Любое страдание - наказание, и при том в долг не дающееся.
Эх, как возьму я стул, аль табуреточку, да и вышибу стекло из оконной рамы вон. Да как встану на подоконничек, до как закричу, громко-громко при том:
Эй! Грехи отпущаю!
Смелей!
Заходи ко мне
На чашечку чая!
Прийдет ли кто? Да нет. Скорей опять - пожарники, лестница, зеваки, санитары, ну а дальше - сами знаете...
И вот сижу я и размышляю в слух, а тем временем из кармана моего светлой пролетарской улыбкой улыбался шиш - надо искать работу.
Телефон - звонки - просьбы - гудки - обещания и, наконец, за всем этим слышен голос - говорит М.М. :
- Залетай ко мне, если у тебя сегодня день свободный. У меня для тебя такая работа есть!
- Хорошо, я сейчас, только оденусь.
- Стой, стой! Так ты вернулся?
( Весть о моем “славном возвращении” похоже дошла до половины Москвы, при чем, преимущественно до северо-западной. )
Ну ладно, прийдешь расскажешь.
Вот, - подумал я - есть же люди. М.М. правда всегда отличался ненавязчивой добротой.
Запыхавшись при поднимании на четвертый этаж, я начал названивать в дверь к М.М. посредством нажатия левой рукой, предварительно сжатой в кулак, на маленькую кругленькую жужалку. Тем временем мое боковое зрение наблюдало разжиревшую от мусора зеленую трубу на лестничной площадке у окна - главный органоид мусоропровода. Тот, в свою очередь, имел при себе металлический ящик, завершающий его экстерьер, громоздясь на самом верху. Вот как раз этот ящик и был аккуратно облеплен с верху до низу пачками “ломов” и уставлен, возвышающимися над всей этой инсталляцией, “бирными” зелененькими бутылочками.
Тем временем звонил я уже без малого две минуты, и собака бесновалась под дверью. М.М. , звонку моему доселе не внемля, дверь все же отворил и гостеприимно произнес: “Проходи!”, глядя на меня через порог с зубной щеткой за щекой.
- Сейчас, подожди пять минуточек, ладно? - сказал М.М.
- Да я уж вижу, давай. Кстати, может объяснишь куда ты меня собираешься тащить, а?
- Потом... Потом все узнаешь.
- Это что же выходит? Я тебя разбудил значит своим звонком?
- Угу! - гнусаво отозвалось из ванной, - Пойди выключи этого хулигана.
(На кухне, словно постовой вслед убегающей шпане, мягко, по нарастающей засвистел чайник.)
Вообще сам факт, что я иду на работу для меня являлся особенно поразительным. Вероятно я бы меньше удивился, если бы из-под склепа встал покойник со словами: “Мне завтра на работу!”
Тут в дверях появился М.М. с мокрой взъерошенной головой, кусая верхнюю губу. Чай к тому времени уже стоял на столе, испуская бодрящие благовония. Он сел за стол напротив меня и, видимо уже по привычке, начал крутить ложечку в чае, направив свой взгляд в окно, где с претензией на дождь капала реденькая мрась.
- Слушай, мальчик, - обратился я к нему, - Ты мне скажи, кто ж тебе такой порядок навел. Слышишь меня?
- А?.. Что?
- Я говорю кто тебе такой марафет навел?
- (В ответ он застенчиво улыбнулся)
- Да, что уж там. Приятно когда о тебе кто-нибудь помнит, заботится... Лестно чувствовать, что ты кому-то нужен. У меня такое чувство возникает в двух случаях: во-первых - при встрече с мамой, а во-вторых - когда на меня смотрят глаза моей собаки, но это бывает только когда я ем мясо.
- Ладно, СЭР, что мы здесь так и будем весь день сидеть и ныть?
- Пошли.
