Заботливо-ласково и, наверное с безумным видом, приложил я остатки трубки к уху...
И тот час же ста свидетелем чужого разговора. Говорил кто-то наредкость знакомым голосом, сообщая собеседнику что-то про залитую квартиру. И тут к моим ногам приступила вода, я почувствовал, что стою в луже, а лужа не что иное, как моя квартира.
Это было сногсшибательно, хотя я итак еле стоял на ногах, но они меня все же несли. Несли они меня на кухню, конечно - хотелось узнать причину потопа. Под паркетом все хлюпало, а линолеум на кухне и вовсе обнаглел - плавал, нахально покачиваясь на волнах, исходящих кругами от моих ног. По центру кухни стоял малой. На этот раз в его руках была кружка (та самая, в которой я кручу отстой) Его одухотворенное лицо превращало дальнейшее мое к нему приближение в сущее преступление, по этой причине я застыл на месте. (К тому же я зело побаивался нашей беседы, как правило ведущей к выпадению в осадок одного из нас.)
Итак, Малой медленно, тоненькой струйкой лил воду на пол, слегка нагнув голову и завороженно смотря в кружку. Делал он это с необычайным старанием, испытывая при этом отрешенно-божественный кайф и, вероятно, вкладывая в это одуренный смысл. Он внимательнейшим образом следил за неизменностью толщины струйки. “Во бездонная посуда!” - подумал я.
VIII
Продолжение
Мне все это не понравилось. (Право, паранойя какая-то!) По этой причине я решил немедленно покинуть свой дом, (совершенно не задумываясь о последствиях) и я, забыв одеться, вылетел на улицу. тут мне стало холодно. Очень холодно... Конечности произвольно тряслись мелкой дрожью, сердцебиение слышали даже прохожие, в груди все съежилось и знобилось, а мозги, те вообще сводило. Стало очень худо. Так худо, что я решил проснуться. Но я никак не просыпался.
Не просыпался. Тут я в панике начал применять всевозможные народные приемы (пощипывание, стенодолбежка головой и т. д.) - не помогает...
Я бежал, смотря на мокрый асфальт и мелькающие по нему ноги. Я бежал по переулкам, улицам, шоссе, проспектам. Мои шаги увеличивались в геометрической прогрессии. Я бежал несмотря на грязь, сбивая пешеходов, шлепая по лужам и...
Упал. Просто - споткнулся и упал. Через некоторое время я встал, но где мои ноги я еще не понимал. Двигаясь в сторону ближайшего дома, я увидел свои ноги на должном месте, однако, не чувствуя оных, понял, что чего-то сильно отбил, правда не до конца. Я тяжело дышал (даже задыхался) как конь, прибежавший на ипподроме первым.
И тут я понял - это не сон.
это не сон ! ! - заорал я в отчаянном бешенстве.
Это не сон. - повторило эхо из окон соседних домов.
IX
Кто такая Л.К.
Про таких наверно говорят: с волками жить - по-волчьи выть.
Я долго стоял у двери, никак не решаясь позвонить. Я боялся. Я очень боялся того самого разочарования, которое столь гнусно доминирует в человеческих отношениях, превращая людей из полубогов в обычных людей, а из людей в черт знает что... В это время моя рука самопроизвольно нажала на звонок - дверь отворилась и на меня через порог глядела очаровательная молодая женщина в черном платье до паркета. Через минуту, разглядев друг-друга, мы уже вовсю трепались:
- Привет! (опять этот “Привет!”) я не видел тебя уже... уже лет семь.
- Привет, рассказывай как у тебя дела? Чего новенького есть?..
- А чего может быть новенького, ты и старенького ничего не помнишь небось... Кремлевский колледж-то окончила?.. Где работаешь, если работаешь, конечно?
- Работаю в Госбанке - мама устроила, у нее там подружка хорошая, так что мне повезло... А ты-то хоть работаешь?
- Когда как, смотря где...
