Величье вернул Исмаила сынам
И пеший вступает он в Бейт аль-харам[Бейт аль-харам - заповедный,
запретный для иноверцев храм. Кааба в Мекке.]
Куда б ни пришел повелитель царей,
Всем золото сыплет его казначей.
(Перевод Ц. Бану-Лахути и В. Берзнева)
Случалось, что от казначея Искандера перепадало даже и простым,
бедным арабам:
Нежданно увидел себя богачом
И нищий, и хлеб добывавший трудом.
Так постепенно фантастика, легенды стали настолько заслонять
историческую основу биографии Александра Македонского-Искандера, что
даже поэты, начиная с Амира Хосрова Дехлеви (1253-1325), пытаются
отделить его от пророка Зу-ль-Карнайна Корана. Турецкий поэт Таджеддин
Ахмеди (ум. в 1412 г.), автор старейшей из тюркоязычных
"Искандер-намэ", поместил в ней особый рассказ о том, как на пути к
источнику "живой воды" "Искандер видел хижину Искандера,
предшествовавшего ему", - Зу-ль-Карнайна[См. описание рукописи,
опубликованное Аслановым В. И.: Ахмеди и его "Искандер-намэ". - Народы
Азии и Африки, 1966, № 4. с. 165.].
Как поэт и мыслитель, исповедовавший ислам, Фирдоуси знал, что,
согласно Корану, мусульманскому преданию и учению о пророках, все
пророки и посланники Аллаха, начиная с Адама, исповедовали ислам и
были проповедниками этой религии. Все они, согласно преданиям ислама,
испытали на себе "благотворность света" посланника Мухаммеда,
созданного Аллахом еще до того, как он сотворил Землю и небесные
светила и намного раньше того, как Мухаммед появился в Мекке, на
Земле. И писания, книги, которые до Корана передавались якобы
посланникам Аллаха - Тора, Инджиль, Забур, - были священными,
правильно излагающими вероучение ислама. Однако затем людей, которым
эта истина проповедовалась, Иблис сбивал с "прямого пути", они уходили
в многобожие, ширк. Искажались и данные им книги, писания. Чтобы
восстановить истину, Аллах посылал все новых и новых пророков, не
забывая о необходимости просветить своим учением каждый народ или, в
случае греховного упорства, истребить его.
Подобное представление об истории пророков формально логично, но
оно не всегда согласуется с расширенным толкованием доисламского
прошлого как времен джахилийи - язычества, варварства. Во всяком
случае, эта особенность понимания древней истории в исламе не
нуждается в допущении некоего "анахронизма", как это делается в
последнее время при объяснении поэм, например, Низами, посвященных
образу Искандера. Другое дело, что тот же Низами, обсуждая со своими
персонажами вопрос о сотворении мира, сводит вместе мыслителей разных
времен и народов. В его поэме оказываются вместе и Сократ, умерший за
43 года до исторического Искандера - Александра Македонского, и
Платон, живший в 427-347 годах до н. э., и Архимед, родившийся 37 лет
спустя после смерти Александра, и т. д. Вместе с тем это показывает,
сколь широко было мировоззрение поэта Низами, как решительно он
противостоял нетерпимости к иноверцам. Любопытна, в частности, у
Низами беседа Искандера с индийским мудрецом, излагающим взгляды,
близкие к учению материалистов Древней Индии, чарваков.
Возвышая пророков, священные книги, богослужебная литература
ислама и других религий называют многие десятилетия и даже сотни лет,
якобы прожитых ими. Однако Низами измеряет ценность жизни человека не
числом прожитых им лет и не тем, какую религию он исповедовал, а тем,
что он успел совершить, что сделал полезного, сколь весомым оказался
его труд. Когда поэту исполнилось 60 лет, он в своей крупнейшей поэме
"Искандер-намэ" написал:
Так о годах промолвлю, хоть это старо:
Время жизни - колодец, веревка, ведро.
Коль ведро из колодца выходит пустое,
Размышлять, сколь протяжна веревка, не стоит.
Я сказал - и ушел, и оставил тетрадь,
Не годится мой сказ мимоходом читать[Отрывки из "Искандер-намэ"
Низами здесь и дальше привожу по изданию: Низами. Искандер-намэ. М.,
1953.].
И хотя мусульманину полагалось хвалить пророков Аллаха, Низами
нашел для изображения Искандера не только светлые, но и теневые
краски. Он не видит разницы между государями, исповедующими разные
веры, но ведущими истребительные войны. Какими бы благовидными
предлогами они ни прикрывались, их действия не оправданы, если они
несут народам ущерб, нищету. Ибо
Хоть стремленье владык благотворно, - но все же
Не всегда ли оно с разорением схоже?
И хотя Коран не выступает против неравенства и даже рабства, в
"Искандер-намэ" недвусмысленно осуждено положение, когда
Над халвой у печи гнутся многие люди,
Но халву - одному преподносят на блюде.
Обширность территории, на которой вел войны Искандер, дала
возможность Низами сказать о всех известных ему частях света. И едва
ли не повсеместно его главному герою - полководцу, царю, пророку
Аллаха, проповеднику и "искателю истины" - Искандеру Зу-ль-Карнайну
открывалась безотрадная картина. Так, на южном просторе он встретил
крестьян, любящих свой земледельческий труд, но подавленных
непосильными податями и беззаконием правителей - владетельных
феодалов, за взятки выдающих бераты - документы на получение сборов,
причитающихся казне с того или другого селения. Размер податей,
взимавшихся по таким бератам с помощью вооруженных воинов, во много
раз превышал установленные нормы и вконец разорял тружеников. Не
выдерживая гнета, крестьяне бежали из родных селений, оставляя
невозделанными пашни.
Низами критикует эти порядки, продолжавшие существовать и в его
время, в феодальном обществе XII века, в том числе у него на родине, в
Азербайджане. Своего Искандера он прославляет не как захватчика, так
как считает, что тот способен упразднить беззаконие и произвол,
покончить с царящей на земле несправедливостью; далеко не на первом
месте у Низами и пророческие прерогативы его главного героя. Напротив,
Низами подчеркивает, что войны, которые ведет Искандер, ничем не лучше
агрессии любых других захватчиков, царей, какой бы веры они ни
держались.
Исторический Александр Македонский не был в Китае. Однако он был
в Средней Азии и Северо-Западной Индии. И здесь, как и в других
странах, он не столько строил и украшал города, сколько разрушал их,
превращая в руины и истребляя население. В Средней Азии, где Александр
Македонский едва ли не впервые встретил ожесточенное сопротивление
народа, завоеватель проявлял крайнюю жестокость. В одном Согде и его
городах, главным из которых являлся Самарканд, было истреблено не
менее 120 тысяч человек. Недобрая память об этих бесчинствах
сохранялась века.
То, что эта поэма Низами написана всего лишь за 15-20 лет до
того, как в Закавказье вторглись полчища Чингис-хана, говорит о силе
антивоенных настроений, существовавших на его родине, как и в других
странах Ближнего и Среднего Востока. Ведь жители этих районов после
походов Александра Македонского пережили немало и других
истребительных войн, и в их числе завоевания Арабского халифата, 17
разорительных походов в Северную Индию султана Махмуда Газневида (ок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80