Что-то всегда заскакивает в ее
механизме как раз перед тем, как ее чувства должны вырваться, а уж на
следующий день ее столь же страстно влечет к чему-нибудь другому.
Ее соболезнование звучало, насколько я помню, приблизительно так:
- Конрад, вы даже не представляете себе, как я удручена! В самом
деле! Хотя я даже не встречалась с вашей женой, но я так понимаю ваши
чувства!
Ее голос то поднимался, то опускался, принимая всевозможные оттенки,
и я знал, что она свято верит во все, о чем сейчас говорит. И за это я был
ей благодарен.
- Нет вашей женщины, и у вас на сердце тяжесть. Словами не облегчить
эту тяжесть. Что на роду написано, то нельзя зачеркнуть. Я скорблю вместе
с вами, Конрад.
Ее слова не удивили меня. Этим человеком никогда не владела злоба или
ненависть. У нее не было личных мотивов убить меня. Поэтому я был уверен,
что ее соболезнование было самым искренним.
Миштиго не сказал ни слова в мое утешение. Это чуждо самой природе
веганцев. Для синеоких смерть - событие радостное. В соответствии с их
этическими воззрениями, она означает акт завершения - рассеивание духов
мира человека на мельчайшие частицы, воспринимающие наслаждение в огромном
всеобщем организме. Материально смерть - это торжественная ревизия всего
того, чем обладал покойник. Это торжественный раздел его состояния,
сопровождаемый пиршеством в глобальной пьянке.
- Печально, что так получилось, друг мой, - сказал Дос Сантос. -
Утрата женщины - все равно, что потеря собственной крови. Печаль ваша
велика и безутешна. Она подобна тающему огню, который никак не может
потухнуть. Все это прискорбно и ужасно. Смерть - жестокая и темная штука,
- заключил он и его глаза стали влажными. - Кем бы вы ни были - веганцем,
евреем, мавром - для испанца Сантоса жертва есть жертва, нечто
воспринимаемое на недоступном для меня туманном мистическом уровне.
Затем ко мне подошла Диана и сказала:
- Ужасно... Очень жаль. Что тут говорить еще.
Я кивнул:
- Спасибо.
- Есть кое что, о чем я должна вас спросить. Но не сейчас, позднее.
- Как хотите, - сказал я, когда все ушли, и стал снова глядеть на
реку и размышлять об этих последних днях.
Она, казалось, была опечалена не меньше других, но у меня было
ощущение, что эта пара - Дос Сантос и Диана - в чем-то причастны к тому,
что связано с роботом. Хотя я сам уверен, что именно Диана кричала Хасану,
когда робот душил меня, чтобы он его оставил. Значит, остальные молчали.
Но я почти уверен, что прежде, чем что-либо предпринять, Дос всегда
советуется с ней.
В результате не осталось никого, кого я мог бы подозревать. И не было
каких-либо очевидных мотивов. Все это могло быть чистой случайностью.
Однако...
Однако, чувство того, что кто-то хотел меня убить, не покидало меня.
Я знал, что Хасан вовсе не прочь заняться двумя поручениями сразу от
различных заказчиков, если только интересы их не пересекаются. И от этого
я почувствовал себя счастливым.
Это давало мне какую-то цель, с этим уже можно было что-то делать. На
самом деле, ничто так не вызывает желание жить, как уверенность в том, что
кто-то хочет тебя убить. Я должен был определить, кто это! Выяснить
причину. И остановить убийцу!..

6
Второй выпад со стороны смерти произошел очень скоро, и как бы мне ни
хотелось увязывать его с деятельностью кого-либо из людей, этого я не мог
сделать. На этот раз это был просто один из капризов слепой судьбы,
который иногда сваливается на голову, подобно незваному гостю к обеду.
Финал же этого случая, тем не менее, совершенно ошеломил меня и
придал ходу моих мыслей новый поворот, спутав прежние догадки.
Вот как это было.
Веганец сидел у самой реки, делая зарисовки противоположного берега.
Я полагаю, что, окажись он на том берегу, то он делал бы зарисовки этого
берега, на котором сидел сейчас. Это предположение весьма цинично, но меня
обеспокоил сам факт того, что он ушел один в это душное болотистое место,
не сказав никому о том, что он уходит, и не взяв с собой ничего более
существенного, чем карандаш.
И это случилось.
Старое замшелое бревно, которое несло по течению рядом с берегом,
внезапно перестало быть бревном. Длинный змеиный хвост взметнулся вверх,
на другом конце появилась огромная пасть, полная зубов, и множество
крохотных ножек коснулись твердой почвы и понесли чудовище вперед так
быстро, как будто оно катилось на колесах.
Я завопил что было мочи и рванулся вперед, схватившись за свой пояс.
Миштиго выронил блокнот и стал удирать. Однако боадил был уже в
непосредственной близости к нему, и я не мог стрелять. Я стремительно
бросился к нему, но к тому времени, когда я оказался возле веганца,
чудовище уже дважды обвило его... и пришелец стал в два раза более синим.
Теперь оставался только один способ заставить чудовище разжать свои
объятия, по крайней мере в этот момент.
Я схватил боадила за голову как раз в тот момент, когда в его
крохотном мозгу мысли о завтраке приняли законченную форму. Мне удалось
просунуть свои пальцы под чешуйчатые наросты, расположенные по бокам
головы чудовища. Затем я стал изо всех сил сдавливать своими большими
пальцами его глаза. Боадил, будто гигантской плетью, хлестнул меня
хвостом.
На ноги я поднялся метрах в трех от того места, где находился прежде.
Миштиго был отброшен еще дальше. К тому времени, когда чудовище напало
снова, он был уже на ногах.
Однако боадил напал не на веганца, а на меня. Он встал на дыбы,
приподнявшись над землей метра на три, и обрушился на меня сверху. Я
бросился в сторону, и огромная плоская голова промахнулась всего на
несколько дюймов, обдав меня фонтаном камешков и грязи.
Я попытался подняться, но на этот раз был сбит с ног ударом хвоста. Я
встал на карачки и стал отползать назад, но было уже слишком поздно. Я
оказался внутри петли, обхватившей меня вокруг бедер.
Две синие руки вцепились в тело боадила, но они не смогли сдержать
дьявольские объятия дольше двух-трех секунд. Теперь мы оба были завязаны
узлами.
Я сопротивлялся, как мог, но что можно сделать толстому
бронированному кабелю, снабженному множеством рвущих кожу ног?
Мою правую руку могучее объятие пригвоздило к туловищу, а левую я
даже не мог вытянуть, чтобы как-то воздействовать на глаза чудовища.
Кольца сжимались все сильнее. Я стал отбиваться и царапаться, пока мне в
конце концов не удалось, страшно ободрав руку, освободить ее. Этой рукой я
закрылся, чтобы схватить нижнюю часть туловища боадила, и огромным усилием
отодвинул голову чудовища немного в сторону. Гигантское кольцо обвилось
вокруг моей талии, оно сжимало меня все сильнее, даже сильнее, чем
несколько дней назад робот-борец.
Затем боадил рванул свою голову от меня, вырвался из моей руки и,
широко распахнув пасть, мотнул головой вниз.
Сопротивление, которое оказывал Миштиго, в какой-то степени отвлекало
чудовище и замедляло его расправу со мной. Это дало мне возможность
приготовиться к защите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46