивая крышечку по направлению “против часовой стрелки”. жидкость же в это время (вернее наиболее возбужденная ее часть) вырвала из рук опешевшей жертвы крышечку и с яростным наслаждением начала обливать напротив стоявшего гопника. Естественно мелкие брызги, рикошетом отлетавшие от второго пострадавшего, задевали и остальных наиболее любопытных. Наконец содержимое, свирепо зашипев, разлилось по асфальту. Вторая жертва была “хоть выжимай”, первая же, продолжая пребывать в шоке, громко матерно сказала: (цитирую дословно) “Ну что, M\[ZY¬?›%(6kJLIBEGHFKM!!! Напились за мой счет?! Окружающие ухмылялись, смахивая с себя остатки содержимого и допивая его же из найденной на соседнем газоне бутылки.
XVI
Немного о зачастившемся ”Я”
В детском саду меня порой изрядно доставали. Тамошнее общество меня невзлюбило сразу и надолго. Проявляя свои чувства ко мне коллективными бойкотами, драками, злостными шутками и пр. Я же добивался их уважения, используя свое непрерывное состояние аффекта и сподручные средства (напр. стулья, деревянные цилиндры, тарелки с манной кашей и т.д. и т.п.) И так, непрерывно расставляя на своих сверстниках (фригидных гопниках) фиолетовые пятна этими самыми сподручными средствами, а также проявляя всяческие черты своей неуравновешенности, ходил я в детский сад. Ходил я туда, вызывая непрерывную жалость воспитателей в белых халатах, жалость похожую на три копейки, случайно упавшие мимо шапки безногого бомжа в переходе.
Вскоре, по причине достижения семилетнего возраста, пошел я в школу. В школе мне понравилось - там были металлические стулья, с собой приходилось таскать тяжелый портфель, а в нем - учебники в жестком переплете, а главное - металлическая подставка под всю эту литературу.
Одним словом был я хлопцем геройским, вел активную борьбу с обществом, в то время как меня учили и всячески поучали, испытывая на мне всевозможные методы воспитания, учения и поучения. Я от этого неистово бесился внутри себя и на каждый вопрос типа: “О чем ты думаешь во время урока?”, отвечал, что контролирую свои чувства и никогда не врал. Чувств было на столько много, что они, порой преобладая над разумом и не помещаясь в моей физической субстанции, выползали, выпрыгивали и, выплескиваясь, разливались по асфальту и, затекая кому-то в ботинки, служили причиной некоторых недомоганий.
Так вот рос я и, вместе со мной росли, крепли, размножались и совершенствовались мои средства борьбы с обществом. И наконец одно из этих средств (не помню точно какое, но видимо чрезвычайно совершенное) привело меня к потрясающему открытию - я внезапно понял, что общество состоит из людей и, притом, не все имеют в голове злобные шутки, а в руках металлические стулья, хотя, как я выяснил позже многие владеют методами куда более серьезными.
Ну а дальше вы все сами знаете, а если не знаете - читайте дальше.
XVII
ЭЛЬКА*
Привет!
Ты такой крутой фантазер. Ты, наверное можешь выдумать себе
чашку чая, шикарный наряд, билет в автобусе или, даже, мост
что бы перейти вставшую на твоем пути реку. Видимо по такой
же причине ты утверждаешь будто по моему адресу живет другой
человек, носящий притом мои инициалы, что внешне мы похожи
как две капли воды, что зовут ее (меня) каким-то французским
именем ЭЛЬКА и, что вообще - ты даже меня придумал. А после
ты даже сподобился сказать, что я “лишь физическая субстанция,
служащая лишь материальной оболочкой для идеологического
персонажа” твоей фантазии.
В таком случае, а не продлить ли тебе свою идиллию -
фантазируй дальше. Придумай какой-нибудь нелепый “Happy end”
Вперед!
(Далее следовала дата и подпись Л. К.)
*В примечании говорится: Один из наиболее достоверных источников, коим является моя голова, сообщает читателю, что все вышеизложенное есть ни что иное как продолжение предыдущего и последующего и написано все тем же автором предыдущего и бесконечно последующего.
XVIII
От стены к стене
Я проснулся в два часа ночи в кресле. В темной комнате цветными пятнами мелькал включенный телевизор, отражаясь от потолка и заставляя мои глаза двигаться в расширительно-сужающемся направлении. Звонили в дверь. Звонили уже давно и настойчиво (чем меня и разбудили).
Ну а я, бдителен и вежлив, открыл дверь, а там - почтальон. Тут мне пришлось окончательно проснуться. Он мне сразу: распишитесь, то да се, И сует мне конвертик. Борода седая - старенький, сумка на плече (там еще много таких, видать). И как он их не путает, не кичится своей важностью.