(За все время беседы меня не покидало ощущение, будто я говорю с совершенно незнакомым человеком, и, только когда я поднимал глаза, я тут же без труда натыкался на знакомые черты и начинал теряться и задумываться.)
- ... А ты нищеты не боишься?... Как же в конце концов семья, дом?
- Ни нищеты, ни семьи, ни дома я не боюсь, потому что нет у меня этого, и не знаю я что это такое... Вот так!
- А вдруг узнаешь, мало ли как жизнь повернется. Только тогда уже поздно будет...
- А я-ты же знаешь-я в рубашке родился, хоть и в усмирительной, но в рубашке. И если ты не смогла ее снять, то хотя бы не завязывай рукава. Понятно? Не завязывай мне рукава, поняла?! - крикнул я, спускаясь вниз по лестнице.
В окнах были бумажные кружева снежинок. “Скоро новый год” - сказал я вслух.
Я шел и думал: Неужели это та самая девчонка, которая, сидя поздно вечером у костра, смотрела на меня через огонь огромными черными глазами из-под необычно длинных бровей. Неужто это та, которая улыбалась каждому моему сомнительному слову, слушая мои небылицы, та, которая шла на длительные (порой плохо кончавшиеся) разговоры с родителями, что бы отправиться со мной куда-нибудь километров за двадцать на велосипедах в какой-нибудь дремучий лес, где еще сохранились остатки немецких “увисилисельных” заведений, колючая проволока и разъяренные кабаны. (Такое путешествие действительно было) Неужели это то божество, которое заполняло пространство почти всех моих холстов?
Нет, эта женщина не имеет к этому никакого отношения. Нет, не имеет... Но тогда почему мне хочется вернуться обратно и спорить с ней до позднего вечера, до утра, до тех пор, пока я не увижу перед собой ту - знакомую мне Л.К.
Но было поздно - двери закрылись, я сел у окна, поезд тронулся и с грохотом понес меня прочь.
X
О том, что я не успел
Если бы я пришел домой, возможно первое, что я бы сделал - костер из элькашных писем в чугунной раковине на кухне. Всю ночь воняло бы горелым. (Может быть соседи даже вызвали бы пожарников.) Однако воняло только на кухне. Писем накопилось прилично (если еще принять во внимание то, что половина из них писалась не имея адреса.) Мойка была с горочкой заполнена бумажками. Пришлось даже снять шкафчик над ней, дабы знакомство с пожарниками увенчалось лишь штрафом за ложный вызов. После этого я перерыл всю свою квартиру в поисках спичек, но не найдя оных пришлось пойти к соседу. Засмоченный сосед стоял в коридоре и, мусоля в пальцах объедок сигареты иностранного происхождения, был заметно вежлив, что и послужило причиной, по которой он без лишних слов подарил мне зажигалку. С ее помощью я запалил этот костер.
Кухня моя осветилась, напугав ночных зевак на улице, ярким ослепительно-мерцающим светом. Через минуту все прекратилось - стало опять темно. Лишь съежившиеся черные хлопья слегка потрескивали, мерцая тлеющими краями в раскаленной мойке.
Приехал я бы на часок пораньше - я все бы это успел, но, к сожалению, когда я попал домой мне уже нужно было спать (я должен был ложиться рано) Спать было жутко, но необходимо, ведь, как мне сказали, “Чем больше я бодрствую, тем больше вероятность того, что все повторится”.
XI
Шестой день
Утро. Открываю глаза (Боже! Шестой день, а я уже “нормальный”) Шторы, обои, будильник, который можно швырнуть на пол в случае... Впрочем, снов в полном смысле этого слова я уже не видел (да и не особо хотел)
Все предметы в моем доме, начиная от сырых спичек и кончая телевизором, закованным в паутину и покрытым сантиметровым слоем пыли, были искренне рады моему возвращению. Через пол часа я уже нежно посасывал чаек из родной кружки, перелистывая маленькую книжечку и разглядывая в ней телефонные номера полузабытых полузнакомых людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
И тот час же ста свидетелем чужого разговора. Говорил кто-то наредкость знакомым голосом, сообщая собеседнику что-то про залитую квартиру. И тут к моим ногам приступила вода, я почувствовал, что стою в луже, а лужа не что иное, как моя квартира.