Путь до метро в душном автобусе типа “ЛИАЗ” вряд ли заслуживает столь подробного описания, но зато потом:
М.М. протащил меня окольными путями с одной пересадкой до станции метро “Октябрьская кольцевая” и, с как можно более серьезным видом сказал: “Сейчас ты встретишь человека, хорошего человека, так вот будь с ним по вежливее, ни тебе так мне этот человек может очень пригодиться” Я, собравшись с мыслями, сделал как можно более серьезное и понимающее выражение лица, хотя мы оба знали, что ни о каком понимании и речи быть не могло. Тем временем поезд с грохотом влетел на станцию, на ходу открывая двери, и мы шагнули на платформу.
Через минуту я уже почувствовал на себе чьи-то глаза. А позже я увидел, как некий неординарный юноша ловил нас взглядом из толпы. Ловил, ловил и выловил, вернее, мы сами попались -М.М. его увидел и взяв меня за ручку как ребеночка, потащил в конец зала, где была за решеткой спрятана ниша с лестницей вниз, освещенная голубоватым светом. Юноша был одет в серые, нарочно смятые и с недюжими отверстиями на коленях джинсы, на голове у него был кожаный черный шлем летчика-высотника с длинными ушами еще более длинными исходящими от них веревочками, ноги его были обуты в кирзовые сапоги, а на шее висела связка ключей (вероятно, частная коллекция), при чем каждый ключик был подвешен на вышевисящий, т. о. ключики свисали длинной цепочкой к ногам.
Словом юноша был гопником с ног до головы, но это лишь на первый, как правило, ошибочный взгляд. К тому же сей музейный экспонат был не особо разговорчив и поспешил вытянуть нас на поверхность.
XV
Глава про гопников
Вечером я уже считал деньги. Ну вот, опять - сначала ответил, а потом задал вопрос: “Ну зачем мне столько денег?”
За стеной на кухне нахально трезвонил соседский телефон, на улице было еще светло, а я сидел в темноте и думал: ну вот, завтра точно начну “нью гам”, все сначала.
Дети на кухне играли в футбол,
Юная леди жевала DIROL,
В доме безудержно счетчик жужжал,
Кто-то звонка телефонного ждал.
В темном футляре в кармане очки,
Опытным взглядом сужались зрачки,
Доктор-профессор, глумясь над столом,
Ищет в кривой уравненья излом.
И, не взирая на то что слепой,
На три аршина глядит под тобой,
Сверлит глазами соседский сортир
В щелях замков посторонних квартир.
По вечерам, доставая футляр,
Он чистоплотно строчил мемуар
И, не желая сознаться что стар,
Мысли свои упаковывал в “rar”
Он и сегодня сидит за столом,
Словно бы на эшафоте пустом.
Сквозь водородно-урановый смех
Доктор-профессор похерит нас всех.
Лезет же дурь такая тебе в голову, да еще и в стихах. Дурь, да еще и в стихах - ну как тут не записать! А теперь вы меня спросите: “А имею ли я право назвать это стихами?” А то и вообще: ”А имею ли я право?”
Право на что? На собственные мысли? Или я грешен тем, что не знаю: укладываются они в анапест или амфибрахий. Но позвольте, разве средства важнее цели? Условие “Владение способом выражения собственных мыслей/чувств” - необходимое, но недостаточное, в отличии от условия достаточного, коем является наличие этих самых мыслей/чувств, достаточного на столько, что бы назвать этого человека к примеру поэтом, музыкантом, художником, артистом, в зависимости от средств выражения. И, в конце концов, человек, владеющий классической игрой на гитаре, умеющий рисовать, владеющий искусством стихосложения, но выражающий при этом чью-либо (если вообще выражающий) м/ч - имеет ли он хоть какое-нибудь отношение к искусству?
Тем временем местные локальные гопнички решили потратить остаток дня и распить пластмассовую бутылку из-под пива (за содержимое не ручаюсь). Неоднократно передавая ее из рук в руки и, тем самым приводя ее содержимое в “боевую готовность”, они долго решали кому же ее открывать. И наконец, доведя оную до состояния крайней нестабильности (до экстаза) вручили ее (бутылку, а не жидкость) одному из смельчаков (вероятно, самому смелому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Эх, как возьму я стул, аль табуреточку, да и вышибу стекло из оконной рамы вон. Да как встану на подоконничек, до как закричу, громко-громко при том:
Эй! Грехи отпущаю!