Конвертик тем временем пухнул у меня в руках, обязуясь занять меня в этот вечер (вечер ли?) чем-нибудь интересненьким. Пока я рассматривал сей документ дедушка-почтальон уже исчез, и передо мной был лишь пустой коридор, освещенный крепко настоянным светом, излучаемым вкрученной заботливой рукой соседа (любителя сигарет иностранного происхождения и заметной вежливости, вернее ее волшебной причины) в аккуратно выведенный из-под ртутной лампы проводок (вернее в висячий на нем патрон).
Вот как раз этот самый свет из этой самой лампочки из этого самого патрона и светил мне. А светил он на конвертик: На строчках для обратного адреса красовались пять несоразмерных букв - Э.Л.Ь.К.А.
А потом он осветил и содержимое конверта: В конверте были пустые листы. Три абсолютно чистых листа и третий с надписью по диагонали "Придумай сам что здесь написать", сделанной чернильным карандашом.
Т.О., пребывая в шоке, я заплыл в свою квартиру (мои ноги, как мне тогда казалось, шли на десять сантиметров над паркетом). Как когда-то давно (видимо настолько, что я уже не помню когда) я ни как не мог приземлиться. Воздух - упругий серо-зеленый газ, как силикатный клей. Было душно, я открыл входную дверь и все окна, заливая свою квартиру этой дрянью. Глаза мои, как больно! Глаза как на иголках - чуть в сторону - сломал иглу, а закрыл глаза - все иглы впиваются хором в веки, в щеки, в мозг, в шею, в пальцы - все в иголках. Каждое прикосновение к себе как пулевое ранение. Когда я стал совсем задыхаться я пошел на кухню и, схватив самый острый нож, начал отрезать себе по кусочку воздух. Отрезал и вдыхал, отрезал - вдыхал, отрезал и опять вдыхал и опять отрезал. Отрезательно-вдыхательные движения сопровождались у меня с медленным продвижением по квартире. И вот так, беспорядочно размахивая ножом ходил я от стены к стене, многократно разрезая собственную тень и спотыкаясь об нее полубосыми ногами, пока не наткнулся на зеркало. Зеркало, ничего не подозревая, чинно висело на стене и холодно отражало действительность.
Тем временем в нем красовался некий мерзавец. Мерзавец с нахальным любопытством разглядывал меня большими на выкат глазами. Скандально взъерошенные волосы, обиженно надутые щеки, плотно сжатые губы - ненавижу! Ненавижу я этого гада!!! Пырнул я его ножом в морду сучью, а он и рассмеялся - улыбка кривая - от глаза до подбородка, зубы через один. Смешно! А я ему еще разок - он брови сдвинул, губы сжал, как змея перед укусом, смотрит из подлобья и нервно дышит. Злиться изволишь, наглец?! Ну держись! Сейчас не встанешь, гнида!
Бил я его долго и по морде, так что кровища в разные стороны, а зубы с глазами местами поменялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
XVI
Немного о зачастившемся ”Я”
В детском саду меня порой изрядно доставали. Тамошнее общество меня невзлюбило сразу и надолго. Проявляя свои чувства ко мне коллективными бойкотами, драками, злостными шутками и пр. Я же добивался их уважения, используя свое непрерывное состояние аффекта и сподручные средства (напр. стулья, деревянные цилиндры, тарелки с манной кашей и т.д. и т.п.) И так, непрерывно расставляя на своих сверстниках (фригидных гопниках) фиолетовые пятна этими самыми сподручными средствами, а также проявляя всяческие черты своей неуравновешенности, ходил я в детский сад. Ходил я туда, вызывая непрерывную жалость воспитателей в белых халатах, жалость похожую на три копейки, случайно упавшие мимо шапки безногого бомжа в переходе.
Вскоре, по причине достижения семилетнего возраста, пошел я в школу. В школе мне понравилось - там были металлические стулья, с собой приходилось таскать тяжелый портфель, а в нем - учебники в жестком переплете, а главное - металлическая подставка под всю эту литературу.
Одним словом был я хлопцем геройским, вел активную борьбу с обществом, в то время как меня учили и всячески поучали, испытывая на мне всевозможные методы воспитания, учения и поучения. Я от этого неистово бесился внутри себя и на каждый вопрос типа: “О чем ты думаешь во время урока?”, отвечал, что контролирую свои чувства и никогда не врал. Чувств было на столько много, что они, порой преобладая над разумом и не помещаясь в моей физической субстанции, выползали, выпрыгивали и, выплескиваясь, разливались по асфальту и, затекая кому-то в ботинки, служили причиной некоторых недомоганий.
Так вот рос я и, вместе со мной росли, крепли, размножались и совершенствовались мои средства борьбы с обществом. И наконец одно из этих средств (не помню точно какое, но видимо чрезвычайно совершенное) привело меня к потрясающему открытию - я внезапно понял, что общество состоит из людей и, притом, не все имеют в голове злобные шутки, а в руках металлические стулья, хотя, как я выяснил позже многие владеют методами куда более серьезными.