Это было сногсшибательно, хотя я итак еле стоял на ногах, но они меня все же несли. Несли они меня на кухню, конечно - хотелось узнать причину потопа. Под паркетом все хлюпало, а линолеум на кухне и вовсе обнаглел - плавал, нахально покачиваясь на волнах, исходящих кругами от моих ног. По центру кухни стоял малой. На этот раз в его руках была кружка (та самая, в которой я кручу отстой) Его одухотворенное лицо превращало дальнейшее мое к нему приближение в сущее преступление, по этой причине я застыл на месте. (К тому же я зело побаивался нашей беседы, как правило ведущей к выпадению в осадок одного из нас.)
Итак, Малой медленно, тоненькой струйкой лил воду на пол, слегка нагнув голову и завороженно смотря в кружку. Делал он это с необычайным старанием, испытывая при этом отрешенно-божественный кайф и, вероятно, вкладывая в это одуренный смысл. Он внимательнейшим образом следил за неизменностью толщины струйки. “Во бездонная посуда!” - подумал я.
VIII
Продолжение
Мне все это не понравилось. (Право, паранойя какая-то!) По этой причине я решил немедленно покинуть свой дом, (совершенно не задумываясь о последствиях) и я, забыв одеться, вылетел на улицу. тут мне стало холодно. Очень холодно... Конечности произвольно тряслись мелкой дрожью, сердцебиение слышали даже прохожие, в груди все съежилось и знобилось, а мозги, те вообще сводило. Стало очень худо. Так худо, что я решил проснуться. Но я никак не просыпался.
Не просыпался. Тут я в панике начал применять всевозможные народные приемы (пощипывание, стенодолбежка головой и т. д.) - не помогает...
Я бежал, смотря на мокрый асфальт и мелькающие по нему ноги. Я бежал по переулкам, улицам, шоссе, проспектам. Мои шаги увеличивались в геометрической прогрессии. Я бежал несмотря на грязь, сбивая пешеходов, шлепая по лужам и...
Упал. Просто - споткнулся и упал. Через некоторое время я встал, но где мои ноги я еще не понимал. Двигаясь в сторону ближайшего дома, я увидел свои ноги на должном месте, однако, не чувствуя оных, понял, что чего-то сильно отбил, правда не до конца. Я тяжело дышал (даже задыхался) как конь, прибежавший на ипподроме первым.
И тут я понял - это не сон.
это не сон ! ! - заорал я в отчаянном бешенстве.
Это не сон. - повторило эхо из окон соседних домов.
IX
Кто такая Л.К.
Про таких наверно говорят: с волками жить - по-волчьи выть.
Я долго стоял у двери, никак не решаясь позвонить. Я боялся. Я очень боялся того самого разочарования, которое столь гнусно доминирует в человеческих отношениях, превращая людей из полубогов в обычных людей, а из людей в черт знает что... В это время моя рука самопроизвольно нажала на звонок - дверь отворилась и на меня через порог глядела очаровательная молодая женщина в черном платье до паркета. Через минуту, разглядев друг-друга, мы уже вовсю трепались:
- Привет! (опять этот “Привет!”) я не видел тебя уже... уже лет семь.
- Привет, рассказывай как у тебя дела? Чего новенького есть?..
- А чего может быть новенького, ты и старенького ничего не помнишь небось... Кремлевский колледж-то окончила?.. Где работаешь, если работаешь, конечно?
- Работаю в Госбанке - мама устроила, у нее там подружка хорошая, так что мне повезло... А ты-то хоть работаешь?
- Когда как, смотря где...