Смелей!
Заходи ко мне
На чашечку чая!
Прийдет ли кто? Да нет. Скорей опять - пожарники, лестница, зеваки, санитары, ну а дальше - сами знаете...
И вот сижу я и размышляю в слух, а тем временем из кармана моего светлой пролетарской улыбкой улыбался шиш - надо искать работу.
Телефон - звонки - просьбы - гудки - обещания и, наконец, за всем этим слышен голос - говорит М.М. :
- Залетай ко мне, если у тебя сегодня день свободный. У меня для тебя такая работа есть!
- Хорошо, я сейчас, только оденусь.
- Стой, стой! Так ты вернулся?
( Весть о моем “славном возвращении” похоже дошла до половины Москвы, при чем, преимущественно до северо-западной. )
Ну ладно, прийдешь расскажешь.
Вот, - подумал я - есть же люди. М.М. правда всегда отличался ненавязчивой добротой.
Запыхавшись при поднимании на четвертый этаж, я начал названивать в дверь к М.М. посредством нажатия левой рукой, предварительно сжатой в кулак, на маленькую кругленькую жужалку. Тем временем мое боковое зрение наблюдало разжиревшую от мусора зеленую трубу на лестничной площадке у окна - главный органоид мусоропровода. Тот, в свою очередь, имел при себе металлический ящик, завершающий его экстерьер, громоздясь на самом верху. Вот как раз этот ящик и был аккуратно облеплен с верху до низу пачками “ломов” и уставлен, возвышающимися над всей этой инсталляцией, “бирными” зелененькими бутылочками.
Тем временем звонил я уже без малого две минуты, и собака бесновалась под дверью. М.М. , звонку моему доселе не внемля, дверь все же отворил и гостеприимно произнес: “Проходи!”, глядя на меня через порог с зубной щеткой за щекой.
- Сейчас, подожди пять минуточек, ладно? - сказал М.М.
- Да я уж вижу, давай. Кстати, может объяснишь куда ты меня собираешься тащить, а?
- Потом... Потом все узнаешь.
- Это что же выходит? Я тебя разбудил значит своим звонком?
- Угу! - гнусаво отозвалось из ванной, - Пойди выключи этого хулигана.
(На кухне, словно постовой вслед убегающей шпане, мягко, по нарастающей засвистел чайник.)
Вообще сам факт, что я иду на работу для меня являлся особенно поразительным. Вероятно я бы меньше удивился, если бы из-под склепа встал покойник со словами: “Мне завтра на работу!”
Тут в дверях появился М.М. с мокрой взъерошенной головой, кусая верхнюю губу. Чай к тому времени уже стоял на столе, испуская бодрящие благовония. Он сел за стол напротив меня и, видимо уже по привычке, начал крутить ложечку в чае, направив свой взгляд в окно, где с претензией на дождь капала реденькая мрась.
- Слушай, мальчик, - обратился я к нему, - Ты мне скажи, кто ж тебе такой порядок навел. Слышишь меня?
- А?.. Что?
- Я говорю кто тебе такой марафет навел?
- (В ответ он застенчиво улыбнулся)
- Да, что уж там. Приятно когда о тебе кто-нибудь помнит, заботится... Лестно чувствовать, что ты кому-то нужен. У меня такое чувство возникает в двух случаях: во-первых - при встрече с мамой, а во-вторых - когда на меня смотрят глаза моей собаки, но это бывает только когда я ем мясо.
- Ладно, СЭР, что мы здесь так и будем весь день сидеть и ныть?
- Пошли.