Ну а дальше вы все сами знаете, а если не знаете - читайте дальше.
XVII
ЭЛЬКА*
Привет!
Ты такой крутой фантазер. Ты, наверное можешь выдумать себе
чашку чая, шикарный наряд, билет в автобусе или, даже, мост
что бы перейти вставшую на твоем пути реку. Видимо по такой
же причине ты утверждаешь будто по моему адресу живет другой
человек, носящий притом мои инициалы, что внешне мы похожи
как две капли воды, что зовут ее (меня) каким-то французским
именем ЭЛЬКА и, что вообще - ты даже меня придумал. А после
ты даже сподобился сказать, что я “лишь физическая субстанция,
служащая лишь материальной оболочкой для идеологического
персонажа” твоей фантазии.
В таком случае, а не продлить ли тебе свою идиллию -
фантазируй дальше. Придумай какой-нибудь нелепый “Happy end”
Вперед!
(Далее следовала дата и подпись Л. К.)
*В примечании говорится: Один из наиболее достоверных источников, коим является моя голова, сообщает читателю, что все вышеизложенное есть ни что иное как продолжение предыдущего и последующего и написано все тем же автором предыдущего и бесконечно последующего.
XVIII
От стены к стене
Я проснулся в два часа ночи в кресле. В темной комнате цветными пятнами мелькал включенный телевизор, отражаясь от потолка и заставляя мои глаза двигаться в расширительно-сужающемся направлении. Звонили в дверь. Звонили уже давно и настойчиво (чем меня и разбудили).
Ну а я, бдителен и вежлив, открыл дверь, а там - почтальон. Тут мне пришлось окончательно проснуться. Он мне сразу: распишитесь, то да се, И сует мне конвертик. Борода седая - старенький, сумка на плече (там еще много таких, видать). И как он их не путает, не кичится своей важностью.
Конвертик тем временем пухнул у меня в руках, обязуясь занять меня в этот вечер (вечер ли?) чем-нибудь интересненьким. Пока я рассматривал сей документ дедушка-почтальон уже исчез, и передо мной был лишь пустой коридор, освещенный крепко настоянным светом, излучаемым вкрученной заботливой рукой соседа (любителя сигарет иностранного происхождения и заметной вежливости, вернее ее волшебной причины) в аккуратно выведенный из-под ртутной лампы проводок (вернее в висячий на нем патрон).
Вот как раз этот самый свет из этой самой лампочки из этого самого патрона и светил мне. А светил он на конвертик: На строчках для обратного адреса красовались пять несоразмерных букв - Э.Л.Ь.К.А.
А потом он осветил и содержимое конверта: В конверте были пустые листы. Три абсолютно чистых листа и третий с надписью по диагонали "Придумай сам что здесь написать", сделанной чернильным карандашом.
Т.О., пребывая в шоке, я заплыл в свою квартиру (мои ноги, как мне тогда казалось, шли на десять сантиметров над паркетом). Как когда-то давно (видимо настолько, что я уже не помню когда) я ни как не мог приземлиться. Воздух - упругий серо-зеленый газ, как силикатный клей. Было душно, я открыл входную дверь и все окна, заливая свою квартиру этой дрянью. Глаза мои, как больно! Глаза как на иголках - чуть в сторону - сломал иглу, а закрыл глаза - все иглы впиваются хором в веки, в щеки, в мозг, в шею, в пальцы - все в иголках. Каждое прикосновение к себе как пулевое ранение. Когда я стал совсем задыхаться я пошел на кухню и, схватив самый острый нож, начал отрезать себе по кусочку воздух. Отрезал и вдыхал, отрезал - вдыхал, отрезал и опять вдыхал и опять отрезал. Отрезательно-вдыхательные движения сопровождались у меня с медленным продвижением по квартире. И вот так, беспорядочно размахивая ножом ходил я от стены к стене, многократно разрезая собственную тень и спотыкаясь об нее полубосыми ногами, пока не наткнулся на зеркало. Зеркало, ничего не подозревая, чинно висело на стене и холодно отражало действительность.
Тем временем в нем красовался некий мерзавец. Мерзавец с нахальным любопытством разглядывал меня большими на выкат глазами. Скандально взъерошенные волосы, обиженно надутые щеки, плотно сжатые губы - ненавижу! Ненавижу я этого гада!!! Пырнул я его ножом в морду сучью, а он и рассмеялся - улыбка кривая - от глаза до подбородка, зубы через один. Смешно! А я ему еще разок - он брови сдвинул, губы сжал, как змея перед укусом, смотрит из подлобья и нервно дышит. Злиться изволишь, наглец?! Ну держись! Сейчас не встанешь, гнида!
Бил я его долго и по морде, так что кровища в разные стороны, а зубы с глазами местами поменялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12