(За все время беседы меня не покидало ощущение, будто я говорю с совершенно незнакомым человеком, и, только когда я поднимал глаза, я тут же без труда натыкался на знакомые черты и начинал теряться и задумываться.)
- ... А ты нищеты не боишься?... Как же в конце концов семья, дом?
- Ни нищеты, ни семьи, ни дома я не боюсь, потому что нет у меня этого, и не знаю я что это такое... Вот так!
- А вдруг узнаешь, мало ли как жизнь повернется. Только тогда уже поздно будет...
- А я-ты же знаешь-я в рубашке родился, хоть и в усмирительной, но в рубашке. И если ты не смогла ее снять, то хотя бы не завязывай рукава. Понятно? Не завязывай мне рукава, поняла?! - крикнул я, спускаясь вниз по лестнице.
В окнах были бумажные кружева снежинок. “Скоро новый год” - сказал я вслух.
Я шел и думал: Неужели это та самая девчонка, которая, сидя поздно вечером у костра, смотрела на меня через огонь огромными черными глазами из-под необычно длинных бровей. Неужто это та, которая улыбалась каждому моему сомнительному слову, слушая мои небылицы, та, которая шла на длительные (порой плохо кончавшиеся) разговоры с родителями, что бы отправиться со мной куда-нибудь километров за двадцать на велосипедах в какой-нибудь дремучий лес, где еще сохранились остатки немецких “увисилисельных” заведений, колючая проволока и разъяренные кабаны. (Такое путешествие действительно было) Неужели это то божество, которое заполняло пространство почти всех моих холстов?
Нет, эта женщина не имеет к этому никакого отношения. Нет, не имеет... Но тогда почему мне хочется вернуться обратно и спорить с ней до позднего вечера, до утра, до тех пор, пока я не увижу перед собой ту - знакомую мне Л.К.
Но было поздно - двери закрылись, я сел у окна, поезд тронулся и с грохотом понес меня прочь.
X
О том, что я не успел
Если бы я пришел домой, возможно первое, что я бы сделал - костер из элькашных писем в чугунной раковине на кухне. Всю ночь воняло бы горелым. (Может быть соседи даже вызвали бы пожарников.) Однако воняло только на кухне. Писем накопилось прилично (если еще принять во внимание то, что половина из них писалась не имея адреса.) Мойка была с горочкой заполнена бумажками. Пришлось даже снять шкафчик над ней, дабы знакомство с пожарниками увенчалось лишь штрафом за ложный вызов. После этого я перерыл всю свою квартиру в поисках спичек, но не найдя оных пришлось пойти к соседу. Засмоченный сосед стоял в коридоре и, мусоля в пальцах объедок сигареты иностранного происхождения, был заметно вежлив, что и послужило причиной, по которой он без лишних слов подарил мне зажигалку. С ее помощью я запалил этот костер.
Кухня моя осветилась, напугав ночных зевак на улице, ярким ослепительно-мерцающим светом. Через минуту все прекратилось - стало опять темно. Лишь съежившиеся черные хлопья слегка потрескивали, мерцая тлеющими краями в раскаленной мойке.
Приехал я бы на часок пораньше - я все бы это успел, но, к сожалению, когда я попал домой мне уже нужно было спать (я должен был ложиться рано) Спать было жутко, но необходимо, ведь, как мне сказали, “Чем больше я бодрствую, тем больше вероятность того, что все повторится”.
XI
Шестой день
Утро. Открываю глаза (Боже! Шестой день, а я уже “нормальный”) Шторы, обои, будильник, который можно швырнуть на пол в случае... Впрочем, снов в полном смысле этого слова я уже не видел (да и не особо хотел)
Все предметы в моем доме, начиная от сырых спичек и кончая телевизором, закованным в паутину и покрытым сантиметровым слоем пыли, были искренне рады моему возвращению. Через пол часа я уже нежно посасывал чаек из родной кружки, перелистывая маленькую книжечку и разглядывая в ней телефонные номера полузабытых полузнакомых людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12