Путь до метро в душном автобусе типа “ЛИАЗ” вряд ли заслуживает столь подробного описания, но зато потом:
М.М. протащил меня окольными путями с одной пересадкой до станции метро “Октябрьская кольцевая” и, с как можно более серьезным видом сказал: “Сейчас ты встретишь человека, хорошего человека, так вот будь с ним по вежливее, ни тебе так мне этот человек может очень пригодиться” Я, собравшись с мыслями, сделал как можно более серьезное и понимающее выражение лица, хотя мы оба знали, что ни о каком понимании и речи быть не могло. Тем временем поезд с грохотом влетел на станцию, на ходу открывая двери, и мы шагнули на платформу.
Через минуту я уже почувствовал на себе чьи-то глаза. А позже я увидел, как некий неординарный юноша ловил нас взглядом из толпы. Ловил, ловил и выловил, вернее, мы сами попались -М.М. его увидел и взяв меня за ручку как ребеночка, потащил в конец зала, где была за решеткой спрятана ниша с лестницей вниз, освещенная голубоватым светом. Юноша был одет в серые, нарочно смятые и с недюжими отверстиями на коленях джинсы, на голове у него был кожаный черный шлем летчика-высотника с длинными ушами еще более длинными исходящими от них веревочками, ноги его были обуты в кирзовые сапоги, а на шее висела связка ключей (вероятно, частная коллекция), при чем каждый ключик был подвешен на вышевисящий, т. о. ключики свисали длинной цепочкой к ногам.
Словом юноша был гопником с ног до головы, но это лишь на первый, как правило, ошибочный взгляд. К тому же сей музейный экспонат был не особо разговорчив и поспешил вытянуть нас на поверхность.
XV
Глава про гопников
Вечером я уже считал деньги. Ну вот, опять - сначала ответил, а потом задал вопрос: “Ну зачем мне столько денег?”
За стеной на кухне нахально трезвонил соседский телефон, на улице было еще светло, а я сидел в темноте и думал: ну вот, завтра точно начну “нью гам”, все сначала.
Дети на кухне играли в футбол,
Юная леди жевала DIROL,
В доме безудержно счетчик жужжал,
Кто-то звонка телефонного ждал.
В темном футляре в кармане очки,
Опытным взглядом сужались зрачки,
Доктор-профессор, глумясь над столом,
Ищет в кривой уравненья излом.
И, не взирая на то что слепой,
На три аршина глядит под тобой,
Сверлит глазами соседский сортир
В щелях замков посторонних квартир.
По вечерам, доставая футляр,
Он чистоплотно строчил мемуар
И, не желая сознаться что стар,
Мысли свои упаковывал в “rar”
Он и сегодня сидит за столом,
Словно бы на эшафоте пустом.
Сквозь водородно-урановый смех
Доктор-профессор похерит нас всех.
Лезет же дурь такая тебе в голову, да еще и в стихах. Дурь, да еще и в стихах - ну как тут не записать! А теперь вы меня спросите: “А имею ли я право назвать это стихами?” А то и вообще: ”А имею ли я право?”
Право на что? На собственные мысли? Или я грешен тем, что не знаю: укладываются они в анапест или амфибрахий. Но позвольте, разве средства важнее цели? Условие “Владение способом выражения собственных мыслей/чувств” - необходимое, но недостаточное, в отличии от условия достаточного, коем является наличие этих самых мыслей/чувств, достаточного на столько, что бы назвать этого человека к примеру поэтом, музыкантом, художником, артистом, в зависимости от средств выражения. И, в конце концов, человек, владеющий классической игрой на гитаре, умеющий рисовать, владеющий искусством стихосложения, но выражающий при этом чью-либо (если вообще выражающий) м/ч - имеет ли он хоть какое-нибудь отношение к искусству?
Тем временем местные локальные гопнички решили потратить остаток дня и распить пластмассовую бутылку из-под пива (за содержимое не ручаюсь). Неоднократно передавая ее из рук в руки и, тем самым приводя ее содержимое в “боевую готовность”, они долго решали кому же ее открывать. И наконец, доведя оную до состояния крайней нестабильности (до экстаза) вручили ее (бутылку, а не жидкость) одному из смельчаков (вероятно, самому смелому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12